– Он говорил, что её…, что всё равно он…, что в любом случае он будет у неё первым… Приблизительно так.
– Тогда ты неправ. В таких случаях, да за такие слова.…
Желваки на жёстких скулах капитана Глеба заходили незнакомо и страшно.
– А вот в таких ситуациях, приятель, не нужно с человеком толкаться вдоль стенок, а полезно сразу же бить его в зубы, чтобы несколько штук напрочь! Или мгновенно за горло подонка брать, да так, чтобы до кровавого хрипа, до его размазанных по всему лицу соплей…
С яростью выдохнув, Глеб посмотрел на сына.
– И ты извини меня за несдержанность.
– Проехали.
Такси по взаимной договорённости они брать не стали. Прошли ещё метров триста по набережной, Сашка немного поспрашивал отца про его последнюю работу, тот – сына – про рекламные дела, потом начали разговор о предстоящей экспедиции.
Пришло время Сашке честно сконфузиться.
– А я нож, который ты мне на день-то рождения подарил, потерял. Нечаянно, поверь…. Мы даже пива тогда не пили! В октябре ездили всей фирмой на острова, за грибами, на теплоходе, целый день там с ребятами веселились! Так что вот так.… Не будешь ругаться?
Сколько ещё ему предстояло потерь и разочарований! Какие горести настигнут его в наступающей взрослой жизни?! Как этому парню удастся справиться со всем тем, что у его отца уже позади?
Капитан Глеб шёл, слушал и украдкой внимательно рассматривал размахивающего нескладными руками, увлечённого рассказом сына.
«Париж ещё узнает Д'Артаньяна…!».
Расстались они у подъезда давно знакомого им дома.
– Ну, пока. Встречаемся завтра. Передавай привет маме.
Чувствуя, что сейчас нужно будет отвечать на один неприятный вопрос, отец хлопнул сына по плечу.
– Не грусти, приятель, у меня всё в порядке,
Широкими и, как ему самому казалось, бодрыми шагами капитан Глеб направился в другую сторону.
Одному ему было легче.
И размышлять, и идти по этой ночной дороге, и просто жить.
Капитан Глеб Никитин давно уже научился ценить особую прелесть своего осознанного одиночества. Когда вокруг тебя мало людей, то гораздо реже приходится в чём-то разочаровываться. Все решения и поступки – это твои поступки, твоя ответственность.
Когда-то, он даже и не помнил точно когда, вместе с объективным знанием своих возможностей, к нему пришла привычка тщательно обдумывать действия. Глеб разучился сожалеть о сделанном и сказанном им.
Вот и сейчас…
Он усмехнулся.
Любой из припозднившихся обывателей, кто случайно мог оказаться в этот ночной декабрьский час напротив детского сада №52, поспешил бы перейти на другую сторону улицы.
Мужчина в коротком тёмном пальто, с поднятым воротником, без шапки, коротко стриженый и тёмный загорелым лицом, белозубо хохотал уже не первую минуту, разбегаясь и скользя взад и вперёд по узкой и продолжительной полоске блестящего льда, накатанной ещё днём замечательной дошкольной малышнёй.
Решение принято. Как же славно – иногда что-то совершать для других!
Капитан Глеб смеялся, прекрасно зная, что это не минутная слабость, не порыв, вызванный трепетной заботой о сыне; не крепкий коньяк и даже не взгляд когда-то загадочной женщины…
Он прав и он сделает это!
За последние годы Глеб отвык от сытых семейных застолий, от туповатых, почти всегда одинаковых «корпоративов» и жадных деловых вечеринок, от пьяных и сопливых восторгов нечаянно встреченных в пути старых знакомых. И без того, и без этих непременных атрибутов, его жизнь была сочна, упруга и приятна.
В офис рекламного агентства «Новый Альбион» он сегодня заглянул, интересуясь исключительно делами своего Сашки. Так ведь? Объективно? Да, вроде…
Сейчас у парня душа напряжена. По-щенячьи ещё, по-неумелому, но всё равно, нельзя допустить, чтобы кто-то из посторонних, возможно и не со зла, а так, ради забавы или пустой спеси, чересчур сильно тронул эту маленькую, юную душу…
Для этого на свете и есть он – отец.
Начало положено. Он сказал «а». Малыш в присутствии своей девчонки немного отряхнул помятые пёрышки. Теперь им вместе с сыном только и осталось, что проговорить весь этот тяжкий и непосильный для многих алфавит до самого конца. Как? Включайте голову, папаша, время у вас ещё есть…
То, что Сашка достойно справляется со своими обязанностями в фирме, Глеба Никитина убедил в первые же минуты их встречи в офисе Ефим. Общее направление компьютерного макетирования, подготовка документации для согласования в мэрии, разработка отдельных целевых рекламных программ для заказчиков – со всем этим, в общих чертах, Сашка был уже знаком до прихода в «Новый Альбион». Поэтому быстро стал незаменимым и здесь.
Ефим ещё успел шепнуть тогда Глебу, что они с Николаем Татариновым подумывают о том, чтобы поручить его сыну руководство всем отделом наружной рекламы, кроме, разумеется, – тут Ефим приложил руку к сердцу, – кроме инженерных дел и размещения рекламных щитов на улицах.
Объём работы в агентстве был большой, но Сашка ещё со школы умел отлично концентрироваться на главном, никогда не тратя на домашние задания больше часа.
Да и люди, окружавшие его на работе, были достаточно внятными и грамотными.
Как знал Глеб Никитин, большей частью акций «Нового Альбиона» владел Ефим Лукин. В самом начале девяностых, когда они с Николаем Дмитриевичем Татариновым ещё только начинали организовывать свой совместный бизнес, жёсткий и расчётливый Ефим поставил перед партнёром условие – он хочет иметь шестьдесят процентов. И он имел их все эти успешные годы.
Время шло, тигры старели, и чуть больше полугода назад Ефим настоял на том, чтобы располовинить свою долю. Общие тридцать процентов отошли его единственному сыну – Вадиму. Луке-младшему…
Ефима никто не мог назвать жадным, просто ещё с коммунистических времён он хорошо умел считать деньги. Когда флотская система стала трещать по всем швам, и на смену государственному управлению пришли многочисленные директора, акционеры, президенты правлений и прочая столичная береговая шушера, Ефим Маркович Лукин умудрился стать одним из таких персонажей, но только, в отличие от них, он владел точным знанием флотской специфики и особенностей каждого промыслового судна, маленького или большого, без исключения. Плавбазы и транспорта, траулеры и танкера успешно уходили из Союза через уверенные и умелые руки Ефима. Он не был полноправным хозяином, но правильно советовал другим, как с теми кораблями поступать и всегда имел свои куски от многих возникавших в то время миллионов.
Потом всё закончилось. Пароходы уплыли за границу, а жилистая инерция к хорошей работе осталась.
Остались и друзья, и хорошие, нужные связи.
Слово «реклама» в те годы было ещё каким-то капиталистическим, ярким и не очень серьёзным, не приносящим осязаемые деньги, но уважаемый бизнесмен Ефим Маркович сказал себе, что это не совсем так.
Собственные деньги, полученные в результате небольшого и краткого участия в продаже на металлолом в Индию предпоследней плавбазы, он вложил в Николая Дмитриевича Татаринова, который служил в те смутные времена начальником городского коммунального подразделения «Разнобыт».
Татаринов имел в своём активе трёх подчинённых мужиков пенсионного возраста, унылый грузовичок ГАЗ-52 и сорок шесть бетонных рекламных тумб, разбросанных по всему городу. На круглых тумбах гражданам за двадцать копеек разрешалось клеить объявления о продаже детских колясок, свадебных платьев и швейных машинок. Местная филармония с этих же самых тумб призывала население посещать концерты ВИА «Орера», а отдел здравоохранения горисполкома – сдавать бесплатную донорскую кровь.
Николай был полезен Ефиму связями и должностью. На том они тогда и порешили: шестьдесят процентов на сорок. Уютно при таком раскладе было обоим.
Со временем их фирма стала крупнейшим рекламным агентством города; бо́льшая часть огромных уличных щитов на магистралях принадлежала Ефиму и Николаю Дмитриевичу.