– Я пришлю к дворнику и господину Севушкину агента с фотографической карточкой для опознания, – повернул голову к приставу, – хорошо служат ваши гвардейцы, эдаким макаром мы скоро и на преступника, с Божьей помощью, выйдем. А, Константин Михайлович?

– Я тоже так думаю.

– Что ж, тогда я в отделение, будут новости или известия, обязательно поставлю вас в известность. но и вы в свою очередь не забывайте про нас.

– Иван Дмитриевич, непременно, – пообещал майор Бахмутов.

В последний раз Иван Дмитриевич прошел по квартире титулярного советника. словно хотел все запомнить.

– Господа, – обратился Путилин к агентам, – жду вас через час на Большой Морской.

До отделения было недалеко и погода радовала глаз, поэтому Иван Дмитриевич решился пройтись пешком. Благо через Николаевский мост, который по старинке и именовали прежним названием Благовещенский, далее мимо собора. А там и Большая Морская с вычурными зданиями, Путилину никогда не нравилось соседство с градоначальником, хотя и в одном доме, но с разными входами.

По Неве плыли корабли. Тянули за собой баржи. Сновали лодки. Словно не водное пространство, а Невский в часы, когда весь столичный люд выходит на проспект, прогуляться с зонтиком мимо дорогих магазинов и лавок.

Дежурный чиновник встретил у двери и передал, что приходил офицер из канцелярии градоначальника и интересовался убийством в Морском училище, просил передать, что генерал Трепов ждет рапорта о столь печальном происшествии.

Путилин, молча, выслушал, бросил сквозь зубы:

– Благодарю, – и тяжело начал подниматься на второй этаж, где находился отведенный ему кабинет, обернулся и спросил, – Жуков из архива приехал?

– Нет. Иван Дмитрич.

– Как появится, сразу ко мне.

– Передам, – дежурный чиновник вернулся на пост.

Не успел поставить в угол трость, раздался дробный стук в дверь, словно войсковой барабанщик начал дневную разминку.

– Иван Дмитрич. Позволите? – Дверь открыл спрашиваемый у дежурного чиновника Жуков.

Путилин указал жестом на стул, но не произнёс не слова.

Помощник присел, в руках держал несколько листков бумаги и фотографическую карточку.

– Показывай, что принес.

– Это, – первой на стол легла карточка красивого молодого человека с пышной шевелюрой и добрыми глазами, казалось, излучаемыми какой—то свет, усики на лице были небольшими, но дополняли в купе с прямым носом, образ человека, привыкшего к женскому поклонению, – Николай Николаевич Митрофанов, получивший по статье тысяча шестьсот восемьдесят третьей один год и два месяца тюремного заключения, которое отбыл и был освобожден из—под стражи в июне месяце текущего года.

– Значит, это господин Лютый.

– Так точно, собственной персоной.

– Персоны—то я и не вижу, – Иван Дмитриевич постучал указательным пальцем по фотографической карточке.

– Найдем, – уверенно произнёс Миша, – если в столице, то непременно найдем.

– Хорошо, что еще по этому господину имеем?

– Анна Сергеева явилась одной из тех, кто невольно способствовал аресту Лютого.

– Это все слова.

– Он грозил ей на суде.

– Это я знаю, а что есть более привлекательное – адреса, родственники.

– Имеется и это, перед самым арестом Митрофанов состоял в любовной связи с мещанкой Ксенией Михайловой, адрес которой не указан.

– Миша, а Адресная Экспедиция на что?

– Но известно, что сестра Ксении Устинья проживает на Малой Итальянской в доме номер три.

– Тогда, Миша, первым делом необходимо снова посетить Морское училище, показать фотографическую карточку дворнику и господину Севушкину, проживающему в том флигеле, где произошло убийство, но на первом этаже. Поручение понятно.

– Очень даже, если опознают Митрофанова указанные вами люди, разрешите посетить Устинью Михайлову.

– Поезжай и к ней, но, – Иван Дмитриевич погрозил пальцем, – только не спугни раньше времени.

– Не беспокойтесь, с женщинами имею галантно общаться

– Погоди у меня, Миша, все про тебя Анастасии Петровне расскажу.

– Иван Дмитрич, я же не ради увлечения. А во имя службы.

– Иди, иди, не то получишь у меня.

К Мишиному удивлению господин Севушкин был дома. Прислуги не держал, поэтому на звонок вышел сам в домашней бархатной куртке и с газетой в руке.

– Что вам угодно? – спросил хозяин.

– Мне нужен господин Севушкин.

– Слушаю.

– Я, помощник начальника сыскной полиции Михаил Силантьевич Жуков.

– Очень приятно. – но по лицу открывшего этого сказать было нельзя. Поморщился и скривил рот, видимо, не привык сдерживать эмоций.

– Мне необходимо задать вам несколько вопросов.

– Я готов ответить, но полицейские уже приходили ко мне и я рассказать все, что знаю.

– Мне это ведомо, господин Семушкин, но не продолжим ли мы беседу в более надлежащем месте?

– Прошу, – хозяин отступил в сторону.

Миша не терпел таких людей, но по службе приходилось довольно часто сталкиваться, поэтому на лице не появилось выражение раздражения, а просто спокойное выражение, не показывающее абсолютно ничего. При том Жуков не собирался долго рассиживаться, но все—таки зашел в гостиную, в которую провел его хозяин, чтобы убедиться – хозяин одинок, педантичен и к тому же самовлюбленный франт. Так и оказалось, каждая вещица стояла ровно, ни одного лишнего предмета, ни соринки, только стерильная чистота, как у докторов в операционной комнате.

Достал из кармана фотографическую карточку и протянул Севушкину.

– Вы когда—либо видели этого человека?

Хозяин взял протянутое и внимательно всмотрелся в лицо.

– Кажется, да.

– Извините, кажется видели или точно видели? – голос Миши был строг и сух, как у профессора принимающего экзамен у нерадивого слушателя университетского курса.

– Да. – после некоторого колебания произнёс Севушкин, – да, именно с этим господином вчера около двенадцати часов я столкнулся в дверях, он даже посмел меня толкнуть и не извиниться, с возмущением добавил Севушкин.

– Именно он? – переспросил Жуков.

– Я хорошо помню, это был молодой человек, запечатленный на карточке.

– Но было темно?

– Нет, у нас горит фонарь и его лицо я отчетливо видел в свете горевшего пламени.

– Хорошо. Значит, этот господин.

– Этот, этот, – Севушкин ткнул указательным пальцем левой руки в фотографическую карточку, правую держал в кармане домашней куртки, – я ошибиться не мог.

– Благодарю за помощь, – Миша хотел улыбнуться, но сдержался, пряча фотографическую карточку в карман, – разрешите откланяться.

Ответных слов он уже не слышал.

Дворник тоже признал запечатленного на карточке господина, которого видел почти в двенадцать, идущего от флигеля с узлом в руке.

Дом на Малой Итальянской находился почти на углу с Литейным, пятиэтажный, желтого цвета с большими окнами. Арка с четырьмя колонами вела во двор. По давнишней привычке Миша поначалу решил осмотреться, мало ли чего. Поговорить с дворником об Устинье Михайловой, а уж потом, буде на по позволение Господне, заглянуть на огонек.

Дворник, татарин с редкими волосами под носом и реденькой бородкой. Оказался словоохоч. Такие и нужны для сыскного. Миша улыбался, слушая рассказ о жителях дома, но никак до Устиньи дело не доходило. Уже миновало повествование о жильце с третьего этажа, который хоть и смирный, но каждый день чуть ли не на коленях приползает из трактиров домой, о девице с пятого этажа, которой намедни устроил скандал молоденький мичман, застав у нее в гостях какого—то статского господина.

С несколько минут Жуков послушал, но терпение имеет границы. Поэтому остановил жестом и спросил прямо:

– То, что я скажу, не должно стать достоянием молвы, поэтому, – теперь он погрозил пальцем дворнику, как давече ему Иван Дмитриевич, – в доме живет девица Михайлова.