В ноги мужу повалилася…

- А что я должен с ней потом делать?

- Думаю, Алеша, нужно поднять жену с колен и приласкать, успокоить.

- Как это - приласкать?

- У Лермонтова этого нет,- опять встревает Лидочка. Пелагея Васильевна удивленно пожимает плечами.

- Странно, Лидочка,- говорит она,- у тебя мама актриса, и неужели ты от нее не слышала, что такое режиссура?

- Слышала,- тихо говорит Лидочка,- только все равно так не по Лермонтову.

Пелагея Васильевна медленно снимает пенсне, долго близоруко щурится то на Лидочку, то на меня.

В дверях снова гремит ведром тетя Агаша. Пелагея Васильевна закрывает книгу, мы заканчиваем репетицию.

Мы даже и не подозревали, что значит подготовка к спектаклю. Начиная от клея для бороды и кончая ватой для снега- все пришлось разыскивать, доставать, делать.

Позвонили в райком Наташе. Она пообещала прийти на спектакль. Я еще пригласил маму и Нонку. Долго им рассказывал про купца Калашникова и про всю эту драму. Мама с удовольствием согласилась прийти, а Нонка поморщилась:

- Тоже мне Станиславский с Плющихи.

Я обиделся. Мама с укором на нее посмотрела:

- Нехорошо, Нона. Ты и меня обижаешь.

Нонка смутилась, полезла под кровать, вытащила старый чемодан, долго в нем рылась, потом протянула мне бумажный сверток:

- На, отдай своей купчихе.

Я развернул легкий сверток, а в нем пушистая, длинная Нонкина коса.

Утром следующего дня в класс забежал наш школьный пионервожатый Гриша.

- Кто посильнее, после уроков останьтесь,- серьезно сказал он.- Поедем за костюмами.- Гриша значительно поднял палец.- Райком комсомола пошел навстречу. Наташа с настоящим театром договорилась. Дают все боярское.

Мы закричали, завизжали, захлопали. Гриша за дверь, на ходу обернулся:

- Только чтобы учиться сегодня на «отлично».

Это он всегда так говорит. И всегда почему-то на ходу. Мы, конечно, пообещали.

Интересный у нас вожатый Гриша. Он все время торопится. Даже когда открывает пионерскую комнату, то долго никак не попадет ключом в замочную скважину.

Раскроет шкаф, где хранятся два горна, два барабана и одна фанфара. Даст кому-нибудь чуть погорнить и сразу отбирает:

- Больше нельзя, директор услышит.

Однажды взялся учить нас играть в шахматы. Только мы расставили фигуры, как он уже принялся выдворять всех малышей из пионерской комнаты.

- Вы еще октябрята. Вам сюда рано. Мы за Славика заступились:

- Он всегда с нами. Ему можно.

- Он сын директора школы,- попробовала было заикнуться Лидочка.

- Ну и что же? - удивился Гриша.- У нас все равны. Давай-ка, дружок, иди гуляй.

Нам почему-то это понравилось. Только было непонятно, почему Гриша боится, если директор услышит горн, и совсем не испугался «сына директора школы?»

Гриша умеет все делать весело. Умеет хорошо придумывать смешное.

Все плакаты к нашему новогоднему вечеру он придумал и сам нарисовал. У входа в раздевалку Гриша повесил плакат: «Здесь раздевают!», а внизу подрисовал бандита в маске и с ножом. Рядом шутливая просьба: «Калоши и ботинки вкладывать в рукава». Под урной забелел веселый плакатик: «Урна- твой друг, плюй в нее». У входа в зал: «Хочешь сказать что-нибудь умное - считай до 16».

Не знаю, кто как, а я считал. И как будто кое-что получалось.

Итак, Гриша выпроводил Славика и стал объяснять нам, как ходят пешки. Не успели мы это уяснить, а Гриша уже побежал к роялю:

- Ребята, давайте учиться танцевать.

- Для чего нам танцы? - сержусь я.

- А ты считал до шестнадцати?

- Сейчас нет.

- Вот оно и видно,- смеется Гриша.

- А я сосчитала,- говорит Лидочка.- Ребята, нам нужно научиться танцевать.

Мы удивленно смотрим на Лидочку.

- Что вы услисьь? Гога умеет, Лариска умеет, а мы что, хуже?

Теперь уже и я сосчитал.

- Правильно,- говорю, что мы, хуже?

Начали учиться.

Гриша из рояля выжимает танго, покрикивает:

- Алеша, не смотри под ноги.

- Лева, не ломай Мише руки. Это танго, а не борьба.

- Лидочка, не делай каменное лицо. Смотри в угол, на нос, па предмет.

Потом «кавалеры» по просьбе «дам» сняли ботинки, и пары задвигались смелее. Лидочка смотрит «в угол, на нос, па предмет», и передо мной совсем другая Лидочка. Будто киноактриса. Как же все это называется у взрослых? И вдруг меня осенило: кокетство! Вот как это называется.

Гриша закрывает рояль:

- Продолжим в следующий раз. Только учитесь на «отлично».

Мы заверили.

…И вот вместе с нашим Гришей мы привезли из театра настоящие костюмы. Мешки сложили в пионерской комнате. Гриша развязывает узлы, суетится со списком, все пересчитывает, никого не подпускает.

Пересчитал, успокоился. Только и сказал:

- Ну, валяйте.

Мы кинулись примерять костюмы. Шелка, бархат и еще чего-то. Всюду путается Славик, суетится, помогает нам застегивать пуговицы, смеется:

- Ну и костюмчики тогда были! Мировецкие!

- Да…- говорю я, оглядывая свой бархатный кафтан,- хорошо раньше люди одевались.

Женька напяливает царский наряд. Один Славик ему помочь не в силах. Помогаем все. Как-никак, а все-таки царь.

Вот уж где полно разного золота, мехов да каких-то цветных камней! Это, значит, чтобы все прямо издалека угадывали, что он царь.

Ну, а если вблизи? Или, скажем, царь пошел купаться в Москве-реке? Как же тогда люди узнают, что он царь? Так и будут купаться рядом в одной воде. И ничего люди не узнают.

- Алешка,- говорит Лидочка,- посмотри-ка. Я, наверное, не свое взяла.

Она стоит вся в цветных шелках, на голове какая-то штука в разных камнях. Все переливается, светится.

- Ух ты!

- Алешка, тебе нравится?

- Здорово!

Меня за кафтан дергают. Это Славик.

- Мировецки! Да?

Лидочка посмотрела «в угол, на нос, на предмет», отшвырнула ногой пустой мешок и плавно пошла к окну. Даже не оглянулась.

- Лидочка, постой,- прошу я.

Около нее крутится Лариска. Сует какие-то тряпки.

- Лидочка, ведь ты же старая служанка Еремеевна. Тебе вот что надо, смотри-ка. Очень будет красиво…

Укрепляем последние декорации, примеряем бороды. У меня одна борода на двоих с Иваном Грозным.

Пришла Наташа. Около нее старшеклассники. Нам даже не пробиться. Я Славика приподнял, он кричит:

- Тетя Наташа!

- Славик! - радуется она. Старшеклассники удивленно расступились, мы поспешно окружили нашу Наташу. Она всех по очереди к себе прижимает, тормошит нас.

- Цыплята вы мои,- суетится она,- ой, как все выросли! Алешка, ты же мне был вот до сих пор,- показывает Наташа,- ну-ка, а теперь?

Она меряет, я не дышу.

- Ого! Уже настоящий мужчина!

- Вы куда тогда от нас ушли? - вдруг вспоминает Славик,

- Когда?

- А вот тогда, после того вечера в темноте. Помните? Ну, где еще немецкий коммунист выступал?

Лидочка сзади дергает Славика, он оборачивается, сердится.

- Ну, я же все помню…

- У тебя хорошая память,- смеется Наташа,-сколько будет семью девять?

- Шестьдесят три.

- Ну, вот и молодец. А помнишь, какую мы пели на том Вечере песню?

- «Заводы, вставайте»,- говорит Славик и поднимает кулак,- Рот фронт!

Нас зовет Пелагея Васильевна.

- У вас все готово? - тревожится она.- Скорее гримироваться.

В пионерской комнате нас по очереди гримирует наш учитель рисования. Только Женька пожелал гримироваться сам. Ну что же - он художник.

Мы на сцене. Занавес закрыт. В дырочку видны зрители. Вон у стенки все наши учителя. С ними Наташа. А вон у окна тетя Агаша. Я ее в первый раз вижу без синего халата. На ней белая блузка и бусы.

И вдруг что-то очень знакомое, родное. Да это же мама с Нонкой. А рядом наш киномеханик Костя. Вот это да!

- Костя пришел,- толкаю я Женьку.

- Да здравствуют наши советские киномеханики! - говорит Женька.