— Мне бы хотелось как-нибудь посмотреть эти фотографии.

— Думаю, что ты можешь. Мама сказала, что мы должны пригласить тебя к нам на ужин или что-нибудь в этом роде. — Затем ее маленькое личико нахмурилось. — Надо же, дядя Джек. Я лучше пойду.

Жаклин удивилась, что кого-то из действующих лиц она еще не встречала. Проследив за враждебным взглядом ребенка, она заметила Сен-Джона, приближающегося к ним.

— Это его настоящее имя. Папа говорит, что он просто красуется этим прозвищем «Син-Джон».

Жаклин улыбнулась. Сен-Джон был облачен в спортивные фланелевые брюки, спортивную куртку и шелковый шарф, он шел важной поступью. Сен-Джон должен питать отвращение к этой чистосердечной молодой особе, такое же сильное, как и ее презрение к нему.

— Не стоит уходить из-за него, — сказала Жаклин.

— Я лучше пойду. Мама побьет меня. После школы мне надо идти прямо домой. Когда я увидела твою машину и вычислила, что ты здесь, то я пришла сюда.

— Рада, что ты сделала это. Мне было приятно поболтать с тобой.

Девочка не ответила. Она убежала, размахивая своей коробкой для ленча. Она разминулась с Сен-Джоном, когда тот находился на некотором расстоянии от коттеджа, и прошла мимо него молча, не останавливаясь.

Жаклин склонила голову, чтобы спрятать свои кривящиеся губы. Она посмотрела вверх только тогда, когда Сен-Джон подошел и встал прямо напротив нее.

— Добрый день, — поздоровался он.

— Добрый день. Не хотите присоединиться ко мне?

После должного неторопливого обдумывания Сен-Джон тщательно расстелил носовой платок на ступеньку и поместил на нее свой зад, обтянутый фланелевыми брюками, который расплылся так широко, что несколько фамильярно толкнул Жаклин. Но в этом случае Сен-Джон, казалось, имел на уме нечто другое.

Он начал с извинений за то, что не приглашает Жаклин в дом.

— Мне бы не хотелось, чтобы моя бедная мама подслушала, что я хочу сказать. У нее есть привычка выскакивать, когда ее меньше всего ожидаешь.

— Как она?

— Не совсем хорошо. Она находится в том состоянии, которое я могу только описать как состояние лихорадочного возбуждения. Я не хочу, чтобы вы порицали себя, моя дорогая Жаклин…

— Я этого не делаю.

— Гм… хорошо. Хорошо. — Легкое физическое усилие или что-то другое вызвало появление блестящей испарины над бровями Сен-Джона. Он потянулся за носовым платком, вспомнил, что сидит на нем, и продолжил: — Это, конечно, не ваша вина. Вы хотели утешить ее. Вы не могли знать, что нечаянно коснулись слабого места моей матери. Она до сих пор не смирилась со смертью Катлин.

— Возможно, она чувствует некоторую вину? — Голос Жаклин был очень мягким.

Сен-Джон изумленно посмотрел на нее.

— Нет, я так не думаю. За что ей чувствовать себя виноватой? Неудивительно, что она цепляется за надежду, данную странными обстоятельствами, — тела так и не нашли. А не так давно произошли некоторые другие события, которые подкрепили ее фантазию. Именно это я и хочу обсудить с вами.

— Какие события? — заинтересовалась Жаклин.

— Получали ли вы какие-нибудь… какие-нибудь необычные письма в последнее время?

— Боюсь, я должна попросить вас выражаться более конкретно, Сен-Джон. — Жаклин знала, что это звучит ужасно напыщенно. Привычки Сен-Джона в устной речи стали прилипать и к ней.

Пот на лбу Сен-Джона собирался в капли, которые начали стекать вниз по лицу. Гигантским усилием он вытянул из-под себя платок и промокнул щеки.

— Письма, которые претендуют на то, что пришли от моей бедной сестры. Письма, подписанные «Катлин Дарси».

ГЛАВА 11

Там много сумасшедших бродит.

Такие дерзкие непрошенные слова всплыли в голове Жаклин как мысленное послание от О’Брайена. Он выразился бы именно так. Она же не произнесла этого вслух. По мере того как Сен-Джон объяснял происшедшее, становилось очевидно, что у него была резонная причина для беспокойства.

Именно его мать первая увидела и открыла письмо, хотя оно было адресовано Сен-Джону. В течение месяцев, последовавших за исчезновением Катлин, приходило множество подобного рода посланий, некоторые претендовали на то, что они посланы ею самой, другие были от психов, предлагающих информацию о местонахождении Катлин или ее тела, авторы третьих, самых терзающих душу писем, сознавались в преступлении и в ярких деталях описывали, как они убили или похитили Катлин.

Вопреки совету сына, а в некоторых случаях даже не уведомляя его, миссис Дарси отвечала на все послания.

— Мы были в осаде, моя дорогая Жаклин. В полиции меня заверили, что после нашумевшего дела всегда бывает поток писем. К тому времени, когда я перестал обращать внимание на подобные послания и связываться с их авторами, у меня было нервное истощение, а мама… Сила ее навязчивой мании приводила в изумление. Она никогда не оставляла надежды услышать голос Катлин. Она подбегает к телефону, когда тот звонит, и всегда первой получает почту. Я полагаю, что должен ожидать некоторого прогресса в ее состоянии в настоящее время, но очень трудно контролировать действия мамы, когда она находится в таком возбуждении. Сегодня я обнаружил ее стоящей в конце подъездной дорожки в ожидании прихода почтальона. Это было в семь утра!

— О Боже, — только и произнесла Жаклин. Но она сказала это со всей симпатией, на которую была способна. — Что было в письме?

— У меня нет ни малейшего представления. Я успел бросить на него быстрый взгляд, прежде чем мама начала поспешно удирать от меня, унося письмо. У мамы есть свои секретные места по всему дому. Подпись была Катлин… — Он быстро поправил себя. — Я хотел сказать, таким было ее имя.

— Я бы не стала беспокоиться об этом. — Жаклин похлопала по его руке. — Пока она — я полагаю, что это женщина, — не напишет снова и не скажет что-то, что может дать вам ключ к разгадке ее личности или ее местонахождения, полиция мало что может сделать. Но анонимные авторы писем не представляют опасности, Сен-Джон, они просто… пишут письма.

— Вы правы. — Похлопывание было ошибкой. Сен-Джон подвинулся ближе к Жаклин. — Я знал, вы поможете мне увидеть это дело в перспективе. У вас такое чувствительное, понимающее сердце… — Его пухлая рука направилась в поисках этого органа тела.

Жаклин схватила его руку и сжала ее. Сен-Джон издал легкий визг протеста.

— У меня есть одна мысль, — объявила она. — Знаете ли вы — а вы, конечно, знаете — Брюнгильду Карлсдоттир?

Имя подействовало даже эффективнее болезненного пожатия Жаклин. Сен-Джон мрачно нахмурился.

— Эта ужасная женщина! Вы не поверите, Жаклин, но она пустила в ход даже свои… свои… гм… женские атрибуты в попытке повлиять на меня и добиться моего расположения.

Жаклин распирало от смеха, который она еле-еле сдерживала.

— Охотно верю этому, — пробормотала она.

— Да. — Сен-Джон прихорошился. — Конечно, нельзя привыкнуть к предложениям этого сорта. Я не должен говорить вам, Жаклин, моя дорогая, — настоящий мужчина хочет быть охотником, а не добычей. — Он сморщил губы.

— Я имею в виду, Сен-Джон, что Брюнгильда могла написать это письмо. Она угрожала мне несколько раз. Боюсь, у нее это может стать навязчивой идеей.

Лицо Сен-Джона разгладилось.

— О! О Боже мой! Она очень крупная женщина, не так ли? Вы полагаете, она может быть опасна?

— Я думаю, вам следует упомянуть эту возможность в разговоре с вашими адвокатами. Расследование действий бедного создания не причинит вреда.

— Целиком с вами согласен. — Сен-Джон поднялся, все мысли о любовном флирте были забыты перед лицом тревоги за наиважнейшую в жизни вещь — его персональную безопасность. — Я сделаю это немедленно. Сейчас же! Спасибо вам, моя дорогая.

Как только он повернулся к ней спиной, Жаклин позволила мышцам на лице расслабиться. Они были напряжены до боли, чтобы не рассмеяться.

Жаклин не верила в то, что Брюнгильда написала это письмо. Фигура этой женщины была весьма далека от изящества, о чем свидетельствовала ее попытка изнасиловать Сен-Джона. Заглушенное бульканье смеха вырвалось из Жаклин. Она дорого заплатила бы за то, чтобы поприсутствовать во время этой сцены страсти.