Если Чернышевский и не писал её, созвучие идей было очевидным. В прокламации «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон» (1861) содержался призыв воздержаться от неорганизованных беспорядков, а ждать начала общего выступления, когда «доброжелатели», т. е. интеллигенты-революционеры дадут мужикам сигнал к бунту, пришлют свой «поклон». Обстановка была накаленная. К этому добавлялись петербургские пожары. Существует даже версия, что Достоевский лично просил Чернышевского «не поджигать» город. В июне 1862 г. издание «Современника» и «Русского слова» было остановлено на восемь месяцев.
Прямым поводом для ареста Чернышевского послужило перехваченное письмо Герцена и Огарёва к Н.А. Серно-Соловьевичу 1862 г., в котором, в условиях наступившей пореформенной реакции (расстрел крестьян в селе с колоритным названием Бездна, закрытие Петербургского университета, репрессии против студентов), предлагалось издавать «Современник» в Лондоне или Женеве. Возможно, правительство хотело продемонстрировать свою карающую власть, отыграться на недоступном для репрессий и давно надоевшем своим «Колоколом» Герцене, а также других революционерах-эмигрантах, например, сбежавшем из ссылки Бакунине.
Два года Чернышевский провел в Алексеевской равелине Петропавловской крепости. Он отрицал все предъявленные обвинения. 19 мая 1864 г. на Мытнинской площади состоялась «гражданская» казнь. Литератор был лишён всех прав состояния и приговорён к 14 годам каторги (замененным по указу Александра II на 7 лет) с последующим проживанием в Сибири. Каторга на руднике Кадае Нерчинского округа, а затем с сентября 1865 г. – в тюрьме Александровского завода – завершилась в 1871 г., затем последовало поселение в Якутии, в захолустном городе Вилюйске.
Только в 1883 г., уже при Александре III, Чернышевскому было разрешено переехать в Астрахань. Смена климата подорвала и без того не лучшее состояние здоровья, однако это была почти свобода. В июне 1889 г., перед смертью, писатель получил разрешение переехать в родной Саратов. В общей сложности каторга и ссылка продолжались 21 год! Мученическая судьба оппозиционного литератора наметила тот трагический путь, по которому пойдут тысячи русских интеллигентов при той «новой» революционной «народной» власти, за которую он боролся своим творчеством.
Сам Чернышевский прошел свой путь мужественно и спокойно. Попытки устроить побег (в 1871 г. – Г.А. Лопатин, в 1875 г. – И.Н. Мышкин, оба были арестованы) и вывезти его за границу не удались. Кажется, что он бы и не поехал. В 1871 г. Чернышевский писал жене: «А что касается лично до меня, я сам не умею разобрать, согласился ли б я вычеркнуть из моей судьбы этот переворот, который повергнул тебя на целые десять лет в огорчения и лишения. За тебя я жалею, что было так. За себя самого совершенно доволен. А думая о других, – об этих десятках миллионов нищих, я радуюсь тому, что без моей воли и заслуги придано больше прежнего силы и авторитетности моему голосу, который зазвучит же когда-нибудь в защиту их». В этом спокойствии и вере в смысл своей жертвы есть что-то от «Жития протопопа Аввакума». Несмотря на катастрофический трагизм самой революционной идеи, обнажившейся в XX в., личность Чернышевского заслуживает нравственного уважения. Некрасов действительно имел право сказать: «Его послал Бог Гнева и Печали / Царям (рабам) напомнить о Христе». Бердяев позже с вызовом заявлял о том, что революция произошла по вине христиан, которые не исполнили своего христианского долга. Христианским было всё русское общество, от мужика до царя, соединённых в один церковный организм. Поэтому революционная катастрофа последовала как Возмездие, как Суд. Без осознания этого откровения невозможно строительство нового общества, возрождения Церкви как Богочеловечества, единого социального и духовного организма России.
Трагическая судьба революционера-разночинца 1860-х является подтверждением этой веры.
Публицист, критик и писатель
Чернышевский стал выразителем напряжённого и противоречивого духа эпохи Великих реформ. Своеобразие общемировоззренческих и эстетических взглядов Чернышевского последовательно раскрывается в его теоретических работах «Антропологический принцип в философии» (1860) и «Эстетические отношения искусства к действительности» (1855), а также авторецензии (автореферате) к диссертации («Совремеиник» № 6, 1855).
В диссертации по эстетике выдвигается материалистический принцип понимания красоты. Концепции Гегеля (в изложении Фишера) о том, что цель искусства – это создание идеала, Чернышевский противопоставляет тезис о том, что «прекрасное есть жизнь». По существу, никакого противопоставления здесь нет, и сам публицист раскрывает категорию «прекрасного» следующим образом: «…прекрасно то существо, в котором видим мы жизнь такою, какова быть она должна по нашим понятиям», т. е. несет в себе идеал. Точнее противопоставление, которое он пытался сформулировать, может быть выражено так: художник создает идеал или идеал заключается в самой действительности?
Исходя из материалистического, точнее атеистического, «а-духовного», восприятия мира, теоретик искусства переносит все «прекрасное» в биологическую и социальную сферу, отрицая их внутреннюю духовность. Публицист говорит о социальной обусловленности эстетического, с чем трудно не согласиться. Но при этом делается упрощенный вывод о том, что эстетическая потребность удовлетворяется самой действительностью.
Целью искусства он считает подражание жизни, «соглашаясь» с Платоном и Аристотелем, но при этом добавляет две другие. Это объяснение жизни и вынесение ей «приговора». Главным «эстетическим» критерием оказывается наличие социально прогрессивной «мысли». Искусство становится своеобразным «учебником» жизни, сближаясь с научным познанием и нравственной системой. Искусство подчинялось действительности, а действительность мыслилась в социологических категориях, превращаясь в иллюстрацию идеологических построений. По этому пути затем пошел Ленин, выдвинув принцип «партийности» литературы, но такая «партийность» уже присутствовала в критических статьях самого Чернышевского.
Диссертация Чернышевского, известная современникам прежде всего по автореферату, вызвала бурную полемику. Её не приняли ведущие писатели и критики: Тургенев, Л. Толстой, Анненков, Дружинин и др. Они упрекали теоретика-публициста в непонимании и недооценке природы искусства.
Исходя из своей теоретической концепции, Чернышевский писал и критические статьи.
В цикле «Очерки гоголевского периода» (1856) Чернышевский анализирует творчество ведущих критиков 30—40-х годов: Полевого, Сенковского, Шевырева, Надеждина. При этом критерием оценки их размышлений становится само отношение к Гоголю как писателю «обличительного» направления. Центральное внимание на этом фоне уделяется работам Белинского, имя которого по цензурным запретам в печати не употреблялось. В особенности он ценит публицистический пафос статей Белинского, его внимание к общественным вопросам. Чернышевский также осуждал религиозные искания Гоголя, видя в них отход от прогрессивного направления литературы.
Высокую оценку у Чернышевского получают первые произведения Л. Толстого («Детство и отрочество. Сочинения графа Л.Н. Толстого. Военные рассказы Л.Н. Толстого», 1856). Критик отмечает нравственный пафос его творчества, а своеобразие психологизма обозначает термином «диалектика души». Безусловную поддержку получают «Губернские очерки» Салтыкова-Щедрина (одноимённая статья 1857 г). Высоко оцениваются рассказы Н. Успенского. В статье 1861 г. «Не начало ли перемены?» он отмечает, что писатель говорит «о народе правду без всяких прикрас», преодолевая традицию «идеализации» народа, идущую от Гоголя, Григоровича и Тургенева. В нагнетании жёстких реалистических образов произведений Успенского критику виделось выражение протеста, приближающаяся народная революция. Однако сам Успенскии в том же году разорвал с редакцией «Современника».