- Стараюсь не думать об этом так часто – говорю я – Ты знаешь, это стихотворение было написано более трехсот лет назад. Могу поспорить, что когда люди доживали до ста, и земля была плодородной, и здания были чистые и новые, люди тоже задавили себе этот вопрос, почему мы здесь. Я не думаю, что это началось после вируса.

Мне кажется, что я вижу улыбку, проступающую на его губах, или может он просто криво ухмыльнулся.

- Я понимаю, почему твой брат говорил о надежде – говорит он – У вас одинаковый взгляд на происходящее. Вам кажется, будто все будет хорошо. Я не могу вообразить более опасную вещь, чем надежда, как у вас.

На заднем сидении Сесилия кашляет и шевелится. Линден смотрит в зеркало заднего вида.

- Ты проснулась, любимая? – спрашивает он.

Она некоторое время медлит, прежде чем сесть.

- Ваша болтовня разбудила меня – жалуется она – Мы остановимся на ночь?

- Нет – говорит Линден – Мы собираемся доехать до Чарльстона, прежде чем сделать остановку.

Я в недоумении от нежности в его словах. Для меня он был горький и открытый об истинах и бедах мира, но с Сесилией он мил.

- Я хочу спать рядом с тобой – говорит она ему. Я вижу ее тень, она еще не совсем проснулась, но умудряется перелезть через сидение и вклиниться между нами, таща за собой одеяло. Она устраивается на стороне Линдена. – Ты не против, если вернёшься на заднее сидение, правда? – говорит она мне – Здесь слишком мало места для троих.

Глава 14

Музыка заставляет мое сердце учащенно биться еще до того, как я проснулась. Я быстро просыпаюсь сквозь радужные всполохи и эту музыку, эта жуткая музыка, которую помнит каждый мой нерв. Сесилия встает на колени на переднем сидении, перебравшись через Линдена, чтобы видеть из его окна.

- Что это? – спрашивает она.

Темно. Мои глаза пытаются приспособиться. Машина замедляется, пока совсем не останавливается, и Линден говорит:

- Это карнавал.

- Гони! – кричу я – Не останавливай машину.

- Что такое карнавал – спрашивает Сесилия.

- Гони!

Мой тон заставляет Линдена вздрогнуть, и он жмет на газ. Шины визжат, когда мы едем вперед и я кричу ему «быстрее», а он говорит мне что мы можем только до сто сорока, потом спрашивает:

- Что случилось?

Он смотрит, как я поворачиваюсь на заднем сидении и всматриваюсь в тени через заднее окно. Тени, которые полны охранников Мадам, и умирающих девушек. И Сирень, чье настоящее имя Грейс, которая вернулась, хотя могла быть свободной, как и ее дочь. Мне кажется, будто все это происходит в замедленной съемке. Мне кажется, что мы никогда не уедим из этого места. Но в итоге колесо обозрения удаляется, и остается только звездное небо. Я падаю на свое место, тяжело дыша.

- Это место… - выдыхаю я.

- Что? – спрашивает Линден.

- Кто-нибудь скажет мне - что такое карнавал – говорит Сесилия – Я даже не разглядела. Я в жизни ничего подобного не видела.

- И не увидишь – говорю я ей.

Линден съезжает с дороги и останавливается.

- Мы не должны здесь останавливаться – говорю я.

- Это Чарльстон – отвечает Линден.

Мое сердце тонет. Так Мадам Карнаал была в одном городе с моим братом. Я не знаю, почему я удивляюсь. Я стараюсь подавить головокружение, которое исходит от волны адреналина.

- Я не сдвину этот автомобиль с места, пока ты мне не скажешь, что все это значит – говорит Линден.

Сесилия включает верхний свет, наполняя машину слабым оранжевым светом, и разворачивается в своем кресле ко мне лицом. Ее глаза широко открыты.

- Что это была за штука? – спрашивает она взволновано – Она была такой красивой.

Воздух здесь как пластмасса. Я знаю, что снаружи воздух пахнет соленой водой и мусором. Я знаю это, потому что была здесь прежде.

- Это колесо обозрения, понятно? – говорю я резко – Оно крутится и люди на нем катаются, кажется, оно делало людей счастливыми, но сейчас уже нет. Оно сломано, как и все остальное. Не важно, что там происходит сейчас. Там нет ничего хорошего.

Двигатель мурлычет громко под нашими ногами. Голос Линдена настолько тих что только я слышу как он говорит:

- Ты была там, не так ли?

- Это не имеет значения – говорю я – Давай просто поедем дальше.

- Я просто хочу понять – говорит он.

Я злюсь на него за то, что он был так не внимателен. За все те ужасные вещи, которые происходят в мире, на то, что изо дня в день приходится прилагать усилия, чтобы выжить, на то, что я должна ему все это объяснять.

- Там живет женщина – говорю я – Она собирает девочек. Это красный район.

- Собирает девочек? – Линден мигает. Я сомневаюсь, что он когда-либо слышал о таком.

- Для секса? – спрашивает Сесилия просто. Она не забыла каков внешний мир до того как она стала невестой.

- Она превращает их в проституток и делает все, чтобы они не могли оттуда уйти. И если девочки рожают детей, это хорошо для нее, потому что она может использовать их как рабов.

Я извиняюсь за свое поведение, как только заканчиваю говорить. Это Линден виноват. Колесо обозрения не единственный источник моего страдания: это только символ его. Оно красивое и работало раньше, но теперь это не имеет значения. Мы все живем в параллельной вселенной того, что раньше называлось миром. Даже не смотря на него, я могу сказать, что Линден побледнел.

- И ты была там? – говорит он – Ты… - он не может закончить мысль.

- Нет – говорю я – Я сбежала. Одна девушка помогла мне, но ей не повезло, и я действительно не спешу возвращаться туда, и говорить об этом, поэтому, просто поехали дальше, ладно?

Он переключает скорость и выезжает на главную дорогу.

- Мы не можем тратить топливо впустую – говорит он – Но я проеду чуть дальше и мы остановимся на ночь. – Он выключает свет.

Сесилия перегибается через сидение и сжимает мою руку.

Радио всегда включено, тихое и предупреждающее как гром перед штормом. Я продолжаю ждать вещания прерываемого песней и новостей о взрывах. Но все тихо. Я смотрю в окно на размытые тени.

- Прости – говорит Линден. Слова выходят осторожно и тихо, будто он репетировал их все это время – Просто Роуз все время говорила о колесе обозрения. Я знаю, что оно не может быть тем же самым, но это заставило меня думать о ней, вот и все.

- Оно не то самое – уверяю я его – Нет, если только она не рассказывала о чем то ужасном.

У Мадам было первое и единственное колесо обозрения, которое я видела, оно слишком большое и вероятно, его слишком дорого и сложно было сносить. Возможно, где-то в стране ещё есть такие, просто они стоят себе без цели и гниют.

- Нет – говорит он – Она рассказывала только хорошее. Большинство из того что она рассказывала.

Бедный Линден. Никто никогда не думал, что он может услышать о чем-то плохом. Видимо даже когда вырос.

- Ее родители много путешествовали – говорит он – Мне кажется, она видела каждый штат, это очень много, если подумать. Сорок восемь штатов, прежде чем ей исполнилось одиннадцать. Он не считает Аляску и Гавайи, которые были уничтожены более века назад.

Ему показалось странным, когда я сказала ему, что я близнец, но я не думаю что его брак с Роуз, был совершенно иным. Есть такая аномалия, что иногда случается с близнецами. Это происходит в утробе, когда зародыши растут слишком тесно друг к другу. Более сильный близнец развивается обычно, в то время как более слабый погибает рядом с телом сильного близнеца, где становится паразитом. Результат – измученный ребенок, окаменелым телом близнеца. Как опухоль. Смерть Роуз, для Линдена стала близнецом паразитом. Когда-то они были двумя отдельными организмами, неуклонно растущими рядом друг с другом. Двумя импульсами. Два мозга. Но она заболела и умерла и он до сих пор носит ее внутри себя. Она идет туда, куда идет он, но ничего не чувствуя, ничего не видя, тень за его спиной. Я вижу, как воспоминания о ней затуманивают ему глаза, когда он смотрит на меня, а потом отворачивается.