Гордей начал было опять слово за словом клонить разговор к снаряжению обоза, но старик не поддерживал его. Он отмалчивался или твердил одно и то же: «Я уже подбитый, подтоптанный, пусть другим стелется далёкая и счастливая дорога…» Дело не клеилось.

— Да садитесь же! Чего торчите столбами?! — почти выкрикнул вдруг Мартын и уже тише добавил: — Пришли, будьте гостями, садитесь, угощайтесь. В этом году хорошие ягоды уродились, — он подсунул гостям миску с вишнями.

— Хорошая закуска, — сказал Головатый, попробовав ягод. — А мы, дурни, идя сюда, не захватили даже полжбанчика.

— Я непьющий, вы же знаете, — запротестовал Мартын.

— Ну, хотя бы пригубил или понюхал для чести, — отозвался Семён. — У горилки ведь бывает и вкус и дух приятный.

— Да, для чести! — поддержал решительно Гордей. — Только ради этого катай-ка, Семён, до корчмы и возьми полштофа. Вот деньги.

— Зря, друже, магарычишь, — недовольно сказал Мартын, когда Семён ушёл. — Зря тратишься.

— Деньги как полова: откуда б ни повеял ветер! — развеет, — ответил Гордей весело.

— Верно. Но тратить нужно разумно, — заметил Мартын, — не на всякую чепуху.

— Твоя правда, — сдался Гордей. — Но хоть крутись, вертись, а магарыч выпивать придётся… Хотел иметь с тобою, Цеповяз, разговор с глазу на глаз.

Мартын внимательно посмотрел на Гордея.

— Выезжать на Дон тебя просит, — начал доверительно Головатый, — кроме каменчан и низовое товарищество. Просьба от коша.

— От коша, — задумчиво повторил Цеповяз. — Знаю, ты, бывало, говорил «кош», а в мыслях, у тебя был Сирко, Иван Сирко…

— Да, бывало, — проговорил глухо Головатый, — бывало… Вечная память славному рыцарю, кошевому Ивану Сирку! — Он снял шапку и склонил голову.

— Вечная память!.. — торжественно повторил и Мартын, становясь рядом с Гордеем.

— Кошевой Сирко завещал нам, — заговорил снова Головатый, — продолжать святое рыцарское дело — стоять за родную землю, за парод, громить наших врагов — басурманов и панов! Нот так!..

— Вечная слава ему в веках! — добавил Цеповяз.

— Похоронен он недалеко от Чертомлыка, в Канулевке. А святое рыцарское дело — среди людей! Так что не годится нам с тобою, Мартын, — повысил голос Головатый, — не годится сидеть на огороде около буряков!.. — Он на какое-то время замолчал, о чём-то раздумывая, и уже тише продолжил: — Пусть будет тебе известно: кроме тех возов, о которых говорил Семён, десятка четыре, а может быть, и больше, в одном обозе под видом чумацких пойдут возы и из Запорожья. Будет конная охрана… Какой именно товар они повезут, я не скажу, так как сам не знаю. А с Дона, есть такая думка, забрать всякое необходимое казаку снаряжение. Наши братья донцы, как известно, имеют от Москвы хорошие гаковницы и всё другое, нужное в походе… А ещё, атаман, возьмём с собою того чёрного камня. Скажу тебе: этот камень, может быть, самое важное. На Запорожье очень им заинтересовались. Вот так!

Головатый замолчал и стал ждать, что ответит ему Мартын. Но тот — ни слова. Гордею хотелось знать, какое впечатление произвело на Цеповяза известие о снаряжении такого необычного чумацкого обоза. Он доверил старику почти всё, надеясь, что Цеповяз всё же станет командовать обозом. Не сказал он Мартыну лишь о том, что под видом чумаков с ними будет несколько человек, которые поедут на Дон на переговоры. А о чём именно — и ему неизвестно, можно только догадываться. На Сечи готовятся к походу, сзывают на Луг добровольцев, и доверенные-гонцы поедут держать совет. Ибо так уж издавна ведётся: когда затевается какая-то буря, а тем паче когда должны двинуться на извечного врага — крымских ордынцев, то запорожцы и донцы всегда договариваются о совместных действиях. Так было и недавно, когда брали у турок Азов.

— А когда ж отправляться? Или Кислиев обоз пойдёт раньше? — спросил наконец Цеповяз. И Гордею стало ясно, что Мартын не безразличен к тому, что он ему сообщил.

— Мажары из Запорожья уже в дороге, направляются сюда. А Кислию дорогу нужно преградить… Преградить! — повторил решительно Гордей.

— Преградить? — удивился старик. — Но там же возы уже упакованы, волы подобраны и обозы отправляются завтра или послезавтра. Ты, Гордейка, видно, ничего не знаешь, поэтому и говоришь на ветер.

— Нет, не на ветер! — сказал уверенно Головатый.

— Заходил недавно Тымыш, — продолжал Мартын, — хвалился, что везут они полотна, поташ… Говорил, что якобы такой товар сейчас в хорошей цене на Дону. А когда будут возвращаться, с Дикого поля вывезут тот горючий камень. Слышал я, что Саливон очень уговаривал Савку Забару, чтоб тот ехал с обозом и показал, где именно лежит этот камень.

«Сообразил, чёртов мироед, на чём можно погреть руки!..» — подумал с возмущением Гдрдей.

— Нет, этот земляной уголь возьмём мы! — сказал он решительно. — Об этом я сам побеспокоюсь!.. А ты, батько Мартын, — понизил Гордей голос, — наверное, понимаешь, что весь наш сегодняшний разговор, как говорят, «только между нами, панами». Тебе доверяет наша беднота, и товарищи с Луга тебя знают: не раз был полезным низовому товариществу…

— Последнее поручение на Дону не выполнил, — вздохнул Мартын. — Как-то так получилось, что оруженосца есаула из Черкасского так и не удалось мне найти.

— Зато я с ним встречался, — сказал Гордей.

— Ты?! Встречался?! — удивлённо воскликнул Цеповяз. — Вот это дело! Так вот какой был у меня чумак?!.. — " И он с такой силой ударил Гордея по плечу, что тот едва удержался на ногах.

Золотоперый "будило", который уже было умостился на груше, вдруг слетел на землю и закричал во всё своё петушиное горло.

— "Будило", наверное, спрашивает: возьмём ли мы его на передний воз? — усмехаясь, заметил Головатый.

— Возьмём, — поняв намёк, ответил Цеповяз и первым пошёл навстречу Гордею с раскрытыми руками для объятья.

На улице показался Семён. Он был уже, как видно, подвыпивши, ноги его не совсем слушались, но в правой, вытянутой руке он крепко держал небольшой глиняный поставец, а в левой — огромного чебака. Он шёл слегка покачиваясь и о чём-то непринуждённо-весело разговаривал сам с собою.

— Ты уж, батько, здесь сам принимай гостя, — сказал Головатый, освобождаясь из объятий Цеповяза, — а мне нужно идти.

— Вот это уж нет, — запротестовал Мартын, — заказал — пей, пей хотя бы чарку.

— В другой раз не откажусь даже от кварты. А сейчас и маленькая чарка может стать помехой. Мне сегодня нужно иметь ясную голову, — проговорил Гордей и, попрощавшись, исчез на огороде, в густом вишняке.

Выйдя на улицу, Головатый направился не домой, хотя хата его была недалеко от двора Цеповяза, а в переулок, к усадьбе Забары. Там его уже ждали нарочные с Низу — Максим Чопило и Михаил Гулин.

Казака Гулого Головатый не знал. Но когда знакомился с ним, ему показалось, что он его уже будто где-то видел, где-то вроде уже слышал его шепелявый говор. Но где, когда — он не мог вспомнить. Да и некогда было ему над этим раздумывать.

Настроение у Гордея было приподнятое. Его радовало, что Цеповяз дал согласие быть атаманом. Что и говорить, без него было бы трудно в дороге. Мартын — опытный вожак и знает, где и как проехать, где лучше остановиться. Да и на торге не прозевает. На Дону у него много своих людей, которые, когда нужно, посоветуют и помогут. Радовало Гордея и то, что сегодня наконец будет решён и ещё один вопрос: как задержать, а то и вовсе не пустить в Дикое поле Кислиев обоз.

"Чёрный горючий камень должен вывозить не Кислий, а каменская община, и низовое товарищество. Только так…" — думал Гордей, бодро шагая по улице.

Готовый к отъезду обоз расположился на кислиевском дворе и прилегающих к нему улицах. Завтра, в воскресенье утром, после того как отец Танасий торжественно освятит-благословит, возы, поскрипывая от тяжёлого груза, тронутся в дорогу.

Обоз поведёт Тымыш Вутлый. Каменчане не раз, особенно в последние дни, говорили ему, чтобы он подумал, отказался от атаманства, — мол, куда лезешь, справишься ли с такой обязанностью. Намекали ему и на то, что нехорошо становиться на место Цеповяза, пользуясь случаем, что Мартын попал в немилость к Саливону. Но Тымыш не хотел никого слушать. Он рвался в дорогу и был уверен, что справится. Ведь сколько раз уже он направлял под присмотром атамана Цеповяза чумацкий обоз и на ярмарках вёл торг с покупателями и продавцами. Цеповяз даже хвалил его за расчётливость, за бойкость. Кроме того, Тымышу было приятно, что ему доверяет такой хозяин, как Кислий, и плату даёт большую, нежели давал до сих пор Цеповязу. А перед Мартыном он — чистый, вины в его судьбе-беде нет. Почему же он должен отказываться от атаманства?