мельничку.

— Хоть вы мне скажите, долго ли нам тут трястись от

страха, голодать и холодать?

Володя коротко ответил:

— Ско-ро!

— Спасибо за добрые вести.— Евдокия Антоновна повеселела.

— Ан-дре-е-й,— произнесла она звонким голосом,— иди

слей Володе.

Андрей, кажется, только и ждал этого приглашения. В

один миг он очутился возле гостя:

— Идемте в сени, помоетесь.

Зачерпнув деревянным черпаком воды из цинковой це-

барки, Андрей терпеливо ждал, пока Володя скинет рубаху.

Затем что-то вспомнил, осторожно поставил черпак на деревянную

крышку, плотно закрывавшую ведро, и полез под

лавку. Нашарил там жидкое зеленое мыло в стеклянной баночке,

протянул его гостю.

— А вы из Ставрополя? Да?— не удержался Андрейка

от расспросов.

Володя повернул мокрое лицо и добродушно улыбнулся:

— Ты был в нашем городе?

— Еще маленьким. Мамка на базар брала.

Володя хотел сказать, что и сейчас Андрейка не очень

большой, но зачем же обижать мальчугана! А Андрейка,

ободренный улыбкой Володи, продолжал расспрашивать:

— А вы не знаете Геннадия Голенева?

— Город большой, Андрейка, всех знать невозможно,—

Володя взял застиранное вафельное полотенце, которое ему

протянула вышедшая в сени Евдокия Антоновна. Она цыкнула

на сынишку:

— Ты все с расспросами. Ох, Андрей, какой же ты у меня

досужий. Ступай, занимайся телерь своим делом.

Андрейка шмыгнул в комнату.

Когда сели за стол, Володя спросил Евдокию Антоновну,

не идет ли кто завтра в город: с попутчиками безопаснее

было бы.

Евдокия Антоновна пообещала найти ему попутчиц.

— Может, там Геню встретите, передайте ему поклон от

меня,— не выдержал Андрейка.

— Сам передашь, сынок. Пойдешь с Володей, соли принесешь,—

Евдокия Антоновна ласково посмотрела на сына.

Ее голубые, как чистое небо, глаза застлало облачко. В душу

запала тревога. Если схватят Володю, не пощадят и Андрейку.

Но усилием воли отогнала мрачные мысли.

Когда совсем стемнело, Евдокия Антоновна куда-то отлучилась.

А утром протянула Володе справку о том, что он

служит в сельской управе.

У разрушенного моста бывшей туапсинской железной дороги

дежурили патрули. На женщин полицаи не обратили

внимания, зато Володю с Андрейкой задержали. Кто такие,

куда и зачем идете?

— Братишку веду в город, к доктору. Рвота у него частая.

Извелся бедняга.

— А сам-то ты кто? — недоверчиво щупая глазами 1<ах-

нова, спросил полицай.'

— Родня тебе по службе. В сельской управе служу,— и

протянул полицаям справку.

Андрейка начал странно икать.

Полицай и не читал справку, махнул рукой, идите, мол.

Володя взял за руку Андрейку. Когда патрули не могли

их услышать, рассмеялся:

— Ишь молодчина! Я уж испугался, когда ты начал

икать, думаю, может, он и вправду болен.

— Будешь молодчиной...— ответил Андрей.

На окраине города расстались. Володя показал Андрейке,

как добраться до улицы Подгорной, а сам заторопился

домой. Чем ближе к дому, тем тревожнее на сердце. А что,

если у них живут немцы? Им сразу же заинтересуются: кто,

откуда и зачем?

Володя решил не стучать, а вот так, сразу, войти в дом.

Он взялся за ручку двери, тихонько открыл ее.

Переступил порог. Никого. И, уже не таясь, прошел в

другую комнату. На кровати лежала мать. Не помня себя

Володя бросился к ней, обхватил ее за плечи.

— Сынок мой, родной! — мать трясущимися руками старалась

крепче прижать к себе сына.

— Мама, что с тобой?

—? Это пройдет, сынок. Все тот же радикулит.

Володя заботливо укрыл мать теплым одеялом, спросил,

кто за ней присматривает.

— Валя Зорина. Ты должен ее помнить. Когда ты оканчивал

школу, она переходила в седьмой класс.

—Ну как же, конечно, помню,— Володя встал, чтобы

снять с себя пыльный пиджак,— такая черноглазая, с длинными

пепельными косами?

— Да, да.— В голосе появилась тревога:— Откуда ты,

сынок?

— Мама, я ничего не могу тебе сказать, но ты не тревожься.

У меня документы хорошие.

— Ну, тогда запри дверь, помойся и переоденься.

— Вот я сейчас приведу себя в порядок,— весело говорил

Володя,— и поступлю в полное твое распоряжение.

— Но тебе нельзя выходить из дому!— Мать встревожилась.—

А кто же принесет воды, сходит на базар?

— Валя. Тебе все-таки лучше не показываться им на

глаза.

Володя на мгновенье задумался.

— В том-то и дело, мама, что мне придется показываться...

Перед вечером в доме появилась Валя Зорина. В синем,

наглухо застегнутом платье, она казалась особенно тоненькой,

подвижной. Молча уставилась на Володю черными глазищами.

— Не узнаете? — улыбнулся Володя.

Лицо девочки тронула еле заметная усмешка.

— Почему же? Вы, Володя, сын Елены Павловны. Она

только и говорит о вас.

...А в комнате Голеневых готовились слушать последние

известия. Андрейка, освоившись в новой обстановке, сидел

на табурете, засунув руки между колен. Геня включил приемник,

и Андрейка увидел, как за узким стеклышком загорелся

свет.

— Говорит Москва. Говорит Москва.— Мощный голос

диктора рассказывал о боях под Моздоком и в горах Кавказа.

Андрейка крепко стиснул пальцы и, не мигая, смотрел на

зеленый глазок.

Утром Геннадий провожал за город своего товарища.

Андрейка нес в мешке несколько килограммов соли, а в

ней — листовки.

— Я расскажу дома, как мы слушали Москву. Всем расскажу,

что скоро придут наши!

— Ты только поосторожней, глупостей не наделай,—

предупреждал Геннадий тоном опытного конспиратора.

Недалеко от полотна железной дороги Андрейка заметил

поджидавших его соседок.

— Ну, прощай, Геня!—Андрей высвободил руку, протянул

ее товарищу. Геня потряс ее и улыбнулся:

— Нет, до свиданья. Мы встретимся с тобой. Обязательно

встретимся!

Геннадий долго смотрел вслед уходившему товарищу.

НЕОЖИДАННАЯ ССОРА

Вечерело. От лучей солнца искрился снег, и яркие оранжевые

блики ложились на верхушки деревьев. Лохматые

лапы веток клонились от тяжести снега. Крепчал мороз.

Вдруг в тишину леса ворвался звонкий молодой голос:

— Ми-ша! А-а-у-у!

Эхо передразнило Геннадия, понеслось от дерева к дереву,

от поляны к поляне и, ослабев, где-то далеко замерло.

Голенев на ходу обхватил ствол ясеня, остановился. Щеки

его пылали. Из-под ушанки, сдвинутой на затылок, выглядывала

задорная челка.

Миша шел на лыжах, неуверенно опираясь на палки.

Ребята потихоньку направились к городу. Спустились

у дачи.

За деревьями увидели несколько десятков машин, возле

них возились солдаты.

Двое солдат в шинелях и пилотках приблизились к ребятам.

Один из них рявкнул, показывая на лыжи:

— Забралы!

Ребята не понимали, чего от них хочет немец.

Видя, что приказ не собираются выполнять, другой солдат

тряхнул Геннадия, с силой рванул палки из его рук. С

лыжами пришлось расстаться. Пошли пешком.

— Миша, давай сегодня ≪проверим≫ их работу,— со злостью

предложил Голенев.

— Конечно, им это так не пройдет! Сейчас понаблюдаем,

куда они ходят ночевать.— И сразу спросил:— Кто останется

первым?

— Я. Ты иди домой, Миша, потом сменишь меня.

Настала ночь. Мальчики проверили, все ли взяли: отвертка,

шило, граната — и начали опасный путь от Гениного

дома.

Отошли на небольшое расстояние и остановились. Нигде