— Но будет война. Настоящая и большая. Почти сто лет христиане трудились, удобряя Святую землю потом и кровью…
Отец Савари едва увернулся от пущенной в него кости.
— Филомен! — крикнул граф.
Мажордом появился тотчас.
— Уведите этого благородного старца. Найдите ему место для ночлега, учитывая его сан и возраст. А если отец Савари закапризничает, гоните его из замка.
Филомен не успел подтвердить, что понял приказание, как в трапезную влетел разгоряченный парень с боевым топориком.
— Говорите, Бильжо, что стряслось. Пожар? Наводнение?!
— Они скачут!
Рено поднялся на стену, ожидая увидеть войско. Но перед воротами гарцевало несколько всадников. Один что-то выкрикивал.
— Бильжо, узнайте, кто они и что нужно.
Возвратившись, юноша доложил:
— Это — Али, сын брата Саладинова, Малека-эль-Адал-Мафаидина.
— Какого дьявола он притащился?
— Он требует принцессу Замиру. В противном случае он предлагает вам поединок, мессир.
— Она ему — тетка? — спросил, неприятно усмехнувшись, Рено. — Забавно. Не слыхивал я, чтобы племянник выходил на бой из-за тетки. Видно, хмель ударил в молодые головы сарацинов. Что он из себя?
— Моих лет мессир, — отвечал Бильжо.
— Мальчишка, — пробормотал Рено. — Пойдет слух, что Шатильон воюет с женщинами и детьми.
Спасители принцессы Замиры кружили под стенами замка. Один держался несколько впереди, на голове его красовался тюрбан с большим драгоценным камнем, сверкавшим на солнце. Это был Али. Он выкрикивал оскорбления похитителю теток.
— Коня, — морщась, как от зубной боли, сказал граф.
Чтобы уравновесить силы и придать поединку более благородный вид, Рено выехал в поле лишь с тремя спутниками, запретив остальным даже седлать коней.
Племянник Саладина оказался довольно крупным, в седле он держался здорово; что было естественно. В руке у него сверкнула сабля.
— Ты — вор! — крикнул юноша бородатому мрачному человеку, кое-как державшемуся на коне.
— Хочешь непременно драться? — спросил тот, извлекая из ножен тяжелый, местами заржавевший меч. — А если я велю твою тетку выпустить? Она мне не нужна.
Это заявление несколько смутило юношу. Но звучало оно оскорбительно.
— Ты лжешь, разбойник! — крикнул Али, вообразив картину насилия над принцессою, после чего она стала «не нужна».
— Видит Бог, не я настоял на поединке, — вздохнул назорей.
Али отъехал шагов на сорок, лихо развернул коня и, поднявшись на стременах, понесся на врага, размахивая саблей. Граф даже и не пришпорил лошадь, она вперевалку бежала навстречу юному герою. Меч косо, неловко торчал из руки Рено Шатильонского, и сам он сидел кое-как.
Схватка получилась короткой. Граф двинул мечом, и саладинов племянник грянулся оземь. Сабля его отлетела. Если б он был в тяжелых латинских доспехах, смерть его была бы неминуема.
Слуги царевича кинулись отбивать его тело, но не тут-то было. Двоих пронзили стрелы, пущенные из арбалетов, остальные пустились в степь, и Рено не велел их преследовать.
Али, находящегося в беспамятстве, перенесли в крепость.
Когда графа кинулись поздравлять, он так рявкнул на льстецов, что те разбежались, крестясь.
— Куда поместить раненого? — спросил Филомен.
— Куда хочешь. Хоть в башню. Пусть женщины перевяжут его раны, у нас нет сиделок.
Глава xii. чего хочет женщина
Маркиз Конрад Монферратский пребывал в растерянности. За неделю совместного путешествия ему ни разу не удавалось поговорить с Изабеллой о будущем. Она ловко уходила от темы.
Из Яффы они унеслись в такой спешке, что люди не выспались и лошади не отдохнули. Принцесса торопила, капризно командуя. Маркиз полагал, что их общая цель — Иерусалим, и там состоится публичная свадьба… В детали он не вникал, принцессе виднее. Однако все, относящееся к политической цели будущего союза, следовало прояснить и согласовать до приезда в столицу.
Между тем принцессу, как было видно, заботило нечто иное. Что именно?.. До времени маркиз решил смириться со странностями ее поведения.
Иерусалим они обогнули. Король Гюи мог неверно отреагировать на появление в городе своего могущественнейшего вассала с несколькими сотнями вооруженных людей. Ссориться было рано. На два дня войско замерло.
Затем Изабелла пришла к маркизу в шатер и заявила, что ей придется ненадолго отлучиться к северо-востоку, и согласен ли, мол, жених ей сопутствовать?
То, что все же она считает его своим женихом, смягчило Конрада, начинавшего злиться.
— Разумеется, Ваше высочество, я буду вас сопровождать.
Следующим утром небольшое войско Монферрата двинулось от северных ворот города по Иерихонской дороге. Иерусалимский двор ждал пышной свадьбы в одном из замков Конрада где-нибудь близ столицы, но вместо того дошла весть об экспедиции на север. Это произвело больший эффект, чем если бы конница Конрада атаковала королевский дворец.
— Я не верю, что Конрад рискнет затевать серьезные дрязги в момент, когда королевство на грани войны, — сказал Гюи.
— Иногда большая война удобна для устроения личных дел, — сказал брат Гийом.
Голос его при дворе был решающим.
Граф де Ридфор, напротив, почти не бывал при дворе и ни разу не пожелал встретиться с братом Гийомом. Он сменил стражу в своей резиденции, перевел охранявших ее аквитанцев в дальнюю капеллу и выписал из Португалии от своего младшего брата полсотни молодых крепких рыцарей. В Святой земле и в Святом городе они никого не знали, не владели и языками местных людей. Это граф полагал главными их достоинствами. Граф попробовал наладить шпионскую сеть, но вскоре понял, что это дело требует и специалистов. Как оливковая плантация, от коей не ждут плодов в первые десять лет. Тем более благородному рыцарю не к лицу шпионство.
Разговор с де Труа, по его мнению, не стоил особого внимания. Да, брат Гийом и другие монахи давно взяли моду командовать не по чину. И при случае кое-кому придется дать по рукам. Великому магистру, в общем, не нравилось, что брат Гийом торчит при Гюи, что-то ему советует, и король следует этим советам, но сила не у короля… Сила у Конрада, еще у десятка баронов, немного ее у Госпиталя, а остальное — у Храма, то есть у Великого магистра ордена. Граф был уверен, что хоть сейчас может вызвать писца, продиктовать приказ, сотня перьев размножит его, сотня гонцов доставит в крепости и капеллы… И тогда тысячи и тысячи рыцарей разом влезут на лошадей… Кто помешает? Пятерка велеречивых монахов? И в чем их заговор?!
В момент, когда граф де Ридфор совершенно расслабился, ощутив свою силу, брат Гийом спрашивав госпожу Жильсон:
— Вы поняли, сударыня?
Госпожа Жильсон хотела ответить, но у нее перехватило горло.
— Что с вами, сударыня? — мягко поинтересовался монах.
— Вы же знаете, святой отец, я никогда не отказывалась…
— Еще бы, — сузил глаза брат Гийом.
— Я и сейчас… Я просто прошу…
— О чем?
— Ну, вы понимаете… У меня с графом Рено особые отношения. Я любила его. Я и сейчас, несмотря на все…
Брат Гийом только что велел госпоже Жильсон ехать к графу Рено и отравить его. Он кивнул:
— Да, мне известно. Я учитываю, что вы его любите. Но не для того, чтобы помучить, я заставляю именно вас…
— А почему же, святой отец? — глаза госпожи Жильсон заблестели в преддверии слез.
— А потому, что графу Рено известна ваша любовь. Любовь трудно симулировать, а еще труднее скрыть. Граф Рено сделал все, что от него требовалось, и теперь никому не нужен. Он подозревает, что его попытаются убить, и никого не подпустит к себе. Ваша любовь к нему защитит вас от подозрений. От другого человека граф не примет чашу с вином.
— Я поняла вас, — сказала смертельно бледная женщина.
По всем расчетам, госпожа Жильсон должна была приехать в замок графа Шатильонского раньше всех. Она сделала все, чтобы этого не случилось.
Маленькая армия Конрада миновала Иерихон, который якобы был целью принцессы — она-де хотела поклониться мощам святой Бригиты в одной тамошней церкви. Но, миновав Иерихон, Изабелла захотела прогуляться к Иордану. Маркиз привык к тому, что только он решает, чему быть, чему не бывать. «Хвост собакою не вертит», — вразумлял он себя в последние дни.