Маркс сел в кресло неподалеку. Им надо было столько сказать друг другу, что беседа началась наперебой и беспорядочно, но затем Маркс овладел вниманием поэта, и тот слушал, задыхаясь от волнения. Маркс рассказывал о боевых днях, о своем соратнике Энгельсе, обо всем штабе «Новой Рейнской газеты», которая только что была закрыта прусским правительством.

— Я говорю о нашей газете, — сказал Маркс, — как о живом человеке, как о бойце. Он вынужден был отступить под напором армейского корпуса, но сделал это с гордо поднятой головой, с развернутым красным знаменем прощального номера.

При этих словах Маркс опустил руку в боковой карман сюртука и вынул тщательно сложенный номер «Новой Рейнской газеты». Этот номер от 19 мая 1849 года был весь отпечатан красной краской. Когда Маркс развернул его во всю ширину и поднял вверх, действительно казалось, что он держит красное знамя. Гейне попросил друга почитать хоть немного этот прощальный номер, и тот охотно исполнил просьбу. Все больше воодушевляясь, Маркс читал величественное и трогательное обращение «К кельнским рабочим». Оно заканчивалось словами, прочитанными Марксом с большим подъемом: «Редакторы «Новой Рейнской газеты», прощаясь с вами, благодарят вас за выраженное им участие. Их последним словом всегда и всюду будет: освобождение рабочего класса!»

Гейне протянул худую, бледную руку и попытался пожать руку Маркса.

— А теперь послушайте стихи Фрейлиграта, — сказал Маркс. — Они помещены на первой странице и называются «Прощальное слово «Новой Рейнской газеты».

Гейне напряженно слушал пламенные строки революционного стихотворения Фрейлиграта. Оно дышало верой в то, что борьба не окончена, что слово поэта еще не раз будет вдохновлять народ в его грядущих боях:

Когда Маркс дочитал стихотворение, Гейне задумался, а потом сказал:

— Вот это суд времени, дорогой Маркс! Я всегда считал Фердинанда Фрейлиграта погонщиком звонких рифм и звал его «мавританским князем». Правда, так его многие называли за его пустую романтическую поэму под таким заголовком. Но он глотнул из источника революции, и это придало ему свежие силы.

Маркс охотно рассказал, с каким мужеством держался Фрейлиграт на суде, когда его обвинили в государственной измене за сборник революционных стихотворений.

— Он был не обвиняемым, а обвинителем, — говорил Маркс, — и судьи вместе с прокурором позорно провалились: Фрейлиграта пришлось оправдать, и в Дюссельдорфе, где происходил суд, народ чествовал своего поэта песнями и факельным шествием.

Гейне горько вздохнул:

— Ах, почему я не могу быть с вами в эти горячие дни?!

— Вы с нами, дорогой Гейне, — возразил Маркс, — всегда с нами! Ваша сатира служит общему делу, и многое, что вы написали теперь, я знаю наизусть.

Еще долго сидел Маркс у постели больного друга и рассказывал не только о событиях революции 1848 года, но и о перспективах будущего. Несмотря на то что прусское правительство выслало Маркса за пределы родины, он и здесь, в Париже, не прекращал революционной деятельности. Он ждал, что французские, рабочие поднимут восстание против буржуазного правительства Луи Бонапарта, и готовился принять непосредственное участие в боях. Он надеялся, что Франция сможет поднять за собой всю Европу.

В Южной Германии тем временем еще шли революционные бои. Рабочие отряды, возглавляемые Энгельсом, во второй половине июня столкнулись с прусскими войсками. В ожесточенных боях Энгельс обнаружил беззаветную отвагу и презрение к опасности. Его стратегические планы отличались смелостью и знанием военного дела. Но силы были неравные. Плохо вооруженные рабочие не могли долго держаться против многочисленной и хорошо снабженной прусской армии. Энгельс одним из последних перешел швейцарскую границу.

Целый месяц длилась эта борьба, и Маркс, часто посещая Гейне, приносил ему свежие новости — то радостные, то печальные — о последних вспышках революционного восстания. Быть может, никто из парижских друзей Маркса не воспринимал так живо и взволнованно боевые дела июньских и июльских дней 1849 года, как Гейне. И Маркс в это бурное, беспокойное время хоть на мгновение отдыхал у постели умного и отзывчивого друга. Иногда Марксу приходилось утешать поэта, когда тот впадал в отчаяние и не верил в торжество дела, которому посвятил свою жизнь. В такие минуты Маркс спокойно и терпеливо объяснял Гейне, в чем он заблуждался. А когда разговор заходил о будущем, о неминуемой победе рабочего класса, у Гейне порой возникали сомнения, смогут ли победители построить новую культуру взамен старой.

— Я боюсь, — сказал как-то Гейне Марксу, — что придут люди будущего и вырубят олеандровые рощи поэзии, а вместо них посадят полезный для всех картофель.

— Ваши страхи неосновательны, — ответил ему Маркс. — При социализме новое общество будет особенно чутко к поэтам, художникам, музыкантам, и они обретут настоящую свободу творчества. Они не будут зависеть от издателей и предпринимателей, как вы, дорогой Гейне, от своего Кампе.

Гейне иронически улыбнулся.

— Хорошо, если бы все это было так, как вы говорите. А что, если бакалейный торговец будущего станет делать пакетики из моей «Книги песен» и насыпать туда кофе или нюхательный табак для старушек будущего?

Маркс громко засмеялся. Но Гейне поспешно перебил его:

— Пусть будет даже так!.. Но пусть этой ценой погибнет мир, где угнетают невинность и где человек эксплуатирует человека!.. — И Гейне закончил совсем серьезно: — Я, должно быть, скоро умру, но моей последней мыслью будет радость, что коммунизм уничтожит дотла царство националистов. Он не пришибет их палицей, как богатырь, а просто раздавит пятой, как давят гадину…

Неожиданно Маркс привел к Гейне поэта Георга Веерта. Этот высокий, молодой человек, с большим, открытым лбом и густыми бакенами, очень понравился Гейне. Его стихотворения в народном духе, почти всегда проникнутые политической мыслью, давно интересовали Гейне. Он их знал по «Новой Рейнской газете», в редакции которой состоял Веерт. И Маркс с похвалой отзывался о скромном и талантливом поэте, считая его подлинным певцом пролетариата. При первой встрече с Веертом Гейне сказал ему:

— Я очень рад, что нам довелось встретиться.

На это Веерт ответил:

— Но мы с вами уже встретились два года назад.

Гейне недоумевал, но Веерт тут же объяснил свою шутку. Он показал сборник стихотворений, изданных в Германии в 1847 году. Там вслед за «Силезскими ткачами» Гейне было напечатано стихотворение Веерта «Сидели они под ивой». Молодой поэт изобразил английских ткачей, мирно пировавших в сельском кабачке под ивой. Но вдруг до них дошла весть о восстании силезских ткачей, и сердца английских рабочих прониклись чувством солидарности: