- Разве было бы так плохо, оставить его в неведении? – говорю я – Если бы я не приехала, по крайней мере, он бы получил немного счастья.

- Ну, теперь ты здесь – говорит Рид – Ты можешь думать об этом или действовать.

Он прав, конечно. Лучше умереть, пытаясь, чем умереть без цели. Это был мой брат, который вытащил меня из постели когда-то, это он заставил меня двигаться, пока все не стало удобным установленным порядком. Но он не здесь чтобы вытащить меня сейчас, он за сотни миль, убивает невинных людей во имя каких то анархистских причин. Он больше не может поддержать меня. Я должна сделать это сама.

Линден тащит коробку с бутылками воды, и ставит рядом с другими припасами.

- Могу я тебе чем-нибудь помочь? – спрашиваю я. Он закрывает дверь.

- Все сделано. Мы готовы ехать.

Рид показывает нам, как пользоваться телефонами, которые являются гордостью его домашних изобретений. Их три, один он держит в руке.

- Они почти никогда не работают – говорит он нам – Они работают только на сигнальных башнях. Такие вы найдете только в городах. И здесь конечно, так как я сделал их сам.

- Так вот что все время жужжало – говорит Сесилия задумчиво. Ее руки скрещены, капюшон свитера надет на голову, несмотря на жару. Мне кажется, сильный ветер может растрепать ей волосы, когда ветра не будет, она его снимет.

- Вы можете положить их на приборную панель – говорит Рид – Позвоните мне, если случится что-нибудь. Я приеду за вами.

Все прощаются. Боуэн – само спокойствие, когда Сесилия и Линден суетятся над ним, передавая его друг другу. Он смеется, а Сесилия хмурится, когда отдает его в руки Элли, которой она, в последнюю минуту, напоминает о списке. Он очень любит, когда поют. Важно заставлять его ползать, чтобы он не отставал от своих сверстников.

- Мы скоро вернемся – говорит Сесилия сыну – Ты даже не заметишь нашего отъезда.

Я чувствую укол вины, когда забираюсь на заднее сидение. Я не хочу быть причиной, чтобы кто-либо разлучался из семьи. Я вклиниваюсь между окном и грудой коробок и чемоданов. Сесилия садится передо мной, а Линден садится за руль. Сесилия спрашивает:

- Ну и как быстро она может ехать?

- Может быть пятьдесят, – отвечает Линден.

Она пролезает через подлокотник и смотрит на датчики:

- Число доходит до ста сорока – указывает она.

- Это старый автомобиль, любимая – говорит он – Только потому, что тут стоит цифра сто сорок, еще не значит, что мы должны ехать так быстро.

- Ой, Линден – говорит она, падая на сиденье с размаху – Жизнь коротка.

***

Когда наступает ночь, мы не останавливаемся. Линден включает дальний свет и ведет машину. По радио негромко играет музыка, прерываясь помехами. Мы берем короткую остановку у закусочной, чтобы сходить в туалет, и Сесилия и я меняемся местами. Сейчас она спит, прижимаясь к багажу на заднем сидении. Линден поглядывает на нее в зеркало заднего вида. Не смотря на то, что она сильная, он беспокоится за нее. Я думаю, он боится, что она перестанет дышать. Я думаю о брате, где он. Я думаю об ускользающем времени и о жизни. Я думаю о моей маме, о Риде, о пистолете в руках бесстрашной Сесилии.

- Не спится? – спрашивает Линден.

Сейчас только девять часов, согласно выцветшим зеленым цифрам на приборной панели, но кажется, что гораздо позже. Ощущение, будто мы за рулем уже целую вечность, а не четыре часа. Такое чувство, что нет ничего в поле зрения, может, и нет. Я не знаю. Мне кажется, что Линдену и Сесилии было бы безопаснее, если бы они остались у Клэр. Я задаюсь вопросом там ли еще Габриэль, если он знает, что я умерла. Интересно получается, волнение превращается в боль, и я закрываюсь полностью и смотрю на размытые пейзажи за окном. Но сейчас слишком темно, чтобы что-либо разглядеть.

- Нет – говорю я – Слишком волнуюсь, наверно. Я могу сесть за руль, если хочешь.

- Я еще не устал – говорит он – Всего лишь несколько часов до Чарльстона. Я хочу добраться до него, прежде чем мы остановимся.

Я заметила, что он увеличил скорость. Мы несемся в тоннель небытия. Все вокруг мертво. Разрушенные здания, в забаррикадированных постройках, скрываются остатки цивилизации, если вообще есть цивилизация. Нужно за что-то ухватиться, это чувство внезапное и непреодолимое. Такое ощущение, что я падаю, навсегда, в вечное небытие, и я хочу ухватить Линдена за руку. Я хочу ощущать напряжение руля и его руки вокруг него. Я хочу чувствовать контроль над тем, куда я еду и, что будет дальше. Требуется много сил, чтобы этому сопротивляться. Он откашливается.

- У меня тоже был брат – говорит он – Ты ведь это знала, правда? Мой отец рассказывал тебе?

- Он умер, прежде чем ты родился – говорю я.

- Хорошо. Я даже не знал его имени – говорит Линден – Если я о нем спрашиваю, мой отец закрывается, даже становится сердитым. Я не знаю, был ли он похож на меня. Я не знаю, был ли он добр или нет, хоть что-нибудь. Но каждый день я думаю о нем. Он не всегда в моих мыслях, конечно, но это моя ноша. Он - эхо, которое я слышу, когда говорю.

Я скрещиваю ноги, и поворачиваюсь на сидении так, чтобы видеть его.

- Мне жаль, что ты никогда не встретишься с ним.

- Это факт – говорит Линден – Что если бы мой брат не умер, я бы никогда не родился. Моему отцу я был нужен только, чтобы он мог кого-то спасать.

Я сижу тихо. Стараюсь, чтобы моего дыхания не было слышно. Я знаю, то, что он говорит - это важно, и я не смею его беспокоить, и думаю, может он ни разу не произносил эти слова вслух, и что он никогда уже их не повторит.

- Иногда, это заставляет меня, чувствовать себя меньше, чем человек – говорит он – Я не говорил это своему отцу. Он говорит мне, что я самый привилегированный мальчик в мире, потому что я тот, кто будет жить. Он говорит мне, что все остальные родившиеся в пробирках, либо богатые семьи, наивны, чтобы поверить, что они первыми найдут лекарство. Он даже не понимает, что он такой же, как они. Он не понимает, что он не только потратил свое время, он потратил мою жизнь. Я - просто зря потраченное время и он никак не хочет понять, что пока я не мертв, я не заплатил цену за его ошибку.

- Не говори так – говорю я ему мягко – Ты - не зря потраченное время.

- Твои родители тоже были учеными, верно? – его голос так спокоен, я не уверена, мне показалось, что он слегка дрожит. – Тебе никогда не хотелось обидеться на них немного, за то, что они привели тебя в этот мир?

- Немного – признаю я – Но нас в этом мире не спрашивают, Линден. Мы здесь – нравится нам это или нет. Я не могу позволить себе думать, что все это напрасно.

- Если бы тебя спросили – говорит он, смотря все время на дорогу – Ты бы хотела родиться?

Я не знаю, каким будет мой ответ, пока не говорю:

- Да, - Мыльные пузыри между пальцами, и слова, которые я писала на затуманенном окне. И легкие поцелуи моей мамы, когда она думала, что я сплю. И сильное биение моего сердца, когда Габриэль впервые меня поцеловал. И теплое покалывание, проходящее через мое тело, когда я выпила слишком много шампанского, и Линден расстегнул мою туфельку, и сказал, что я красивая. – Абсолютно. Да.

- Я знал, что ты так скажешь – говорит он.

- А что насчет тебя? – спрашиваю я.

- Я не знаю – отвечает он – Иногда я слышу слова песни из того стихотворения, что пела Сесилия. « … И сама Весна, когда она бы проснулась на рассвете, не узнала бы, что мы мертвы…» и я думаю, что это были правильные слова. Мне кажется это не правильно пытаться что-либо делать, чего никогда не будет. Не правильно и жестоко было с моей стороны пытаться зачать детей. Ничего нет, Рейн. Нам нет места в этом мире. Только вода, которая полна мертвецов. Зачем пытаться заполнить пустое пространство.

Дети. У него было трое, двое из них умерли. Я видела его глаза, когда у Сесилии произошел выкидыш. Он продолжил жить так, будто его больше ничего не волнует, кроме ее здоровья, но я знаю, что потеря ребенка опустошила его. Наш ненастоящий брак научил меня читать его очень хорошо.