Несколькими годами раньше Голь Ака учился в течение трех лет в Рязанском военном воздушно-десантном училище. Хорошо говорил по-русски и, главное, был близок к Анахите, как он сам неоднократно похвалялся. Ему, выходцу из пастушьей семьи, было лестно, что теперь он на равных с господами, с лидерами парчам, аристократией страны. Ему и нужно-то было особенно выслуживаться, чтобы чувствовать себя на равных, и чтобы другие тоже его считали в обойме афганской элиты.

Все чертовски сложно и в то же время по-человечески банально и просто…

Организацию встречи с Анахитой Ротебзак брал на себя Виктор Георгиевич Самойленко, мой заместитель по политической части и старший советник при начальнике Главного политуправления афганской армии, то есть при Голь Ака.

К вечеру Самойленко доложил, что Анахита готова завтра в 10 часов быть у меня вместе с Голь Ака. Видимо, она понимала, что я знаю, что именно ей надо, и конечно, она понимала, что надо мне. Наши интересы, похоже, совпали…

Странное дело, сколько подобных бесед мне приходилось вести, – я всегда был спокоен и уверен, а тут – почему-то нервничал, и готовился к встрече как-то особенно, более серьезно, торжественно что-ли, чем обычно. Вечером я коротко рассказал Анне Васильевне о предстоящей встрече с Анахитой и о ее вероятной причине. А жена моя за месяцы пребывания в Афганистане многократно встречалась с Анахитой. Они даже подружились, возможно, найдя друг в друге что-то общее…

– Саня, вспомни Египет, – сказала мне Анна Васильевна, – вспомни подругу Насера, подругу Амера. Помнишь, какое влияние они имели на лидеров Египта? А Анахита – умна, проницательна и хитра. Будь с ней осторожен.

Анна Васильевна сходила в столовую и вернулась оттуда с большой коробкой конфет – шоколадным набором из Новосибирска – расписанной под кедр с шишками.

– А букет цветов утром нарву.

Утром в половине седьмого я, мой помощник полковник Алексей Никитич Карпов, охрана на трех машинах и БМП были готовы к отъезду в офис. Анна Васильевна перекрестила меня и поцеловала:

– С богом!

В руках Алексей Никитич уже держал огромный букет свежих роз и шоколадный набор.

– Вручи от меня. Передай поклон, и скажи, что я ее помню и люблю.

По Кабулу поехали каким-то совершенно новым маршрутом – Черемных и Карпову виднее…

В 8.15 у входа в Генштаб меня ожидали Черемных и Самойленко.

Почти все готово, доложил Владимир Петрович. Идет сервировка стола. Есть и сюрприз… Ночью из Ташкента доставили мороженое, пяти сортов. И с орехами, и с клубникой, и с айвой… Я еще подумал: не излишне ли мы стараемся, все-таки разговор-то будет о серьезном и отнюдь не праздничный.

Но Черемных привел неотразимый аргумент: «Ублажай больше любовницу, чем жену».

Я, конечно, строго на него посмотрел, но он был невозмутим:

– А это не я придумал, это – Стефан Цвейг.

Мы поднялись наверх. Там, действительно, заканчивались последние приготовления. Кроме основного стола был приготовлен и чайный столик. Обслуживали две официантки из столовой управления ГВС – две красивых русских девушки, умеющих пользоваться косметикой ровно настолько, чтобы это соответствовало и местной манере, и в то же время не выглядело слишком блекло. Владимир Петрович знал толк в подборе и таких кадров.

Все осмотрев, я отпустил девчат, строго наказав ждать сигнала от Черемных.

Без четверти десять Черемных и Самойленко – два генерал-лейтенанта (в форме! – Черемных к годовщине Октября был произведен в генерал-лейтенанты) пошли встречать Анахиту Ротебзак и генерала Голь Ака, оставив меня одного в огромном кабинете с двумя сервированными столами. Признаться, я скорее чувствую себя в своей тарелке на поле боя, чем в кабинете среди сервированных столов. Да, собственно, нам военным, вообще, не свойственна привычка к подобным приватным встречам, во время которых надо говорить не то, о чем думаешь, делать вид, что беседа тебе приятна, и казаться при этом искренним и непринужденным. Дипломаты – у тех, вероятно, такие дела получаются лучше… Впрочем, наверное, и у меня кое-что получалось. И в Египте, и в Чехословакии, и в Прибалтике я немало повидал людей, немало услышал откровений и фальши, свидетельств дружбы и вражды, открытости и коварства… И все это не могло не отложиться на собственном опыте.

Гостья с генералами пришли ровно в десять. Рукопожатие – узкая ладонь с сильными пальцами без украшений. Трижды мы прикоснулись щеками друг к другу. Затем тот же ритуал с генералом Голь Ака. У меня в руках оказался сверток в магазинной упаковке, перевязанный розовой лентой. Анахита кивнула генералу, и тот пояснил:

– Когда официально идешь к Раису, то впереди себя надо гнать стадо барашков, либо, как символ их, нести с собой каракулевую шкурку. Таков наш обычай.

Я поблагодарил, заметив, что обычай – хороший.

В последнее время я неоднократно встречался с Анахитой Ротебзак – в нашем ли посольстве или в столичных резиденциях. И всегда она была ко мне подчеркнуто официальна. Сейчас иное дело – приветлива, непосредственна. И это помогло мне избавиться от давившей поначалу нервозности, причина которой – я не сразу это понял – крылась в недавнем наставлении Андропова насчет поведения с «первой дамой» официального Кабула.

Высокая прическа, черные волосы с проседью, большие миндалевидные глаза, правильный овал лица, совсем немного косметики, тонкий аромат французских духов. На стройной фигуре серый с искрой костюм английского покроя. Она была, действительно, эффектна и красива.

Под предлогом служебной занятости мои товарищи, извинившись, вышли из кабинета.

Анахита что-то сказала своему генералу.

– Леди просит угостить ее вашим фирменным чаем. А меня… кхе, кхе… наказать рюмкой коньяка, – сказал Голь Ака.

Будет тебе и рюмка, будет тебе и две, только бы разговор у нас состоялся нужный. От этого рябого, курносого, маленького роста, уже очень седого человека, зависела в определенной мере атмосфера моей беседы с Анахитой Ротебзак. Факт оставался фактом: Голь Ака – одна из ключевых фигур в афганских вооруженных силах и главное, в окружении Бабрака.

Прежде чем налить ему рюмку коньяку, я поставил перед гостьей чашку крепкого чая и предложил угощаться мороженым – а его было пять сортов.

– О! – воскликнул Голь Ака, выразив голосом то удивление, которое столь же сильно отразилось на лице Анахиты. Ей был явно приятен этот сюрприз.

Я мысленно аплодировал Черемных: все-то он знает!..

Анахита Ротебзак из тех женщин, имя которых остается в истории. Она, вероятно, сама это понимала. Ведь благодаря своей осведомленности, женской всесильности, она могла оказывать решающее влияние на руководителя государства. Тайс Афинская и Александр Македонский, Клеопатра, Цезарь и Марк Антоний, танцовщица Барбарина и Фридрих Великий, леди Гамильтон и Гораций Нельсон, Жозефина и Наполеон… Мы говорили с ней о роли женщины в истории любой страны. Анахита выгодно показывала свою особую и завидную осведомленность в биографиях реальных исторических личностей – как мужчин, так и женщин. При этом, думаю, их образы и значение она без колебаний примеряла на себя, как решительно и не колеблясь примеряют богатые дамы разные и очень дорогие одеяния в престижном ателье.

Дошли мы в нашей беседе и до Крупской, и до ее влияния на Ленина. И до китайской императрицы Цы Си. Да, трудновато, приходилось членам Политбюро с такой эрудиткой!

Поговорили немного и о литературе. Шекспир, Мериме… Я был почти уверен, что из русских любимых писателей она назовет Тургенева. Так и оказалось, однако при всем восхищении глубиной чувств тургеневских женщин, она все же, как бы между прочим заметила:

– Жаль, что никому из ваших великих писателей не удалось возвеличить в литературе образ Екатерины Великой.

Говорили о философии, о марксизме-ленинизме. И Конфуции, которым Анахита увлекалась в последнее время…

Так мы беседовали неторопливо уже около двух часов, когда Анахита попросила Голь Ака перевести просьбу членов Политбюро и лично Бабрака Кармаля посетить главу государства завтра в 11 часов дня.