— Именно поэтому он мне и нравится. Не суетитесь, Молли. Могу я получить стаканчик вина? Я полагаю, монтраше должен подойти к бифштексу.

Молли прошла хорошую подготовку. Она больше не протестовала, хотя Жаклин видела ее взволнованное лицо, выглядывавшее время от времени из кухни.

Булочки были горячими и воздушными, а малиновый бисквит, пропитанный вином и залитый сбитыми сливками, оказался просто превосходным. Жаклин прикончила стакан монтраше и признала, что вкусовые сосочки ее языка несколько хуже развиты, чем ее нежные иллюзии относительно того, что она была знатоком марочных вин. Удостоверившись в том, что Молли за ней не наблюдает, Жаклин выскользнула из кресла и быстро удалилась. Выйдя из гостиницы, она понеслась вниз по улице, тихо мурлыкая себе под нос.

Стояла прелестная ночь. Месяц застыл над темными очертаниями гор, а свежий ветерок был сладок от запаха, определение которого заняло у нее некоторое время. Запах хвои и чистого, не загрязненного ничем воздуха. Неудивительно, что он был ей незнаком. Ей встретились на пути пожилая пара и женщина, прогуливающаяся с лохматой собакой, похожей на копну шерсти. Красивый город, безопасный город, где в противоположность Манхэттену люди могут гулять по ночам по улицам без всякого страха. Прохожие улыбались ей и дружески приветствовали. Жаклин прерывала свое пение, чтобы ответить им, прежде чем снова затянуть:

— О, где ты был, Джеки-бой, Джеки-бой…

Неоновая вывеска и освещенные окна бара «Элит» ярко светились в темноте.

— Я искал нож, — пела Жаклин. — И теперь могу пырнуть им мою жену… — Она открыла дверь и вошла внутрь.

Ее окутал запах пива, сигаретного дыма, потеющих человеческих тел, жарящегося мяса и чадящего жира, который нес в себе свое собственное ностальгическое очарование. В годы юности Жаклин провела много восхитительных часов в местной забегаловке, похожей на эту. В ее родном городе и, как она подозревала, во многих других местные законники не слишком беспокоились о присутствии в ней несовершеннолетних. Куда, черт возьми, идти детям? При условии, что они балуются лишь безалкогольными напитками и гамбургерами и хорошо себя ведут, их присутствие в баре приветствовалось.

Она сразу же заметила Джека Картера. Он был среднего роста и коренаст, черты его лица были самыми обычными, за исключением ухоженной, свирепого вида бородки, которую он вырастил, возможно, для того, чтобы скрыть несуществующий подбородок и маленькую челюсть. Он был одет в яркую клетчатую рубашку, которые обычно носят дровосеки; в Пайн-Гроув она выглядела вполне уместно, как и в Манхэттене, но что-то в его манере носить ее придавало ей вид костюма — что, конечно, так и было.

Он занимал свою любимую позу: держался более или менее вертикально, со стаканом в руке, произнося речь на пределе своих голосовых возможностей. Большинство посетителей, сидевших за столами или в кабинках, расположенных вдоль стен, не обращали на него внимания, но он собрал вокруг себя аудиторию слушателей, внимавших ему в чарующем молчании. Они не могли, как поняла Жаклин, уловить, о чем он говорил.

— …И что вы можете сказать о королевском периоде, мои друзья, а? Что о них? Вы можете подумать, что мы все еще в девятнадцатом веке, когда эти проклятые маленькие клерки сидели на своих проклятых стульях, записывая колонками цифры в своих проклятых гроссбухах! А что скажете про эти проклятые компьютеры, а? Механические мозги жуют наше общество и выплевывают из себя искалеченные части, но эти бездушные матери могут сказать вам, как много этих траханых книг… — Он остановился, чтобы перевести дух и немного освежиться.

Когда Картер опустил пустой стакан, он, очевидно, уже потерял нить своей речи. Пристально осмотрев окружающую его обстановку в поисках свежего повода к вдохновению, он увидел Жаклин.

Тишина опустилась на собравшихся людей. Своим коллективным интуитивным сознанием толпы они почувствовали назревавший спектакль. Глаза Картера вылезли как сваренные вкрутую яйца. Стакан выпал из его руки и разбился об пол.

Жаклин положила конец неловкой тишине.

— Как похоже на Салун Малемута! За исключением телевизора, вместо тапера, наяривающего регтайм на пианино. Посмотри на себя, Джек. Всклокоченные волосы и бессмысленный взгляд…

Картер выдохнул:

— Сука!

Публика была шокирована. Несколько мужчин из тех, с кем Жаклин познакомилась прошлым вечером, смущенно посмотрели на нее.

— Лживая, мерзкая сука! — заревел Картер. — Ты украла эту траханую книгу! Ты сделала все, чтобы оттеснить меня в сторону, не так ли? Тебе это не удастся, как и всем остальным! Это зависть, вот что это такое, зависть к лучшему писателю. Что ты сделала для того, чтобы получить ее, Кирби? Не только легла в кровать со Стоксом, этого было бы недостаточно, он кадрит каждого клиента…

— Эй, — окликнул Картера один из слушателей — строительный рабочий. — Эй, мистер…

— Не лезь! — заорал Картер. — Это касается только меня и ее — ее и меня…

— Нет, сэр, не только, — упорствовал крепкий маленький человечек с лицом херувима средних лет. (Менеджер в «Бон-Тон», ателье женской и мужской одежды.) — Вы не можете говорить с женщиной в таком тоне в этом городе.

— Вот именно, — подтвердил шурин мэра.

— Да, — сказал парень, работавший грузчиком в супермаркете. — Давайте выбросим отсюда этого ублюдка.

Рев одобрения донесся со стороны посетителей, стоявших полукольцом, которое начало сжиматься.

Жаклин бросила взгляд на Билла Хоггенбума, прислонившегося к стойке бара. Он подмигнул и устроился поудобнее, чтобы насладиться зрелищем.

Жаклин попыталась сделать то же самое, но роль любопытствующей зеваки была не для нее.

— Джентльмены, джентльмены! — Ее голос был так сладок, как песня малиновки, и так же резок, как воронье карканье. — Пожалуйста, джентльмены. Я тронута — глубоко тронута вашей галантностью. Но воздержитесь от этого, умоляю вас. Этот герой-мужчина будет обвинять в суде весь город за нападение, если один из вас хотя бы сильно толкнет его. Если вы позволите мне… простите меня…

Она прошла через толпу, которая раздалась перед ней, и встала прямо нос к носу с Картером. Жаклин с удовольствием заметила, что тот забыл вложить супинаторы в туфли. Она была ростом ровно сто семьдесят два сантиметра, и теперь их глаза оказались на одном уровне.

Он стоял слишком близко к стойке бара. Жаклин отступила в сторону. Картер тоже отступил, осторожно глядя на нее. Выбрав наиболее удачную позицию, Жаклин медленно подняла руку с жестко вытянутым вперед пальцем.

— Ара почувствовала, как в нее вошла сила бога. — Она легонько ткнула его в середину груди.

Выражение легкого беспокойства застыло на лице Картера. Сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее он начал заваливаться назад. Мужчины вокруг него поспешно разошлись. Картер упал, подняв вокруг себя облако пыли и крошек.

Жаклин стряхнула руки и широко улыбнулась фермеру, одному из ее противников по бильярду прошлым вечером.

— Чем крупнее, тем сильнее падают, — заметила она скромно.

Раздались одобрительные восклицания. Несколько человек предложили Жаклин выпить за их счет, но она настояла, что угощает сама. Джентльмены, поспешившие принять это щедрое предложение, продемонстрировали разницу между большим городом и маленьким в своем отношении к распростертому телу; проходя мимо, они его переступали, вместо того чтобы пнуть.

Когда Жаклин направилась домой, ее сопровождал почетный эскорт восхищенных поклонников. Они попрощались с ней у ворот, но когда она пошла по тропинке, к ее фонарику присоединился свет нескольких других карманных фонарей. В кустах, которыми была обсажена аллея, не раздалось ни малейшего угрожающего шелеста, ничто не потревожило нервы Жаклин. Мужчины, стоявшие у ворот в ожидании ее сообщения о том, что она добралась до двери благополучно, были наикрупнейшими человеческими экземплярами, которые только мог произвести этот город. Потенциальный грабитель, отважившийся остаться здесь после такого зрелища, должен быть умственно отсталым. Открыв дверь коттеджа и небрежно бросив взгляд через порог, Жаклин повернулась, чтобы поблагодарить провожающих и попрощаться.