Поэтому возможности надсоциального уровня, вернее, результат их применения, – так-то они не найдут своего потребителя среди сплетенных с эгрегорами существ, как любая непонятная вещь непонятного назначения (это нужно четко понимать) – могут сделать внутри социального муравейника все, что угодно. Повлиять на течение обычного для сообщества процесса непонятным, волшебным способом. Привнести новую возможность, обладающую высочайшей привлекательностью и тем иногда даже пугающую. Инициировать новый процесс, основанный на непонятных закономерностях, с естественным резонансом. В общем, потенциально это власть во всех ее проявлениях. Но одновременно практически это никакая не «власть».
Суть дела в следующем: чтобы делать это, нужно иметь для этого мотив, энергию, подталкивающую к такому занятию. А чтобы иметь мотивацию и получать от этого истинное удовольствие, видеть в этом смысл, нужно находиться в сонастройке с эгрегорами, быть несвободным от них. Это естественно: чтобы сделать нечто, вызывающее нездоровый ажиотаж в мире, где правят эгрегоры, нужно иметь те же ценности, что и они.
А человеку, освободившему свой разум, трудно найти в таких представлениях какой-либо интерес. Опыт показывает, что подобные редкие эксперименты длятся очень недолго и затухают сами собой.
А не вышедшему на новый уровень человеку эти возможности недоступны. Соответственно, и событий никаких не происходит.
Короче говоря, человеку, перешагнувшему в своем развитии уровень детского сада, легко стать царем песочницы и забрать себе все формочки и совочки. Но одновременно потрясающе бессмысленно – настолько, что история не знает случаев подобного идиотизма.
Для человека, ступившего на новый эволюционный этап, эгрегориальный социум служит, по сути, источником полезных для жизнедеятельности вещей и мест, где можно найти будущих единомышленников, которым можно показать путь к новому миру, с которыми интересно его осваивать и можно объединить усилия для прорыва в удаленные пределы энергоинформационной Вселенной.
Когда-нибудь, хотелось бы надеяться, эгрегориальный мир займет подобающее ему место – где-то в области подростковых поведенческих реакций – и будет служить хомо сапиенс, человеку разумному, чем-то вроде инкубатора, в котором люди развиваются перед выходом в большой, настоящий мир.
Но для этого тех, кто осознал себя как разум, должно стать, конечно, больше.
И для этого должна появиться еще одна возможность.
Как ни парадоксально, разум, даже освободившийся от эгрегориального принуждения и обретший возможности жить в большом мире, все же не свободен от самого эгрегориального следа.
Ему не перейти на новые рельсы.
В миллиардах возможностей он способен выбрать что угодно, но выбирает всегда клоны биосоциальных забав. Имея крылья, его разум не может направить себя в полет, потому что не может представить себе полета.
Да, он существует на границе. Да, он проявляет в эгрегориальном мире внеэгрегориальные возможности. Да, его цели рождены разумом, а не позывами энергонформационных паразитов. Конечно, все это так.
Но мышление, увы, базирующееся на эгрегориальных понятиях, шлифовавшихся тысячами лет, так просто не освободишь.
И связано это с одной особенностью человеческого мышления, не позволяющей человеку слишком далеко уходить в глубину познания окружающего мира, все время отбрасывающей его к эгрегориально-поддержанной точке размышлений.
Благодаря этому получается, что наиболее тонкие понятия, необходимые звенья в цепочке рассуждений человека, шлифуют эгрегоры. Потом они запечатлеваются в системах значений людей уже в подчеркнутом эгрегорами виде вместе со всем набором эгрегориальных связей.
С одной стороны, в чем-то это разумно: ведь эгрегоры – это сети, объединяющие мыслительную деятельность миллионов людей и за счет такого параллельного процесса обрабатывающие понятия очень скрупулезно. Эта сторона процесса сама по себе замечательна – так и знания, изложенные мной в книге, будут обкатываться и шлифоваться, а практики – становиться отточенными.
С другой стороны, и вот с этой тенденцией приходится бороться, в ходе этой обработки любая идея искажается. В ней гипертрофируются необходимые эгрегорам черты, причем зачастую настолько, что она утрачивает свою истинную полезность. За годы, десятилетия, века. Кто знает, мимо чего, мимо каких открытий и перспектив эгрегориальное человечество уже прошло, ничего не заметив?
И наконец, с третьей стороны, ведь это подлинная трагедия – знать, что мышление подобно козе на резинке, которая может отходить от отправной эгрегориальной точки, преодолевая сопротивление, тянуться к новому, тянуться изнемогая, тянуться – и все равно когда-нибудь при малейшей оплошности резинка сократится, опять отбросив мышление к центру. Откуда оно, потеряв предыдущее направление, будет вновь стремиться куда-то и вновь будет отброшено. И так оно пребудет в границах заколдованного круга, пока силы не иссякнут.
И это еще не все: наш разум, имеющий ограничение по глубине проникновения в предмет размышлений, сам не очень-то любит открывать новое. Если это новое не проникло в сознание с силой кувалды, сознание, скорее всего, примет это за что-нибудь старое.
Вы, друзья (если уже освоили 5–2), из своего повседневного опыта знаете, что поистине новое отыскать очень трудно… Все время тревожит ощущение: вот что-то брезжит, что-то вторгается в жизнь, но стоит попробовать ухватить это вниманием – и все: пыль, зола в пальцах. Нужно обязательно решить эту проблему.
А суть проблемы – невозможность найти переход от биосоциального русла разума к руслу в большом мире.
А ведь сколько мог бы открыть человек, имей он возможность сохранять последовательность мышления и чутко улавливать новое! Сколько тайн духа и материи лежали бы перед нами…
Представьте себе (цифры просто взяты для примера): человек в среднем способен дотянуть мотивацию и не утратить ориентировки до, скажем, тысячного последовательного вывода в рассуждении. А сил у его тела на сто таких попыток на всю жизнь, попытки пойти вперед после кризиса. И каждый раз он начинает заново. Ну, может, не с первого вывода, а, скажем, с десятого из последней цепочки (или другой человек подбирает такой вывод, уже эгрегориально усиленный, что дела в лучшую сторону не меняет). В последней попытке он – или сотый человек, подобравший мысль, – проникает на вывод двухтысячного уровня.
А мог бы, если бы не срывался, оказаться на стотысячном!
Однако из-за свойства разума срываться на этот путь требуется или сто жизней, или сто последовательно подхватывающих идею людей…
Неудивительно, что человечество прогрессирует как разум ТАК медленно.
Вот, к примеру, человек издревле искал способы продления жизни. И все эти поиски рано или поздно заканчивались простыми узлами из эгрегориальных понятий, тупиком для запутавшихся или эликсирами для дураков. А может, разгадка была близко, в пределах досягаемости какого-нибудь одного человека… Но в это время подул ветер, и он забыл о том, о чем думал, а теперь концепция уже обкатана эгрегорами и бесплодна.
К сожалению, эта проблема тесно связана не с чем-нибудь, а с самим устройством, со структурой нашего мышления.
К счастью, она тоже имеет решение.
Как вы, наверное, догадались, что теперь мы будем говорить о теории третьего, заключительного этапа пятой ступени.
Сам центральный механизм разума служит барьером для развития разума.
Мы поставили очень серьезный вопрос.
Мы его решим.
Но пока подведем итог.
Навыки пятой ступени дают возможность разуму человека взаимодействовать с явлениями большого мира, обычно скрытого за эгрегориальной иллюзией, и принципиально позволяют независимо существовать в нем.
Ахиллесова пята мышления
Для того чтобы обнаружить источник столь некстати выросшей перед нами проблемы, нам придется окунуться в довольно интимный процесс, в ходе которого наш разум ведет свою неустанную работу по постановке вопросов и поиску решений.