Мы договорились спать посменно. Ведь Сесилия и я успели поспать по дороге в Чарльстон. Линден вытягивается на переднем сидении и, в конце концов, засыпает, я узнаю это по его дыханию. Если он хоть немного думал о своем отце, который может найти нас по устройству слежения Сесилии, то кажется, что это его не волнует. Он лучше знает тактику Вона, чем я.

Сесилия около меня на заднем сидении, смотрит в окно, в темноту и через какое-то время говорит:

- Он впервые говорит про Роуз при мне. Та история о колесе обозрения, и о ее родителях, о путешествиях.

- Это болезненно для него – говорю я.

Она качает головой все еще глядя в сторону.

- Дело не в этом. Он знает, что я иногда ревную.

- Ревнуешь к чему? – спрашиваю я.

- Это нелегко, конкурировать с тремя другими женщинами в сердце моего мужа – говорит Сесилия.

- Нет конкуренции – говорю я – Ты единственная женщина, которая у него есть.

- Я знаю Линдена – говорит она – Он всегда любил Роуз. И Дженна была великолепна… Я никогда не смогу сравниться с ней - Она поворачивает голову и смотрит на меня и столько боли в ее глазах. Она тихо говорит – И еще есть ты.

***

- Сын если ты слышишь это, я бы хотел чтобы ты знал, что я не остановлюсь пока не найду тебя.

Голос Вона выходит из помех, и сначала мне кажется, что я сплю, но потом я открываю глаза. Линден и Сесилия на переднем сидении, внимательно слушают радио, как Вон говорит человеку, который берет у него интервью, что его единственный сын и его жена исчезли и находятся в опасности. Он говорит, что не было никаких требований выкупа, но он не верит, что они исчезли по собственной воле. Он говорит, что они пропали без вести, прямо из своей постели, этим утром. Он говорит о вознаграждении, если их вернут.

- Почему он все время лжет? – говорит Сесилия. Она грызет ноготь большого пальца.

- Он знает, что я сбежал – говорит Линден – Он просто описывает это так, чтобы нас быстрее нашли.

Мне скручивает живот. Линден смотрит на меня в зеркало заднего вида.

- Мой отец не упоминал о тебе – говорит он – Но могу поспорить, он знает, что ты с нами.

- Как насчет Боуэна? – говорит Сесилия – Линден, если твой отец что-нибудь сделает с ним…

- Дядя Рид не позволит этому произойти – уверяет Линден.

Она не выглядит уверенной. Она побледнела, руки трясутся.

Небольшие помехи на радио, а затем начинает играть классическая музыка.

Ранним утром, небо окрашивается в угрожающий серый оттенок. Волны становятся тяжелыми вдоль замусоренной береговой линии. Я знаю, что это - пляж. Это не точное место, куда Габриэль и я прибыли, мы были ближе к карнавалу, но я узнаю эту мрачную атмосферу. Я никогда не видела его при свете дня. В нескольких ярдах от отеля есть кирпичный завод, здание выглядит заброшенным, за исключение шлейфов дыма поднимающегося из дымовой трубы. Что-то производится, значит, есть другие цивилизации, кроме карнавала Мадам. Есть комплекс зданий, которые могли бы быть квартирами, или они тоже заброшены. Трудно сказать. Нет никаких признаков электричества. Но я знаю, в самодельных домах, как у гадалки в этом районе, живут люди.

Линден разворачивает карту и говорит:

- Мы примерно в трех милях от лаборатории, которую разрушил твой брат. Дорога ведет обратно в сторону карнавала – Он смотрит на меня через плечо – Мы должны поспрашивать, может, кто знает, куда он пошел. Ты к этому готова?

Я не понимаю, какой у нас может быть выбор.

- Нужно, держатся подальше от карнавала – говорю я.

Я не позволяю себе думать, что Роуэн видел колесо обозрения Мадам, мне страшно подумать, что он когда-либо говорил с этой женщиной. Что она видела его глаза и поняла, что его мертвая сестра близнец на самом деле не умерла, и что она единственная девушка, которая когда-либо смогла покинуть ее изысканную и безумную тюрьму. Первое поколение умело делать тюрьмы. Я предполагаю - это потому, что они помнят времена, когда было все так красиво, как иллюзия, которую они используют для построения своих клеток.

Я не хочу иллюзий. Я устала ощущать себя так, будто я во сне, от которого не могу пробудиться. Сесилия отчаянно пытается связаться с Ридом по сотовому телефону, но нет никаких башен. Рид говорил, что какие-то все равно остались, особенно в местах с сильными радиосигналами, поскольку это самый лучший признак технологии, находящейся поблизости.

- Я обещаю тебе, что с Боуэном будет все в порядке – говорит ей Линден, положив руку на колено – Я бы не позволил оставить его у дяди Рида, если бы не доверял ему.

- Это твоему отцу я не доверяю – голос Сесилии сдержан. Она пытается не плакать.

- Я доверяю Риду – говорю я – Могу поспорить он сейчас даже не у себя дома. У него так много друзей. Он наверняка, как только мы уехали, спрятал Боуэна и Элли где-нибудь, где Вон не сможет их найти.

Сесилия всхлипывает.

- Пусть лучше не курит около моего сына. Меня не волнует, что он говорит, будто это не навредит моему сыну, все-таки он мерзкий – говорит она, но уже более спокойно.

Она смотрит на мир из своего окна, в уродливых оттенках и разрушенный на кусочки, иногда поглядывая на экран сотового телефона. Я вновь вижу колесо обозрения, пурпурное и блеклое, на фоне неба. Девушки Мадам, должно быть, спят сейчас, как и дети, как правило: стирают, прибирают и собирают урожай на огородах. Джаред, не сомневаюсь, трудится над очередным изобретением. Я смотрю на Сесилию. В такие моменты, когда она волнуется, она выглядит на десять лет старше. Она выглядит, как женщина, которая родила, была замужем, была свидетелем смерти и теперь несет мир на своих плечах.

Линден ведет медленно, будто пытается найти улики на обочине дороги. Он спрашивает меня, в порядке ли я, может мне хочется на воздух. Я качаю головой, и наблюдаю мир через покореженный пластик. Потом я вижу пепел. Далеко внизу дорога забаррикадирована стальными бочками и шатким деревянным забором, и завалами вызванными взрывом, по вине моего брата. Я вижу, там далеко, движутся фигуры, желтый кран сваливает останки стен в самосвал. Теперь это обгоревшее чудовище будет частью пейзажа на протяжении нескольких месяцев или лет. И вероятно, строить здесь еще одну лабораторию, не будут. Это не Манхэттен. Моего брата здесь нет. Он достаточно умен, чтобы оставаться в движении: он пробудет достаточно долго, чтобы оставить свой след, может быть, спровоцирует беспорядки, но не достаточно долго, чтобы попасться кому-то, кто ищет мести. Он точно знает, сколько нужно времени для маневра.

Я дергаю и открываю дверь со своей стороны, и Линден жмет на тормоза в доли секунды до того, как я бегу. Я втискиваюсь между кусками забора, рву рукав рубашки о ржавый гвоздь и бегу по пеплу лаборатории, уничтоженной моим братом, лишь смутно слышу голоса, зовущие меня. Дорога длинная на много миль. Такое чувство, что я могу бежать по ней бесконечно. Я едва запыхалась, когда достигаю кучи стен и разбитых окон, которые когда-то были лабораторией. Здесь работают люди, все они в штатском, наверно просто горожане, пытаются навести порядок. Все знают, что президент не предложит свою помощь, хотя наверно произнесет целую речь или еще что, если теракты привлекут достаточно внимания.

- Если вы хотите здесь что-нибудь найти, то вы опоздали - говорит мне кто-то – Здесь еще вчера все подчистили.

Я ничего не говорю, падаю на колени и прижимаю руки к рассыпавшимся колоннам из кирпича. Тепло – возможно от солнца или может быть, каким-то образом они сохранили тепло пламени. Но я чувствую прилив энергии там, где побывал мой брат, где-то в стороне, как - будто пытается заставить меня, следовать за ним.

- Где ты? – шепчу я.

Кто-то берет меня за руку, и я вздрагиваю. Туман рассеивается, чувство пробуждения от долгого сна. Сесилия садится на корточки рядом со мной.

- Ты в порядке? – спрашивает она.

- Мой брат был здесь – говорю я ей – Прямо здесь. Буквально пару дней назад.