Нож выручил.

Хорошо, что догадался вовремя, держал его постоянно в руке.

Тихо, очень тихо, без суеты, взял я нож за самый кончик лезвия, протянул руку вверх к листьям, к веточкам недостижимой маленькой берёзки на краю болота.

Почти не дыша просунул черенок ножа в переплетение веточек, зацепился там за какой-то крохотный сучочек, нежно наклонил первую ветку к себе. Уцепился за неё зубами, рукой принялся подтягивать точно так же другую, следующую….

Вот так и миновал я очередную смертельную опасность, получив почти бесплатную возможность стать немного умнее.

Сашка спал, сильно умаявшись за день.

Капитан Глеб усмехнулся, глядя на исхудавшее, с пятнами смолы и костровой нечаянной сажи, лицо своего сына.

«Подремать и мне недолго, что ли? Жалко, что сегодня в полынье такой славный рыболовный крючок потерялся…».

Получилось и в самом деле недолго.

Сашка очнулся от глухого громкого кашля отца.

– Па, ты что?! Как ты?

Капитан Глеб говорил, почти кричал в сонном бреду что-то короткое, тревожное. Кашлял, изгибаясь всем телом; не открывая глаз, бил кулаком по тёплому прикостровому песку. Рыдал, кому-то угрожал, смеялся, сипло дыша…

– Па, проснись…

Вздрогнув от тихого голоса сына, Глеб рывком приподнялся, сел у огня, с удивлением нахмурившись и рассматривая чёрные деревья вокруг себя.

– Что это?! Где мы?

– В лесу. Мы сами пришли, мы ночуем здесь, с ножами…. Вадима убили, ты в воду провалился! Сейчас болеешь.

– Тогда понятно.

Капитан Глеб покачал головой, шумно вздохнул, выдохнул.

– Понятно…. Делаем так.

Оттолкнулся рукой от земли, встал рядом с Сашкой.

– Разваливай костёр на ту сторону.

– Зачем это? Ночь же…!

– Не говори лишних слов. Бери дубину и толкай дрова дальше от этого пня. Метра на два.

Не ожидая ответа, Глеб с силой начал перекидывать горящие сучья, ветки, головни в сторону от накалившейся за все эти дни кучи красных углей.

– Па…! Зачем?!

Сашка с ужасом смотрел на отца, метавшегося в чёрном дыму и в отблесках сверкающего искрами пламени.

– Сын, ты просто трепач или помочь мне хочешь?

Глеб обтёр рукавом мокрый от пота лоб, устало улыбнулся.

– Всё в порядке. Потом подробно объясню. Руби еловые ветки, свежие, холодные! Подметай ими угли в ту сторону, на новое место! Нужно, чтобы здесь чисто стало! Да шевелись же ты, мой изумлённый сын!

– Все дрова – в новый костёр! Кипяти постоянно воду с ягодами! Сегодня у тебя будет тревожная ночь – но завтра обязательно получишь выходной. Я отключаюсь…

Неаккуратно и вынужденно быстро перемещённый на новое место их привычный костёр поначалу страшно дымил и щёлкал свежими влажными дровами.

Прежнюю, глубоко прогретую долгим огнём песчаную площадку капитан Глеб Никитин сам, лично, тщательно и очень быстро подмёл лапником, освободил от остатков углей, разровнял там же в несколько слоёв тот же мелкий лапник и упал на него в одежде, в крупном ознобе укрывшись сразу двумя, своей и Сашкиной, камышовыми циновками.

– Огня, Сашка, огня! Буду рыдать, тряси за ворот, давай горячую водичку! Буду скидывать одеялки, накрывай меня ими насильно, приваливайся сверху сам! Ещё.… Помнишь, где ива у того обрыва…

И Глеб уснул.

Он просыпался в эту ночь, проколотившись плечами по горячему песку перед каждым своим мутным пробуждением, раз десять.

Сашка ждал таких возвращений, ни разу сам не заснув, до самого рассвета.

Капитан Глеб часто, и в потном бреду, и увидев наяву внимательные глаза сына, почему-то всё время хотел сказать ему про иву на обрыве.… Но не успевал.

Один раз Сашка, в очередной раз заботливо укрывая отца откинутой в сторону циновкой, укоризненно посетовал.

– Вот не поленились бы мы с тобой, взяли бы с собой настоящие одеяла, ватные, сейчас они нам пригодились бы…

Имея секунду просветления, капитан Глеб отреагировал быстро.

– Малыш, мы же с тобой числимся в приличном обществе вроде как состоявшиеся, зрелые перфекционисты, а ты тут такое предлагаешь! Я огорчён и расстроен….

Во время следующего пробуждения Глеб, буркнув, обозвал себя «соплезубым тигром»; потом, хрипя дыханием, потребовал у Сашки записать или, на худой конец запомнить, его смертную волю.

– На моем могильном камне прошу сделать надпись: «Он жил среди нас, этот сказочник странный». Золотом по мрамору, и не экономь драгметалла…

Когда звёзды на морозном небе над ними загустели до состояния качественно приготовленного ризотто, капитан Глеб Никитин вздумал было, но не смог до конца подробно рассказать сыну историю про то, как Жак-Ив Кусто постеснялся сходить с трапа своего корабля на белоснежный лёд Антарктиды в немного испачканных рабочих ботинках….

Перед самым рассветом слабый ветерок донёс до них обоих, одновременно, с другого берега залива запах тёплого дрожжевого теста.

– Там хлебозавод, пятнадцать километров всего, если напрямую.… Это тебе, Сашка, подарок от позабытых нами людей, вместо утренних гренок.

Капитан Глеб хрипло рассмеялся в ворот куртки и снова уснул.

Похоть

В их совместную жизнь медленно вступал очередной ненужный вечер….

В тяжёлом свете тёмно-кремового торшера её шаги по коврам комнаты были неслышны, от него же, наоборот, исходило слишком много звуков.

– Где тебя угораздило так простыть-то? Офис – дом, дом – офис. Из физических нагрузок – только твои пешки.

Софья поставила на столик перед мужем очередную тарелку.

Николай Дмитриевич кивнул ей, обозначив признательность, поправил плед на своих коленях и вновь поднял к глазам страницы свежего шахматного журнала.

Он действительно несколько дней назад где-то немного простудился и поэтому ел, сильно чавкая.

У Татаринова всегда была изумительная акустика рта. В первые же их домашние дни, когда он принимался хлебать горячие густые щи или грызть тыквенные семечки, то шумы, исходящие от этих процессов, казались Софье на удивление громкими, сочными и по-поросячьи впечатляющими….

Николай Дмитриевич вытер салфеткой рот и высморкался в клетчатый платок.

– Ева отказывается от свадьбы.

– Чего?!!

– Говорит, что у Вадима есть другие женщины, и она про них знает.

– Кого это она знает?

Трёхходовка с жертвой ладьи была очень интригующей, и Николай Дмитриевич не желать тратить время на посторонние подробные объяснения.

– О деталях не рассказывала…

Со стопкой грязных тарелок в руках Софья присела на мягкий подлокотник бархатного кресла.

«Что она ещё задумала, эта взбалмошная эгоистичная девчонка?!».

Софья и с самого начала была против свадьбы Евы и Вадима, и потом, иногда посещая офис агентства, колко комментировала различные упоминания о предстоящем торжественном мероприятии.

Ева на это фыркала, злилась, Вадим пару раз орал на неё, зачем, мол, она суётся не в своё дело; что посторонние мнения их не интересуют, ну, и всё такое же подобное…. Пока не дошёл до прямых угроз. На прошлой неделе Вадим открытым текстом обещал устроить Софье гигантскую пакость, если она не оставит в покое его и Еву. У Вадима это вполне могло получиться. И вот…. Ева сама ставит крест на своей свадьбе. Почему? Она что-то знает?

– Милый, ты ничего не слышал о Никитине и о его сыне? Они не вернулись ещё из своего глупого леса?

Николай Дмитриевич воздержался ставить слона на выбранную с таким трудом позицию.

Помедлил, обернулся, маленькими внимательными глазками взглянул снизу вверх на стоявшую за его плечом жену.