Изменить стиль страницы

Сен-Джон, двигавшийся быстрее, чем она когда-либо видела, пропал в доме. Шум косилки прекратился. Солнечный свет придал пожелтевшей траве золотой цвет, вдали не было видно ни одной вороны или коршуна. Воцарился мир. Жаклин села на ступеньку. Щекой оперлась на руку и подумала об убийстве. Она только краем сознания отмечала, что монотонный голос повторял слова старой баллады:

Усадил брат сестру в седло боевого коня.
«Прежде чем мы расстанемся, поцелуй ты меня», —
Молвил он, задумав жестокое дело,
И, коснувшись губами ее алого рта,
Всадил нож в ее нежное тело…

Жаклин подпрыгнула. Стоявшая над ней фигура словно вышла из той кровавой баллады — высокий, светловолосый молодой человек, несущий запачканную землей лопату.

— У вас все в порядке, леди?

— Конечно.

— Вы забавно шумели.

— Я пела, — холодно заметила Жаклин.

— А… Знаете, я был здесь, за кустами, и слышал песню…

— Так мило с вашей стороны справиться обо мне.

Молодой человек довольно быстро ушел. Жаклин вернулась к своим размышлениям и музыке. Жестокий брат или неверный любовник?

Слезай же с коня, моя милая мисс,
Пробил твой час, слезай, не торопись.
Девять девиц скрылись в этом болоте проклятом,
Твое тело будет последним, десятым.

Холодный палец коснулся ее ноги, и она резко повернулась. Тень от ближайшей сосны наползла на нее. Жаклин встала. Она была убеждена, что Мэриби видела эти огоньки. Она не верила, что они были вызваны духом Катлин Дарси, но для нее подлинный призрак был бы более комфортной компанией, чем человек из плоти и крови, несущий по давно заброшенным комнатам горящую свечу.

Сумерки опустились к тому времени, когда она добралась домой. Перетаскивая наполовину заполненный книгами картонный ящик по погруженной в тень тропинке, Жаклин обнаружила, что передвигается намного быстрее, чем намеревалась. Как бы там ни было, но сумерки не были приятным временем суток, как она однажды заметила. Нащупывая выключатель в темном доме, она завидовала Джан: компанию ей составлял кот — этакое звучное животное, приветствующее возвращающегося скитальца, пусть даже без слов.

Приготовив себе выпить, Жаклин разбросала книги по полу и устроилась между ними, надев очки на переносицу. Затем с виноватым видом, который подходил бы к лицу серийного убийцы, она дотянулась до кармана рубашки и вытащила пачку сигарет.

Первая долгая затяжка стерла виноватый взгляд и заменила его неподдельным восторгом. Одна или две сигареты в день ей не повредят. Рай, подумала Жаклин, то место, где вы можете курить и не получить от этого рака легких.

Однако существовало весьма мало земных удовольствий, суливших райское наслаждение, кроме книг, водки и сигаретного дыма. Она начала разбирать книги, отобранные в коттедже.

Выкурив десять сигарет и осушив два стакана, она одолела половину Светония. Ох уж эти римляне! Вы просто болтаете, а они предавались этому.

На следующий день в девять утра Жаклин уже сидела за столом, очки прочно заняли свое место, волосы стянуты в плотный пучок на затылке. Как фуражка капитана Джо из «Маленьких Женщин», прическа Жаклин символизировала ее литературное настроение. Это означало: прочь руки от всего остального, никаких перерывов. Гений вспыхнет яркой звездой, если Жаклин берется за дело.

В течение двух дней она комкала исписанные листы, ругалась, мерила шагами комнату и колотила по клавиатуре. Прерывалась Жаклин на достаточно длительное время, чтобы поспать или запихнуть в рот необходимые питательные вещества (колу и печенье). Крошки проникали в клавиатуру; стопка использованных страниц росла все выше и выше. Телефон звонил время от времени, Жаклин его не слышала.

На утро третьего дня прилив энергии иссяк, оставив ее в состоянии крайней депрессии, известной только писателям. Ее мозги были скоплением мертвых серых клеток, тело испытывало отвращение ко всему, а весь остальной мир не нес в себе ни одного лучика радости, ни любви, ни уверенности, ни мира, ни облегчения боли. У нее не было даже представления о том, что Ара будет делать дальше.

Жаклин посмотрела на бумаги на своем столе и вздрогнула. Определенно, сейчас было не самое подходящее время для их чтения. Если она сделает это, то они, вероятно, присоединятся к уже лежащему на полу мусору. Жаклин и раньше переживала подобное состояние и знала (хотя в это трудно поверить), что после нескольких часов физических упражнений или отдыха, еды или питья, или комбинации вышеперечисленного они не будут напоминать творение обезьяны, колотящей по клавиатуре обеими руками.

Светило солнце. Жаклин взирала на это явление с легким удивлением и еще более легким налетом оптимизма. Может быть, она не станет перерезать себе горло прямо сейчас. Может быть, для нее есть почта. Даже чек. Эта мысль придала ей достаточно силы, чтобы проковылять по лестнице наверх, принять душ и одеться.

Выйдя из коттеджа, она встала и глубоко вдохнула пьянящий осенний воздух. Не писатели никогда не поймут, каким реальным может стать воображаемый мир книги, поглощая в себя своего творца и отключая все внешние стимулы. Когда ничто не имеет больше значения, ничто, за исключением идеи.

У нее теперь было двадцать с чем-то страниц, приблизительно половина наброска. Теперь… Жаклин моргнула, глядя на хризантемы, расцветшие богатым цветом в цветочных ящиках по бокам дорожки. Их надо подвязать. А сорняки вырвать.

Она тряхнула головой. Нет, не это. Почта. Вот с чего она начнет.

К тому времени, когда Жаклин отперла висячий замок и вышла за ворота, в голове у нее более или менее прояснилось. Были некоторые причины, по которым она захотела получить почту помимо, конечно, всегда важного денежного вопроса.

Никого не оказалось за стойкой и никого — за что она вознесла благодарность Всевышнему — смотрящего телевизор. Жаклин позвенела колокольчиком. Ее нетерпение было вознаграждено: вместо Молли из двери, что вела в жилые комнаты хозяев, появился Том. На его красивом лице застыло хмурое выражение.

Когда он увидел Жаклин, то попытался, без особого успеха, принять радушный вид.

— Здравствуйте, миссис Кирби. У нас скопилось для вас порядочное количество почты. Молли хотела занести ее вам, но она сегодня неважно себя чувствует.

— Бедняжка. — Жаклин не сделала ни одного движения, чтобы забрать у Тома значительных размеров пачку. — Она показалась доктору? Не нужно скрипеть зубами и терпеть в течение трех месяцев; есть уколы и всякие там штучки.

Том уставился на нее.

— Как вы узнали? Прошло только несколько недель с тех пор, как…

— Дорогой мой! — Жаклин пропустила вопрос мимо ушей с легким, воздушным жестом. — Вы должны держать ее вдали от кухни. Я могу вспомнить случай, когда простой вид двух поджаренных яиц, глядящих на меня словно огромные, внушающие трепет желтые глаза, мог заставить мой желудок выворачиваться.

— Гм, вы правы. Говоря о еде, мне бы лучше вернуться на кухню самому. Вы присоединитесь к нам на ленч, миссис Кирби?

— Не уверена. Но я бы выпила с вами стаканчик вина, если вы настаиваете.

— Боюсь, что у меня нет времени.

— Мой дорогой молодой человек, куда ни посмотри, вблизи нет ни одного другого заказчика, за исключением, возможно, меня. Кроме того, я хочу поговорить с вами о неприятном происшествии прошлой ночью.

Она прилепилась к его руке, когда он старался протиснуться мимо нее. Том сдался.

— Хорошо. Дайте мне минуту, я хочу проверить, что на кухне все в порядке.

Он усадил ее за стол. Жаклин наблюдала, как он уходил — плечи развернуты, голова поднята, с улыбкой, которая не вызывала у нее доверия. Она старалась приручить его в течение нескольких дней, а он — Жаклин была в этом уверена — с такой же энергией избегал ее. Один — ноль в ее пользу.