Через несколько недель после отъезда Джона Абигейл получила от него памфлет под заголовком «Здравый смысл», опубликованный в Филадельфии. Памфлет не был подписан, но, прочитав первые строки введения, Абигейл уверилась в том, что его автор — Джон: «Дело Америки — в значительной мере дело всего человечества. Много обстоятельств уже возникало и еще возникнут, которые имеют не локальное, а всеобщее значение и затрагивают принципы, касающиеся всех гуманистов… Безопасность есть подлинное предначертание и цель правительства, и из этого неотвратимо вытекает, что при любой форме правления предпочтительно, чтобы обеспечиваемая им безопасность вызывала наименьшие расходы и приносила наибольшую выгоду».

Вчитываясь в сокрушительную критику священного права королей, бедствия, навлекаемого монархией, наследственным правом, и «всеми коронованными разбойниками, какие когда-либо жили», углубляясь в «Мысли о нынешнем состоянии американских дел» с их звенящим, красноречивым призывом к отделению от Англии и смелым требованием к созданию нового государства, которое уже издавна было «убежищем преследуемых сторонников гражданской и религиозной свободы во всех уголках Европы», Абигейл осознавала, что в стране зазвучал новый голос, столь же ясный и убедительный, как голос Джона Адамса.

В Новой Англии считали, что памфлет принадлежит Джону Адамсу. Абигейл старалась убедить друзей и родственников, что Джон не был его автором.

Последующие слухи, привезенные путешественниками, — не столь лестные — также требовали опровержения. Миф распространялся быстрее эпидемии дизентерии: Джон Адамс и Джон Хэнкок — предатели, сбежали в Англию. Абигейл узнала, что такое обвинение состряпано в среде тори Брейнтри и передавалось через членов англиканской церкви. Видимость достоверности мифу придавали сведения о военном корабле, на котором они отплыли, об имени капитана, багаже, взятом каждым, часе отплытия, о том, сколько денег изъяли они из фондов Массачусетского законодательного собрания, о выкраденных ими и переданных британскому парламенту для опубликования документах Конгресса.

В последовавшие девять дней слухи разбухали как снежный ком. Люди вновь сторонились говорить с ней, они отводили глаза, рассматривая подвешенные к потолку лавки птичьи клетки и жестяные тазы. Некоторые не скрывали своего ликования, поглядывая на нее с демонстративным удовлетворением, написанным на лицах.

Утром, на десятый день, к Абигейл за столом во время завтрака обратились дети. Они только что спустились сверху после оживленной беседы. Накануне вечером в таверне Брекетта случилась драка. Исаак сообщил:

— Несколько человек выбросили из таверны за распространение скандальной лжи.

— Мама, — сказала Нэб, самая старшая и поэтому выступавшая за всех. — Мы хотим задать тебе вопрос.

— Пожалуйста.

— Нам нужен прямой ответ, — сказал Джон Куинси.

— Где отец? — выпалил Чарли с покрасневшим лицом.

— В Филадельфии.

— А ты уверена? — спросил юридически мыслящий Джонни.

— Он не может быть в другом месте.

— Это не ответ, мама, — заплакала дочь.

Абигейл обняла двух малышей и через их головы обратилась к старшим:

— До вас дошли лишь слухи.

— Некоторые люди верят им. — Щеки дочери зарделись.

— Знаю, Нэб, вульгарные зеваки готовы поверить всему плохому о человеке. Слухи распространяются в целях навредить твоему отцу и мистеру Хэнкоку, подорвать их репутацию и наше дело. — Она повернулась к Джонни: — У меня нет доказательств правового толка, я могу лишь заявить, что папа любит семью, любит Брейнтри, Массачусетс и Америку. Помните, что сказал Бедняк Ричард:[33] ложь стоит на одной ноге, правда — на двух.

Потом вернулся сопровождавший Джона в Филадельфию и помогавший ему там устроиться Басс. Его приезд положил конец неприкрытой клевете; но в ночь приезда Басса Абигейл не могла заснуть, ее трясла дрожь, резко поднималась температура при воспоминании о склонности людей к козням.

Злокозненность — всепроникаема. Чем выше поднимется человек, чем больше сделанное им, тем злее нападки. Такова общественная жизнь, а Джон Адамс стремился участвовать в ней.

Почва не оттаяла в промозглый март. Абигейл проводила много времени перед камином, благо, что в дровах недостатка не ощущалось. Она шила, читала, делала все, чтобы продолжить обучение детей в соответствии с планами Джона. Ее мучила тоска по весне, по теплому солнцу, по проснувшейся от зимней спячки земле. Если британские войска не захватят ферму, она посеет ячмень, удобрит поля, пройдет по грядам сладко пахнущей перевернутой земли.

Мэрси и Джеймс Уоррен часто навещали свой дом в Плимуте, проезжая через Уотертаун. Мэрси провела несколько дней с Абигейл, поглощенная написанием политических пьес. Она посвятила Абигейл в курс деятельности законодательного собрания и генерала Вашингтона, которые не могли бездействовать, подобно фермерской жене в зимний сезон.

Вашингтон призывал к широкому нападению на британские войска до того, как весной они получат подкрепление из Британии. Конгрессмены советовали потерпеть: не хватало пороха. Вашингтон приказал Генри Ноксу доставить из Тайкондероги пушки, захваченные в мае за год до этого Бенедиктом Арнольдом и Этаном Алленом. Почти немыслимое поручение, но Нокс, еще не числившийся официально в армии, не задумывался над этим. Он лишь помнил, что сказал Вашингтон: «Их так не хватает, что не надо жалеть ни усилий, ни расходов, чтобы получить».

Ноксу помог выехать из Кембриджа его брат Уильям. В Тайкондероге Нокс отобрал из изношенной массы вооружений пятьдесят девять пушек, гаубиц и мортир. Реквизировав шаланду, пирогу и судно, он доставил на них по озеру в Форт Джордж орудия, кремневые ружья и свинец для пуль. Там он сколотил восемьдесят два фургона и купил восемьдесят упряжек волов. С помощью солдат и наемных граждан Нокс погрузил на телеги стофунтовые и более тяжелые пушки, весившие пять тысяч фунтов. Предстояло проехать по дорогам протяженностью триста миль, по которым «никогда ранее не перевозились орудия». Нокс сумел провести свой караван через вечнозеленые леса и горы Беркшира с бесчисленными каньонами, обрывами, глубокими долинами. Участники перехода валились с ног от холода. Но не Генри Нокс. Неистощимый, полный радостной преданности, он получил от Конгресса назначение на пост полковника в тот самый момент, когда переходил наиболее опасные участки пути, Нокс сумел доставить командующему все без исключения пушки.

Скрывая укрепление Дорчестерских высот, проводившееся ночью, как укрепление Бридс-Хилла, генерал Вашингтон приказал полковнику Ноксу и артиллеристам нацелить пушки на британские позиции вокруг Бостона, а не в городе.

Пенн-Хилл обеспечивал Абигейл выгодную точку наблюдения. Светлые ночи позволяли проследить траекторию каждого пушечного выстрела. Она подсчитывала: американцы выстрелили одиннадцать раз из тяжелых мортир и тринадцать раз из восемнадцатифунтовых пушек, снаряды для них были доставлены из Нью-Йорка в Кембридж Генри Ноксом.

Перестрелка продолжалась три ночи подряд. А 5 марта курьер привез радостную весть: американцы укрепились на Дорчестерских высотах в ходе блестящей операции по выходу к заранее вырытым траншеям, осуществленной тремя тысячами возниц, артиллеристов и прикрывавших их войск. На трехстах фургонах были подвезены фашины, сады вырублены и устроены завалы, подготовлены для накатки на врага заполненные камнями бочки. К рассвету возникло шесть отдельных фортов, на замену уставшим пришли три тысячи солдат, получившие продовольствие, воду, порох, и пули. Несмотря на длинные конвои фургонов, все эти приготовления осуществлялись без шума, и британцы изумились, увидев на рассвете, что укрепления на Дорчестерских высотах могут выгнать их корабли из гавани.

Гробовая тишина воцарилась над Брейнтри. Никто не приходил, никто не работал. Жители поселка ожидали с тем же напряжением, как и находившиеся на Дорчестерских высотах в Бостоне. Каждый спрашивал себя: «Что станут делать британцы?»