Святозар подошел к Алконост и положил ей на голову золотой шар света. И как только свет коснулся головы, и венца птицы, то золотисто-желтый пылающий шар распался на множество мельчайших крупинок, и словно стек по телу птицы к носу ладьи, окутав ее всю золотым сиянием. Внезапно, в небе дотоль безоблачном и голубом, послышался тонкий, нарастающий свист, похожий на удар плетью, и откуда-то сверху с небесной вышины прилетел тонкий, в палец толщиной, длинный оранжево-красный луч. Он ударил Алконост прямо в деревянный, окрашенный лоб и вроде вошел в него, и тотчас послышался звонкий, свистящий голос Бога, громко сказавший: «Оживи и повинуйся Святозару». Наследник, услышав голос Бога, отпрянул назад, и, подняв голову, устремил взгляд в голубое небо. Он сразу понял, что то был голос не ДажьБога и не Перуна, каковых ему довелось слышать, а голос какого-то другого Бога.

Прошло лишь мгновение, и послышалось тихое шипение и потрескивание, точно разгорающийся огонь принялся поедать дерево, и Алконост, до этого покрытая золотой дымкой, ярко вспламенилась оранжево-красным огнем. Пламя было такое высокое и жаркое, что наследник прикрыл рукой глаза и отступил назад. Но морг, в оном птица, как казалось Святозару должна была сгореть прошел и пламя, светозарно вспыхнувшее, тут же потухло. И, как только погас огонь, птица, покрытая черным нагаром, ожила. Алконост замотала головой, стряхивая с себя толстый слой сажи, затем всколыхнула плечами и золотые кудри упали с головы на плечи, а ярко-вспыхнувший венец заиграл всеми цветами радуги. Птица распрямила, покрытое огромными перьями бурого цвета, одно крыло, потом другое и взмахнула ими, так сильно, что ладья заходила ходуном и закачалась на водной глади. А когда весь нагар с тела и крыльев окончательно осыпался оголив прекрасный стан девы с нежно-розовой кожей и пышной грудью, птица открыла рот и громким, высоким голосом, сказала:

— Именем Бога Огня Семаргла, по веленью солнечного Бога Хорса, повинуюсь тебе, сын ДажьБога, Святозар. Плыви на своей ладье по реке Валу туда к Восточному морю, Святозар. Там же я поведу ладью к самому Алтынскому царству морской владычицы Волыни, супруги Бога Ра! — и Алконост как-то протяжно ухнула.

Святозар услышав речь волшебной птицы Алконост, стоя позади нее, низко ей поклонился, и, утерев струящийся со лба пот, развернулся. Да немедля нос к носу столкнулся с разгневанным Стояном, который схватив его за плечи, так крепко тряхнул, что у наследника закружилась голова.

— Ты, совсем, совсем, — раздраженно сказал Стоян. — Разучился сдерживать свой гнев, совсем распустился. Более, никогда, я не пойду с тобой на пристань. Ты будешь ходить сюда, лишь в сопровождении Храбра, только он на тебя благодатно влияет. И лишь в его присутствии ты можешь себя сдерживать.

— Прости, Стоян, — тихим голосом ответил наследник, понимая, что друг прав. — Столько дней я безуспешно бился над водырем… просто не сдержался.

— А, если бы тебе не удалось снять сияние с людей, чтобы было бы, — убрав руки с плеч Святозара, заметил Стоян. — Я же видел, как ты запаниковал, когда воины стали мерцать… Твой гнев, мог стоить им жизни… а тебе человеку, который пойдет… пойдет выручать мать, разве можно позволять гневу брать над собой вверх…. Тем более, что Боги так тебе помогают, так тебя опекают.

Стоян сердито насупил брови, и, развернувшись, быстрым шагом пошел к сходням, чтобы спуститься с ладьи, а Святозар оглянулся, посмотрел на ожившую Алконост, шевелящую крыльями, и вертящую головой и вспомнил ее слова: «Именем Бога Огня Семаргла, по веленью солнечного Бога Хорса…» и подумал, что друг как всегда прав, не только ДажьБог, но похоже и сами Боги Семаргл, и Хорс пришли ему на помощь, а он так непростительно гневается. И он также поспешил спуститься с ладьи вслед за другом, чтобы поговорить с ним. Но не успел он сойти по сходням на пристань, совершенно опустевшую, на каковой одиноко стояли лишь Стоян, Часлав и Звенислав, как услышал громкие голоса другов, выясняющих между собой отношения. Потому как Чаславу и Звениславу не понравилось, что Стоян трехнул Святозара и грубо с ним разговаривал.

— Какое ты имеешь право, так с ним говорить, — кричал на Стояна Звенислав.

— И чего ты его так тряс, — поддержал друга Часлав. — У него у бедняги, чуть голова не оторвалась, чего силы у тебя, Стоян много, не знаешь куды ее применить… Или ты, чё думаешь, будешь так мотылять наследника, а мы со Звениславом будем молчать… Одно дело мы, мы тебя как старшего обязаны слушать, а другое дело наш Святозар.

— Цыц, я вам сказал, — очень грубо и обидчиво, выкрикнул в ответ Стоян. — Он идет туда, где ему нельзя гневаться, где нельзя в душу пускать зло…

— Вот и мы про это, — не менее громко дохнул Звенислав. — Он идет в Пекло, и может мы, дурень ты такой, видим его в последний раз, а ты его мотыляешь… Он не только твой друг, но и наш…

— Кого, ты дурнем, назвал? — покраснев, гневно спросил Стоян.

— Тебя, тебя, я дурнем, назвал, — расхрабрившись, молвил Звенислав и шагнул вплотную к Стояну.

— Стоян, Звенислав, прекратить, — испуганно проронил наследник и быстро сбежал по сходням.

Святозар увидел разгоревшиеся гневом лица другов, и как навис над Звениславом Стоян, а тот схватился за рукоять меча и стремительно подбежав к ним, встал между, взволнованно сказав:

— Прошу вас, други, не ссорьтесь… Стоян прав, я не должен гневаться, не должен был так поступать, потому как магия не прощает такие вещи и все могло закончиться плачевно, мне помогли Боги. — Наследник положил руки на плечи другов и тихо добавил, — прошу вас, не ссорьтесь, я и так расстроен.

— Никто и не ссориться, — буркнул Стоян и стряхнул с плеча руку наследника. — Но я хочу сказать тебе, Святозар, что я всегда за тебя заступался, всегда поддерживал, но то, что ты сегодня сотворил, это…

Но Стояну не удалось договорить, потому что на пустую пристань прибыли Велемудр и Храбр. Они подъехали к ладье на взмыленных лошадях, и, бросив поводья, спешились, возле раскрасневшихся и разгоряченных другов.

— Что случилось? — встревожено вопросил Велемудр. — К нам прискакал воин и сказал, что пристань и ладья горят.

— Ну, где, вы видите, что горят, — раздраженно ответил за всех Часлав. — Чего горит, кто горит…

Велемудр кинул беспокойный взгляд на столпившихся другов, между которыми стоял наследник, словно разнимая их драку и побежал по сходням на ладью.

— Замолчи, Часлав, — тяжело задышав и кинув сердитые взгляд на Стояна, Святозара и Звенислава, сказал Храбр, рукой отстраняя наследника от другов. — Стоян объясни, что тут случилось?

— Знаешь, Храбр, я тебя очень уважаю, — все еще гневливо зыркая на Звенислава произнес Стоян. — Но вот, кто все это натворил, да вел здесь себя не как муж, а как дитя, вот тот пусть и объясняет.

Стоян развернулся, и очень быстро пошел по пристани в сторону выхода, туда, где они оставили своих лошадей.

— Стоян, — крикнул ему вслед Святозар, порываясь догнать друга. — Ну, в самом деле, чего ты обиделся.

Однако наследник не успел сделать и пару шагов, как наставник с такой силой ухватил его за плечо, останавливая движение, что тот криво поморщился от боли. Храбр спешно притянул его к себе, и немного наклонив голову, раздраженным голосом спросил:

— Святозар, что ты тут опять учудил? Людей всех до смерти перепугал. Мы не успели к пристани подъехать, видим люди бегут, руками машут, кричат, что наследник разгневан и сжигает людей, пристань и ладьи…

Наследник опустил голову, и молчал, не в силах за себя заступиться, и, гневаясь на свой не сдержанный поступок, но Звенислав поспешил на выручку к нему, и, шагнув ближе, громким, звенящим от негодования, голосом быстро, быстро затараторил:

— Да, что, ты, Храбр, кого сжечь… Святозар случайно разбил водырь, из рук он у него выскочил, выскочил, бабах на мостовую и разбился, свет от него во все стороны брызнул, на пристань, на людей, на ладью. Но наследник не растерялся свет собрал и на Алконост вылил, а тут свист такой с неба и Бог говорит: «Оживи и повинуйся, Святозару», да и голос сам такой был свистящий, да звонкий, интересно, кто говорил? А затем Алконост вспыхнула и ожила.