Начался многолетний, терзавший нервы поэта спор о наследстве. Тяжба с Карлом Гейне приняла общественный характер. Издатель Кампе, композитор Джакомо Мейербер, Фарнгаген фон Энзе, Фердинанд Лассаль и другие общественные деятели оказали поддержку больному поэту. Выяснились подлинные причины жестокости Карла Гейне. Этот наследник многомиллионного дела отца боялся, что Генрих Гейне в своих «Мемуарах», подготовлявшихся к печати, расправится с гамбургской родней и обнаружит перед всем светом ее торгашество и бессердечие.
Гейне жил в большой нужде, несмотря на то что много работал. Ему стоило огромных усилий писать и читать, приходилось приглашать в помощь секретаря. Но он находил в себе силы бывать у друзей, чтобы обменяться мнениями о литературных и политических событиях. Промышленный кризис в Европе 1846 года, неурожай в Германии, распространение идей научного социализма среди рабочих — все говорило о том, что назревает революция. Пройдет два года, и Маркс и Энгельс в «Манифесте Коммунистической партии» смогут сказать, что «призрак коммунизма бродит по Европе».
В это время большой читальный зал в центре Парижа, в Пале-Рояле, был всегда переполнен немецкими и другими иностранными корреспондентами и журналистами. На большом столе лежало около пятидесяти самых разнообразных газет — французских и иностранных. Журналисты вылавливали из них самые свежие сообщения о политическом брожении, происходившем в разных странах, и живо обсуждали все новости.
В этом зале часто видели худого, осунувшегося человека, с трудом передвигавшего ноги; глаза его были странно полузакрыты, лицо несколько перекошено, а маленькая седая бородка придавала ему болезненный вид. Только хорошо знавшие поэта могли узнать в этом человеке Генриха Гейне. Он с жадностью набрасывался на немецкие журналы и газеты и внимательно читал их. Часто он встречал свое имя в различных немецких и французских газетах. Продажные писаки неистово обрушивались на него, утверждая, что он уже кончился как писатель, что он давно умер морально, прежде чем умрет физически. Когда Гейне лечился на водах в Бареже, один из таких писак сообщил, что поэт помещен в дом для умалишенных. И тот же корреспондент в августе 1846 года сообщил, что Гейне скончался.
Но поэт был жив, и в эти тяжелые для него времена он находил поддержку у французских друзей. Оноре да Бальзак еще в 1840 году написал рассказ «Принц богемы» и посвятил его Гейне с прочувствованной надписью; он часто посещал больного поэта. Теофиль Готье и Альфред Ройе увезли его летом из пыльного Парижа на дачу в Монморанси.
Обстоятельства прервали личное общение Гейне и Маркса. Но Маркс никогда не забывал о своем друге. Примерно через месяц после пребывания в Брюсселе Маркс шлет Гейне в Париж письмо, прося у него хоть несколько стихотворений для выходящего в Дармштадте бесцензурного издания. Особенно порадовало Гейне второе письмо, полученное от Маркса в 1846 году:
«Дорогой Гейне!
Я пользуюсь проездом подателя этих строк, г. Анненкова, очень любезного и образованного русского, чтобы послать Вам мой сердечный привет.
Несколько дней тому назад мне случайно попался небольшой пасквиль против Вас — письма, оставшиеся после Берне. Я бы никогда не поверил, что Берне так безвкусен, мелочен и пошл, если бы не эти черным по белому написанные строки. А добавление Гуцкова и прочих — что за жалкая мазня! В одном из немецких журналов я дам подробный разбор Вашей книги о Берне. Вряд ли в какой-либо литературный период книга встречала более тупоумный прием, чем тот, какой оказали Вашей книге христианско-германские ослы, а между тем ни в каком периоде немецкой литературы не ощущалось недостатка в тупоумии.
Может быть, вы хотели бы сообщить мне еще что-нибудь «специальное» относительно Вашей книги, — в таком случае, сделайте это поскорее.
Ваш К. Маркс».
В 1845 году Маркс и Энгельс организовали в Брюсселе Коммунистическое бюро сношений. Партийным представителем — корреспондентом из Парижа — был Герман Эвербек. Он часто навещал Гейне и в донесениях Коммунистическому бюро сношений и в личных письмах к Марксу постоянно упоминал о Гейне.
В письме, написанном в августе 1845 года, Эвербек сообщал Марксу о своем посещении Гейне. Он побывал у поэта в Монморанси, где тот жил на даче, он «наслаждался этим несокрушимым насмешником, продолжавшим творить, несмотря на болезнь глаз». В трагических выражениях описывал Эвербек состояние здоровья Гейне в письме от 15 мая 1846 года: «Гейне едет завтра на воды в Пиренеи; бедняга безвозвратно погиб, потому что сейчас уже проявляются первые признаки размягчения мозга.
Умственная деятельность, а особенно его юмор, несмотря на уже замечающееся помутнение сознания, пока еще без перемен; но уже прибегают к болезненным операциям, вроде введения порошков под кожу, и все тщетно. Он будет умирать постепенно, частями, как бывает иногда, — в течение пяти лет. Он еще пишет, хотя одно веко всегда закрыто. Я посетил его вчера: он шутит и ведет себя, как герой…»
Когда в сентябре 1846 года Энгельс приехал в Париж по поручению брюссельского бюро, он посетил Гейне. Об этой встрече Энгельс подробно написал Марксу, рассказывая об ужасной болезни поэта.
Консилиум врачей с неопровержимой ясностью установил, что у Гейне все симптомы прогрессивного паралича. Эта неизлечимая болезнь приносила большие страдания поэту, и нужно было обладать огромным мужеством, чтобы продолжать работу, да еще в тяжелых материальных условиях.
В феврале 1847 года в Париж приехал Карл Гейне. Между ним и поэтом наконец состоялось примирение. Но Какой ценой! Гейне вынужден был согласиться на уничтожение огромного четырехтомного труда — «Мемуаров», над которым он работал семь лет. Легкомысленный брат Гейне Максимилиан, врач, работавший в Петербурге, тоже находившийся в это время в Париже, собственноручно сжег рукопись Генриха Гейне. Сохранился лишь небольшой отрывок с описанием детства поэта. Мировая литература понесла невознаградимую потерю: пропала одна из увлекательнейших мемуарных книг XIX века.
Гейне была восстановлена ежегодная рента в четыре тысячи восемьсот франков.
«Снова грохочут барабаны…»
Белые больничные стены, белоснежное белье на постели, сиделки в белых халатах… Все было белым в этот хмурый февральский день. Гейне лежал в частной лечебнице своего друга, доктора Фотрие. Матильда неотлучно сидела у постели больного и читала вслух «Три мушкетера» Дюма. Гейне восхищался взлетом фантазии знаменитого романиста и с удовольствием слушал чтение Матильды.
Проснувшись ранним утром 22 февраля, Гейне не увидел возле себя Матильды. Сиделка объяснила ему, что мадам Гейне, очевидно, трудно пробиться сквозь толпу, заполнившую улицы Парижа.
— Что случилось? — спросил Гейне.
— Кто его знает… — сказала сиделка. — Говорят, начинается революция.
В течение нескольких февральских дней свершился исторический переворот. Луи-Филипп был свергнут и бежал в Англию. Во Франции была провозглашена республика.
— Какое несчастье — переживать такие революции в моем состоянии! — вздыхал Гейне. — Я должен был бы выздороветь или умереть.
Вскоре врачи выяснили, что держать Гейне в больнице бессмысленно: они ничем не могли помочь больному. Поэта перевезли домой. Матильда поставила кресло у окна, где он проводил большую часть дня, с волнением прислушиваясь к шуму революционного Парижа.
Нервное возбуждение поддерживало в поэте силы. Он даже отваживался выходить из дому, если чувствовал себя немного лучше.
В мае, когда Париж был в цвету каштанов, в веселом кипении народа, Гейне вышел на улицу и с большим трудом поплелся по залитому солнцем городу. Помутневшие глаза различали пестроту революционных плакатов и воззваний, он видел еще не разобранные баррикады, кое-где виднелись следы от пуль.
Гейне вошел в Лувр, эту сокровищницу мирового искусства, где он так часто бывал раньше, добрался до маленького зала, в котором на невысоком пьедестале стояла бессмертная статуя богини красоты Венеры Милосской. В зале никого не было, сквозь спущенные шторы пробивался бледный, рассеянный свет. Поэт опустился на колени перед мраморным изваянием, некогда извлеченным из земли с отбитыми руками. Древнегреческий идеал жизнерадостного, светлого и гармоничного искусства был воплощен для Гейне в этом изумительном творении безвестного скульптора. Великий жизнелюбец, Гейне со слезами на глазах прощался с миром прекрасного и человечного, с миром красоты, в котором он был своим человеком.