— Будь здоров, аха... Будь счастлив, аха...

Схватил со столика исписанные листки, скомкал их, бросил в печурку и выбежал из юрты.

Навстречу озабоченный Бямбу.

— Идешь, раскачиваясь, как ленивый верблюд, а я тебя ищу. Собирайся, уезжаем!

Эрдэнэ и не спросил, куда они едут, побежал в юрту. Скоро пришла машина и увезла мастера и его помощника на рудник для предварительного ознакомления с агрегатами их участка.

Есть в жизни ступеньки, бодро по ним поднимаешься, а бывает совсем не так: одного шага не сделаешь без упорства и упрямых усилий. Эрдэнэ, словно доверчивый барашек, блуждал среди машин, агрегатов, технических сооружений, неотлучно следуя за мастером. Эрдэнэ верил: мастер Бямбу родился — в одной руке у него гайка, в другой ключ от водонапорного насоса. Но и Бямбу первые дни тоже блуждал, упрекая себя за то, что поторопился дать согласие. Этого Эрдэнэ не замечал. Однажды Бямбу спросил своего помощника:

— Ну, как, Эрдэнэ, хоть чуточку понимаешь, что это за машины? Справимся?..

— Справимся. Пусть будут машины еще сложнее, мы тоже справимся!..

— Эх, юность, верит — любую гору перепрыгнет! Хорошо ли это? — И мастер, пасмурно взглянув на своего помощника, покачал головой, разгневанно прошептав: — Плохо!

Все чаще рождалось въедливое желание пойти в палатку начальника и отказаться от его почетного доверия — от работы на руднике. Нельзя взваливать даже на верблюда груз, который он не в силах поднять. Но вновь и вновь рылся мастер в инструкциях, справочниках, пособиях, читал все, что попадало ему под руки в походной технической библиотеке.

ЗОЛОТАЯ МЫШКА

...Тот тихий и хмурый вечер запомнился Эрдэнэ. Пили, смакуя, густой и терпкий зеленый чай с верблюжьим молоком. Мастер казался беспечным, спокойным, но от приметливого глаза не могло ускользнуть тревожное; морщины на лбу и висках углубились, курил беспрестанно, по свойственной ему привычке теребил правое ухо, а сейчас он проделывал это с таким остервенением — жаль уха, оторвет его напрочь. Эрдэнэ сидел рядом, часто запрокидывал голову, смотрел в просвет палатки и думал о руднике, только думы его будто ветер выдувал в двери, они редели и рассеивались, а юноша на крылатом коне улетал в дальние дали.

Что же тревожило мастера? Молчалив, сосредоточен. Налил чашку, неторопливо отхлебывая чай, посмотрел на своего помощника с какой-то острой напряженностью. Решал мастер впервые такую трудную задачу, она требовала быстрого ответа: вперед или назад?

Виновник — прошедший день; его провели они вместе с главным инженером рудника Цэрэндоржем. Он человек еще молодой, красивый, подтянутый, в рабочей робе, будто специально подогнанной к его небольшому росту. Окончил политехнический институт в Советском Союзе. Скор в движениях, даже, казалось, излишне тороплив, он владел техникой тонко и уверенно. Даже опытный мастер Бямбу жадно ловил каждое его слово. Для инженера машины не только послушные, точные выполнители воли человека, они — люди со всеми человеческими приметами: могут надорваться, заболеть, иногда капризничают, как дети, плачут, сердятся. Вообще особы исполнительные, если управляют ими мастера, знающие суть конструкции, понимающие назначение всех деталей. Инженер завершил инструктаж неожиданно:

— Не обижайтесь, уважаемые, до работы на этих машинах я вас пока не допускаю.

Приосанившись, он взмахнул своей маленькой ручкой, показал на зеркально блестящие агрегаты:

— Богатство государственное, дороже золота, чувствительное, нежное. Возьмите вот эти книги, инструкции, справочники. Готовьтесь сдавать технический минимум. В управлении получите ордера на квартиры. Будете гражданами Дзун-Баина.

Улыбнулся, попрощался, ушел.

Мастер Бямбу закурил и вместе с облаком дыма выдохнул:

— Вот, Эрдэнэ, мы — ученики. Будем стараться...

Круто повернулся и зашагал, за ним поспешил и его помощник. Шел Эрдэнэ, и обидное давило на него непомерным грузом. «Безобразие! — горячилось его сердце. — Почетного мастера унизили, его сделали таким же учеником, как и меня. Он не потерпит этого, он...»

— Что ты выкрикиваешь?

Эрдэнэ хотел развязать свой гневный мешок, вылить весь бунтующий кумыс, не успел, мастер остановил:

— Не подведи, Эрдэнэ, садись за книги, чего не знаешь, спросишь...

— А вы?

— Я уже сижу. Сегодня у нас последняя ночь в лагере, а завтра мы с тобой — дзунбаинцы. Пошли.

...Дни бежали один за другим, складывались в неделю, вторую.

Эрдэнэ уже знал, на каком агрегате он будет практиковаться. Засыпая, думал, скорее бы прошла ночь.

Первые три дня работал вместе с мастером, тот неотлучно стоял рядом. И только теперь Эрдэнэ открылось, что такое слаженность всех частей агрегата. Верно, есть у машины своя душа, требовательность, гордость; она не потерпит, если ее забыли хоть на минуту. Иногда ничего не делаешь, не мешай ей работать, но стой рядом, не уходи. Пусть чует твое внимание.

Мастера и его помощника агрегаты отпускали, когда плотно сгущалась синева гобийского неба.

Вчера подошел к Эрдэнэ начальник участка водоснабжения. Коренастый, плечистый монгол с бурыми скулами, опаленными солнцем; его непомерно большие глаза не смотрели в стекляшки розовых очков, а выглядывали из-под них, начальник показался Эрдэнэ сухим и недоступным. «Наверное, коренной гобиец», — подумал юноша.

Он слышал о начальнике немало. Одни говорили: знаток новой техники, не хуже главного инженера, требует знания машин; другие уверяли: не все машины слушаются его, есть агрегаты, которые не подчиняются, капризничают. Одни находили начальника справедливым; другие, наоборот, упрекали за мягкость и слабость характера. У Эрдэнэ все в голове смешалось: никто не сошьет хорошего халата из разноцветных лоскутков. Звали начальника Хутаг. Он подошел к агрегату, у которого практиковался Эрдэнэ, поздоровался, задал вопрос, все начальники задают такой вопрос:

— Как идут дела?

Не дождавшись ответа, снял очки, вновь надел, перекрывая шум моторов, густым басом, словно молотом по железу, огрубил:

— Не пойдет, молодой человек, нет! Что это такое?

И он провел пальцем по пыльной грани агрегата.

— Машина не терпит грязи. Измерительные приборы требуют аптечной чистоты, — и носовым платком вытер циферблаты; на них будто от страха нервно вздрагивали стрелки.

Начальник молча повернулся и ушел. Эрдэнэ обиделся. Справедливо указано ему на оплошность, но почему, не сказав ни слова, он, даже не обругав, убежал.

После обеда на производственной пятиминутке начальник говорил о машинах, о борьбе за их чистоту, аккуратную смазку, о человеческом отношении к ним. Эрдэнэ запомнилось:

— Никаких рывков, никаких грубых усилий! Машина — девушка, ее надо любить, беречь!

Эрдэнэ сидел в уголке, боясь попасть на глаза начальнику, тревожно ждал, когда он назовет его имя и начнет ругать. Начальник имени виновника не назвал.

После пятиминутки начальник вызвал к себе Эрдэнэ.

И опять не упрекнув его ни в чем, спросил:

— Технический минимум когда думаешь сдавать? Пора...

— А мастер Бямбу? Мы вместе будем сдавать...

— Новость. Мастер Бямбу давно уже сдал.

Злой день для Эрдэнэ, горькая неожиданность подкралась, больно уколола: каков Бямбу!.. Ведь они вместе трудились у агрегата, до поздней ночи вникали в тонкости технических пособий.

Через неделю Эрдэнэ явился в комиссию по приему техминимума. Председательствовал главный инженер рудника, за столом сидели начальник участка водоснабжения, три мастера, среди них и почтенный Бямбу. На стене развешаны плакаты, чертежи, схемы. Экзамен сдавали десять юношей. Эрдэнэ отвечал на вопросы, как ему показалось, тускло. Комиссия и экзаменующиеся пошли к агрегатам, экзаменаторы потребовали подкрепить теоретические знания практикой, работой на различных машинах агрегата. Здесь Эрдэнэ оказался на высоте.

Техминимум сдал, получил производственный разряд помощника мастера и драгоценную бумагу — удостоверение, которое бережно держал в руках.