Стихи Некрасова воплотили главные идеи и умонастроения шестидесятников, но их небывалая популярность связана не только со злобой дня. Ведь несмотря на смену времен и поколений народные песни на стихи Некрасова всё так же любимы. Всё так же непредставима любая школьная хрестоматия без «мужичка с ноготок» или «мороза-воеводы», всё так же неразрешим вопрос, «кому живётся весело, вольготно на Руси». Классиком его сделала, помимо востребованной тогда идейности, необыкновенная искренность, сердечность и яркий, самобытный талант.
Путь в литературу для Некрасова был очень непростым. Шестнадцати лет он покинул родную ярославскую деревню и приехал в Петербург, где по воле отца должен был поступать в военное училище. Но юноша уже хранил заветную тетрадку своих стихотворных опытов, бредил Лермонтовым и мечтал о литературной славе. Первым бастионом, который запланировал взять отважный провинциал, был Петербургский университет. На экзаменах он провалился. Гордость и оскорблённое самолюбие не позволили вернуться назад в Грешнево. Отец был в ярости. Широко известен ответ юного Некрасова на его гневное письмо: «Если вы, батюшка, намерены писать ко мне бранные письма, то не трудитесь продолжать, я, не читая, буду возвращать вам письма». Одиночество в большом городе, голод, литературная подёнщина – первые жертвы на алтарь искусства. Второй неудачей после университетских экзаменов, был некрасовский поэтический дебют. Сборник «Мечты и звуки» (1840) насквозь состоял из гладеньких романтических подражаний. И «взгляд, и нечто, и туманна даль», и «юной девы беспорочная душа» – весь арсенал
Ленского был им использован весьма прилежно. Ревниво оценив «успех» книги, начинающий поэт собственноручно казнил большую часть тиража.
Каторжный труд и поразительная практичность уже к 1844 г. вывели Некрасова из нужды. Два прибыльных литературных проекта – «Физиология Петербурга» (1845) и «Петербургский сборник» (1846) – ещё более упрочили его материальное положение. И в 1846 г. совместно с И.И. Панаевым он арендует у профессора П. А. Плетнёва пушкинский «Современник». Чем не символ? Журнал был той эстафетной палочкой, которую пока всего лишь бойкий издатель Некрасов опосредованно получил от великого поэта. Впрочем, эти «пока» и «всего лишь» для 1846 г. не совсем справедливы. Дело в том, что уже в 1845 г. Некрасовым были написаны стихи, где впервые зазвучал его подлинный голос.
Стихотворение, которым принято открывать некрасовские сборники, – «В дороге» (1845) – буквально потрясло современников. Оно и теперь воспринимается с неизменным душевным волнением. И дело здесь не только в безысходности освещаемой жизненной драмы. История девушки, получившей дворянское воспитание и отданной замуж за крестьянина, рассказана с той долей пронзительного простодушия, которая не дает усомниться в её психологической достоверности. Далеко не все учёные считают стихотворение «В дороге» безусловным шедевром, но единодушны в одном: оно содержит в зародыше большую часть будущих открытий Некрасова.
Слова о губителях-господах в то время воспринимались как главный вывод стихотворения. Но теперь идейность отошла на задний план. Стиховед отметит в этих строках частый у Некрасова трёхсложник, стилист попрекнёт несколько нарочитым подражанием устной народной речи («врезамшись», «патрет», «то-ись»), а читатель вслед за автором воскликнет: «Ну, довольно, ямщик! Разогнал/ Ты мою неотвязную скуку!..»
«В дороге» блестяще демонстрирует, насколько поэзия Некрасова изначально была перенасыщена эпосом, как виртуозно умел он дать толчок читательскому воображению. Чего стоит, например, последняя фраза ямщика: «А, слышь, бить – так почти не бивал,/ Разве только под пьяную руку…». Каждая зарисовка словно стремилась стать поэмой, каждый сюжет обладал драматургической остротой.
Как и положено всякому большому поэту, Некрасов достаточно быстро нащупал тот спектр тем, которые будет разрабатывать до конца жизни. Самая обширная часть его лирики посвящена трагической доле русского народа («Псовая охота» (1846), «На улице» (1850), «На Волге» (1860), «Орина, мать солдатская» (1863) и многие другие). Эта сфера оказалась особенно востребованной в советское время. Меньшей по объёму, но постоянной была тема поэта и поэзии («Вчерашний день, часу в шестом…». (1848), «Блажен незлобивый поэт…» (1852), «Поэт и гражданин» (1856), «Элегия» (1874) и др.). Неотступной и мучительной рефлексией наполнен сугубо интеллигентский мотив недовольства собой («Я за то глубоко презираю себя» (1845), «Самодовольных болтунов…» (1856), «Ты, как подёнщик, выходил…» (1861), «Рыцарь на час» (1862) и др.). Блистательно и неординарно звучала сатирическая нота – «Современная ода» (1845), «Нравственный человек» (1847), «Отрывки из путевых заметок графа Гаранского» (1853). В романтическом ключе создавались портреты «народных заступников» – «Памяти приятеля» (1853), «Памяти Добролюбова» (1864), «Н.Г. Чернышевский» (1874). Оригинально разрабатывались любовные мотивы («Я не люблю иронии твоей…» (1850), «Как ты кротка, как ты послушна…» (1856) и др.).
Помимо обновления содержательной стороны русского стиха, поэт проявил себя как решительный экспериментатор в области формы. Замечательно комментирует это историк русской поэзии B.C. Баевский, называя некрасовские дерзания «революцией в жанровых тяготениях»: «На развалинах старой жанровой системы Некрасов создал новые жанровые образования: элегию на общественные темы, пародийный романс, пародийную оду; воскресил сатиру и послание; ввёл в литературу остросоциальную стихотворную повесть и лирическую поэму, поэму-обозрение, крестьянскую эпопею».
Некрасовский стих и фонетически звучит очень необычно. Довольно часто его двухсложники воспринимаются на слух как трёхсложники, кажутся необыкновенно долгими и растянутыми. «Таких песен замогильных, страшных в русской поэзии ещё не было, – настаивал известный эмигрантский литературовед К.В. Мочульский. – (…) В них особые гласные – глухие, протяжные, бесконечно длящиеся и особый ритм – раскатывающийся, гулкий, пустынный». Поэт не боялся дисгармонических аккордов в своем «суровом, неуклюжем стихе». У него было особое ощущение просодии, заставлявшее оркестровать свои стихи многочисленными «ЭР, ША, ЩА». Критики-недоброжелатели весьма остроумно пародировали «чихающий» стих Некрасова, но он был последователен и неумолим. Разговорная речь крестьян и городских низов сочеталась в его творчестве с канцеляризмами и профессиональной лексикой. Он смело прозаизировал стихи, активно вводил в них прямую речь, постоянно работал с ритмическим рисунком.
И всё-таки формальная сторона его поэзии, которую так скрупулёзно исследовали формалисты Ю. Тынянов и Б. Эйхенбаум, самим Некрасовым воспринималась как нечто вторичное. Стихи его исходили из сердца и обращены были к душе читателя. И несмотря на то, что в жизни он любил достаток и комфорт, был «человеком перемирия» (Ю. Айхенвальд), предприимчивым литературным дельцом и удачливым картёжником, стихи его направлены только на одно – возбудить сочувственное отношение к народу, оживить сердца состраданием. Отсюда идёт лирическая доверительность интонации. В этическом плане поэзия Некрасова по-настоящему безупречна.
Поэт умеет вызвать потрясение как самими фактами беззакония, так и их эмоциональной оценкой. По этому принципу построены знаменитые «Размышления у парадного подъезда» (1858). Но чаще всего он полагается на выразительность жизненных коллизий. Таковы городские зарисовки «На улице», где каждая из четырёх частей посвящена душераздирающим сценам горя и нужды. По тому же принципу построены сюжеты пятичастной «Забытой деревни» (1855). Что ни история, то произвол! Поразительно, как удаётся Некрасову при его острой наблюдательности не срываться на крик, а сохранять интонацию мужественного, скорбного, подчас горько-ироиичного свидетеля. «Мерещится мне всюду драма», – замечал поэт в себе.
Тема страдании народных никогда не кажется у Некрасова однообразной. Для усиления эмоционального воздействия поэт использовал огромный арсенал как фольклорной, так и классической поэзии. В его творчестве необыкновенно развилось искусство лаконичного словесного портрета. Зримо, крупно зарисованы «высокорослый больной белорус» («Железная дорога»), крестьяне-просители («Размышления…»), собирательный портрет петербургского бедняка (поэма «О погоде» – 1859, 1865), новопреставленный труженик Прокл («Мороз Красный нос») и др.