С раннего утра густой туман окутал берег и

море. Солнце не проникало сквозь серую толщу,

и сверху разливался белый, как молоко, свет.

— Хороший денек будет.

— Этот туман последний лед поест, завтра

чисто будет, —говорили рыбаки, идя на работу.

Предсказания оправдались.

Ветер всколыхнул нависшую над землей молоч-

ную муть. Стала она понемногу таять, расплы-

ваться. Вот уже открылась часть моря, спокойного,

бесцветного, вот показался обрывистый берег с

постройками и деревьями.

Блеснула в небе согретая солнцем синева—и

в миг преобразилось море. Заиграло светло-голу-

быми отблесками, закачалось, зашумело.

На берегу возобновились работы. Снова зады-

мили костры. Зазвучал бодрый, веселый шум.

Волны тумана сгустились уже в громоздкие

серые облака, которые медленно поплыли в синеву,

поднимаясь все выше. И вдруг со стороны моря

донесся гулкий протяжный зык. Все встрепенулись

на берегу и стали жадно всматриваться вдаль. На

горизонте показался маленький синеватый дымок.

— Пароход, пароход! —пронеслось по всему

берегу.

Первый весенний пароход!

Для береговых жителей это—большое событие.

Пришел пароход, значит море уже свободно и

можно идти на ловлю. Не сегодня-завтра откроется

навигация, берег закипит оживлением, жизнью.

Придут заграничные пароходы, начнется выгрузка

и в гавани закопошится народ.

Ревет громкий пароходный гудок, ловят его

сотни настороженных ушей и сотни глаз вгляды-

ваются туда, откуда он несется.

— Это из Мариополя. Море-то, знать, свободно.

— Ишь как чешет... Как муха летит!— слышатся

голоса.

Пароход шел к гавани. Он словно чувствовал,

что на него устремлено столько жадных глаз,

словно сознавал себя героем дня и шел на всех

парах.

Подойдя к гавани, он приветствовал ее гром-

ким гудком и скрылся в ее гостеприимных стенах.

— Прощай, мамка. Надо скорее идти, а то как

от'едут,—опасливо и торопливо говорил Сенька,

стоя перед матерью.

— Прощай, мой голубь, берегись там.

Мать поцеловала Сеньку в теплые влажные

губы. Подступила к сердцу жалость. Идет пар-

нишка в море в первый раз. Начинается настоящее

дело. А что он? Совсем еще глупыш, давно ли

на ноги поднялся...

— Я буду осторожный. Да и Андрюшка там,—

радостно взволнованный сказал Сенька.

— В добрый час, — напутствовала мать.—Там

в сумочке пироги, поешь, когда захочешь.

— Ладно. Прощайте.

Выкатился Сенька из хаты, красный, торопли-

вый, зажал в руке сумочку с харчишками и побе-

жал на берег, боясь как бы не опоздать. Столк-

нулся на обрыве с Митькой, оба кубарем скатились

вниз и как раз вовремя. Андрей с товарищами был

уже на берегу. Их двухмачтовый заново отделан-

ный баркас стоял недалеко от берега на якоре, кра-

суясь полуопущенными парусами.

Компания, с которой уходил Андрей, совсем

уже была готова к отплытию. Сети, припасы,

харчи— все уже было на баркасе. Отъезжающие про-

щались с рыбаками, работавшими на берегу, и уса-

живались в небольшой каюк, который должен был

доставить их на баркас.

— Прощайте, братцы. Скорей управляйтесь, да

к нам. Гуртом веселее будет, — говорили от'ез-

жающие.

— Счастливый путь. Ловите, да и на нашу долю

оставляйте,—кричали с берега.

— Ладно, мы только свою будем брать, а вашу,

если попадется, обратно в море.

— То-то, смотрите: наша меченая.

— А какая пометка?

— Да как во лбу два глаза, а на конце хвост—

вот и наша. Ваша бесхвостая.

— Добрая пометка, — засмеялись с каюка. —

С такой пометкой вся будет ваша.

Каюк отчалил. Сенька посмотрел на берег. Над

обрывом стояла кучка народу. Зоркие глаза Сеньки

отыскали там мать. Вон она в теплом платке стоит

на краю. Сенька снял шапку и помахал ею... А вон

и Митька. Завистливыми глазами смотрит он на

счастливого товарища и тоже машет картузом.

Подошли к баркасу и взобрались на него.

Сенька вскарабкался последним. Каюк пошел

обратно, а прибывшие стали размещаться. Загре-

мела якорная цепь, поставили паруса.

Тихо, чуть покачиваясь, баркас двинулся вперед.

Легкий ветерок тронул паруса, натянул их—и бар-

кас ускорил ход.

Сенька смотрит на берег, прислонив руку к гла-

зам. На обрыве все еще виднеется фигура матери

в темном платке. Лица уже нельзя разобрать, бе-

рег отодвинулся далеко...

Прощай, мамка, привезу осетра,—хочется крик-

нуть Сеньке, но крик уже не долетит до обрыва.

— Что, бубырь, доволен? — спросил Андрей,

шлепнув Сеньку по шапке.

— Довол-ен, — отозвался Сенька, показывая

крепкие зубы.

Да и как не быть довольным? Он чувствует

себя теперь большим, как и все.

Хорошо идет баркас. Стелется за ним широкой

лентой разбегающийся след. Море подернуло

рябью, дышит прохладой. Ветер натянул туго па-

руса.

Смотрят рыбаки на берег, а он уже синеет дале-

кой пропадающей чертой. Перед ними открытое

море. Плывут по небу белые облака, тени их ло-

жатся на воду.

А вдали нет уже ни неба, ни моря, все слилось

в светлое, голубое марево и блестит, и манит к себе

неудержимо....

VI.

Три дня носились по морю рыбаки, и Сенька

испытывал великое блаженство. Все было так хо-

рошо, так удачно. Днем дул свежий, в меру доста-

точный ветер, и паруса весело' лопотали, натягива-

лись и несли вперед и вперед послушный, легкий

баркас. Зеленые прозрачные волны качались, свер-

кали на солнце. Иногда схаватывались на них белые

гребешки. Баркас покачивало, и у Сеньки от не-

привычки пьянела голова.

А вдали стояли большие белые льдины, засти-

лая горизонт. Иногда баркас подходил к ним

близко, и мелкий стрельчатый лед шуршал под

кормой. Сеньке тогда казалось, что они столкнутся

с льдиной, и их баркас затрещит, обломается.

И было жутко и вместе с тем как-то весело.

Один раз увидели на льдине что-то черное. Уж

не человек ли, захваченный с сетями, когда стало

ломать лед? По весне с рыбаками это часто бывает.

Подошли близко и увидели, что это лошадь. Она

лежала на льду, разбросав ноги, подогнув под себя

голову с оскаленными зубами, шаршаеая, худая.

Рыбаки долго смотрели на бедную конягу.

— Должно-быть, бросили на льду, когда самим

круто пришлось,—сказал Андрей.

— А может, она от голода сдохла.

Сенька смотрел на лошадь напряженно-удивлен-

ными глазами, и особенно жалкими показались ему

худые, костлявые бока и сбитый, растрепанный

хвост.

Перед заходом солнца закинули сети. Ветер

утих, море лениво покачивалось, и бессильно об-

висли паруса. Солнце опустилось прямо в море—

Сенька первый раз видел такой закат,— и розовые

льдины на горизонте долго светились, как облака.

И долго стояло в небе цветное зарево вечерней

зари. А потом выглянули звезды, и когда стало

совсем темно, они замигали часто и густо. Запахло

легким морозцем, колко пощипывало что-то за

руки. Сенька ежился.

— Замерзнешь ты, брат,— шутили над ним ры-

баки.

— Ничего, я терплячий, — ответил, улыбаясь,

Сенька.—Надо ко всему привыкать.

— Это правильно,—согласились с ним.

Вечером сварили кашу. Занятно было смотреть,

как это делали на баркасе. Взяли большой котел,

развели в нем огонь, а над огнем приладили другой

маленький котелок с кашей. Пламя освещало лица,

недвижно повисшие паруса. А за бортом хлюпало

море, слегка покачивая баркас, и звезды светили

вверху, как маяки, зелеными огнями.

Славно было сидеть у котла, протянув к огню