Я жду каникул, как раскаленная почва капли влаги. Все-таки мы здорово устали за эту, как нам говорят «решающую», четверть. У Пелагеи Васильевны почему-то все четверти «решающие».
Вместе с веселым солнцем то и дело веселится весь наш класс. Ребята острят наперебой. И почему-то сейчас, в эти весенние дни, у нас получаются остроты. Даже когда Женьки просто показывает палец и при этом серьезно молчит, весь класс начинает дико хохотать.
Наша стенгазета «Товарищ» почти вся разрисована удачными карикатурами, и даже помещены стихи. Наверное, весной у поэтов появляется вдохновение, а у всех людей прибавляется энергии. Ее просто некуда девать.
Славика уже два раза выгоняли из класса. Один раз за «прожигательное» стекло (когда-то, в детстве, год назад, мы тоже увлекались выжиганием), а в другой раз за то, что стоял на голове.
Сейчас я смотрю в окно на школьный двор и вижу скучающего Славика. Наверное, прогнали в третий раз. Он тоскливо сидит на перевернутой тачке и противно скрипит ржавым колесом.
Монотонно, словно откуда-то издалека, наш географ рассказывает о каких-то полезных ископаемых, О них сейчас не хочется думать так же, как о дровах в жару.
Рядом Женька увлеченно рисует чертеж самодельного киносъемочного аппарата. Мы уже знаем, что киносъемочный аппарат - это то же, что и наш проекционный. Только он со всех сторон закрыт, чтобы не засветилась пленка, и в нем нет осветительной части.
Левина мать принесла нам из своей библиотеки книги по киносъемке, и теперь фамилии их авторов - Головни и Косматова - стали для нас так лее привычны, как фамилии авторов учебника по русскому языку Светлаева и Крючкова.
Но всем важно понять принцип действия, то есть самое главное. Это мы поняли из учебников и решили, что снимать можно даже из простого валеного сапога, только следует в пятке проделать дырку.
Женька набрасывает эскиз нашей будущей вывески:
« КИНОСТУДИЯ «ПЛЮЩИХФИЛЬМ»
Просьба всем сознательным пацанам не мешать работать
Дирекция»
- Как? Солидно? - любуется он.
- Добавь еще: «Прием посетителей с 9 утра до 9 вечера»,- советую я.
- Это зачем?
- К нам же будут приходить наниматься в артисты!
- Грибков,- слышу я голос нашего географа,- где находятся крупнейшие месторождения серебросодержащих руд?
Я молчу, класс оглядываю.
- В ювелирных магазинах,- громко острит Гога. В классе смеются.
- А зачем людям нужно серебро? - хмуро покашливает наш географ.
Продолжаю молчать. Просто мне никогда не приходилось держать в руках это самое серебро. Гога опять резвится:
- Серебро нужно для зубов и полтинников. Класс хихикает.
Географ отошел к окну, играет за спиной указкой. И вдруг по карте запрыгал луч солнечного зайчика. Это с задней парты с помощью карманного зеркальца мне указывают месторождения серебра.
- Ну, так как, Грибков? - поворачивается географ. Солнечный зайчик удрал с карты.
- Так где же применяется серебро?
Почему- то вдруг стали жать ботинки. Географ медленно проходит на «Камчатку», поясняет:
- Вот сейчас тебе подсказывали с помощью зеркала. Так?
- Так,- соглашаюсь я.
- Серебро имеется в отражательном слое любого зеркала,- спокойно говорит географ.- А в большом количестве серебро применяется для изготовления обыкновенной кинопленки.
Он помолчал, значительно посмотрел на класс:
- У вас в седьмом «Б», как я слышал, многие интересуются кино…
После звонка мы столпились у карты, и сейчас районы Алтая, Урала, Средней Азии, Кавказа и Сибири для меня стали очень близкими, необходимыми, почти как наша Плющиха.
***
…Наступили весенние каникулы.
Утро первого дня каникул для меня началось с отчаянного крика Нонки:
- Ноги вытирайте!
Ко мне пришел весь наш будущий «Плющихфильм».
- На повестке дня,- усаживается за стол Женька и путается ногами в складках скатерти. Нонка поднимает брови, Женька беспомощно разводит руками: - Простите, уж очень все накрахмалено.
Нонка успокаивается, прощает. Облокотилась на стол, слушает.
- На повестке дня,- продолжает Женька и как будто творит одной Нонке,-создание киносъемочного аппарата. Нужна фанера. Ею мы закроем наш обычный аппарат. В Темноте зпрядим кинопленку, и можно будет снимать.
- Значит, главное сейчас фанера,- уныло говорит Лидочка,- а где взять?
Славик многозначительно пробует ногтем стенку платяного шкафа, Нонка сдвигает брови. Славик просто решает:
- Для чего шкафу задняя стенка? Ведь все равно он стоит прижатый к стене.
У Нонки беспомощно опускаются руки:
- А для чего у тебя голова, ведь все равно под шапкой
не видно?
- Я ей ем,- деловито поясняет Славик. Лева, просветленный, суетится:
- Попросим графа де Стася. У него же отец заведует фруктовой базой. Там разных ящиков - завались.
- Все равно ничего не получится,- заявляет Мишка.
- Почему?
- Потому, что из аппарата должна выходить ручка. И там, где ось, пробьется свет. Вся пленка засветится.
Мы задумываемся. Этот съемочный киноаппарат вроде подводной лодки. Все должно быть закрыто. Ни единой щелки. В лодке щель - значит, вода, значит, всем гибель. А в аппарате щель - это, значит, свет. Это гибель пленки. Вместе с ней конец нашим мечтам: снять свой кинофильм.
Как все было хорошо, и вдруг какая-то ось ручки вылезает сбоку аппарата, и наши мечты разлетаются, как воробьи от автомобильного гудка.
- А если как-нибудь заляпать это место, где будет крутиться ось? - несмело предлагает Лидочка.
- Чем?
- Ну, хотя бы пластилином,- советует Женька. Лева крутит своей очкастой головой, морщится:
- Кустарщина. Никакого взлета мысли. На заводах в таких случаях ставят шарикоподшипник с закрытой обоймой.
- А где мы возьмем шарикоподшипник, да еще с этой самой обоймой?- спрашивает Мишка. Я вспоминаю, что где-то в центре есть такой магазин, где продаются разные шарикоподшипники.
- А деньги?
Какое это нехорошее слово - «деньги». Оно вечно нам ставит перегородки, вечно чинит разные препятствия.
- Скорее бы уж коммунизм,- вздыхает Мишка,- тогда будет все бесплатно. Утром глаза открыл, а по радио объявляют: «Граждане, сегодня с 6 часов утра начался коммунизм». И конечно, самый большой оркестр исполняет «Интернационал».
Мишка подпер голову кулаками, тихо, одному себе говорит:
- Отца освободят…
Мы слушаем, как-то очень ясно представилось: в наш двор входит летчик в голубой фуражке, с голубыми петлицами, всем улыбнется и отдаст по-военному честь. А мы ему говорим: «Ваш Мишка и все мы о вас всегда хорошо думали. Мы никогда не обижали Мишку. Он наш товарищ».
Летчик смеется: «Собирайтесь скорее в Тушино. Сейчас в честь коммунизма я сделаю над Москвой мертвые петли».
- А я знаю магазин, где уже сейчас бесплатно,- прерывает мои мысли Славик.
- Какой магазин?
- На улице Горького. Магазин ТЭЖЭ, где разные духи продают. Ох и пахнет там! Заходи, встань посредине и нюхай сколько хочешь. Нанюхался и пошел себе.
- Ну, помечтали и хватит,- говорит Женька,-айда к графу за фанерой.
Мы с Женькой идем к графу. Я отстаю, шагаю вяло.
- Ты чего? - оглядывается Женька.