– Здравия желаю, капитан—лейтенант Иванов, – представился офицер, – честь имею говорить с Его Превосходительством господином Путилиным. – звучало и вопросом, и утверждением одновременно.

– Да, – кивнул головой Иван Дмитриевич, – это я.

– Ваше Превосходительство с вами хотят побеседовать приватно.

Путилин нахмурил брови, не понимая.

– Начальник училища контр—адмирал Епанчин. – тихим голосом подсказал Жуков, видимо, успевший узнать некоторую информацию про училище, за что был награжден суровым взглядом морского офицера.

– Так точно, – подтвердил тот, – Алексей Павлович просит посетить его, прежде чем вы приступите к расследованию печального события.

– Хорошо.

– Прошу следовать за мной.

Шли по бесконечному коридору с нескончаемыми колоннами по правую руку, с другой стороны – в каждое окно заглядывало солнце, отчего приходилось прикрывать глаза.

Кабинет начальника училища был большим.

«Как вся моя квартира», – мелькнуло у Путилина.

Три больших окна прикрыты тяжелыми шторами и царил полумрак, подобие вечернего, когда солнце село, а день еще не хочет сдаваться приблизившемуся посланцу ночи.

Контр– адмирал Епанчин, тощий и высокий, отчего казался еще выше, поднялся из—за бесконечного стола и сам направился навстречу Ивану Дмитриевичу. Офицер, провожавший начальника сыскной полиции, щелкнул каблуками и вышел, тихонько прикрыв за собою массивную дубовую дверь.

– Доброе утро, – голос Епанчина выдавал в нем боевого адмирала, не раз принимавшего участие в морских боях, но в то же время звучал устало и с нотками доброжелательства, – извините, Иван Дмитрич, что приходится с вами встречаться в столь неблагоприятный час. Разрешите представиться, Епанчин Алексей Павлович.

– Путилин Иван Дмитриевич, – начальник сыскной полиции пожал протянутую руку.

– Прискорбно, но увы, человек смертен, если ему помогает к тому же собрат.

– Вы верно подметили.

– Я хотел переговорить с вами об этом деле.

– Я вас слушаю, Алексей Павлович.

Епанчин взял за локоть Ивана Дмитриевича и подвел к креслу.

– Присаживайтесь.

– Благодарю. – произнёс Путилин. «Опять о тайне, которую надо соблюдать, чтобы, не дай Бог, появилось в газетах, а это старейшее заведение нашей империи». – в голове звучали слова, которые он приготовился выслушать.

– Такое событие– пятно на репутации нашего училища, – сказал Епанчин, поглядывая в окно. Собирался с мыслями, – я наслышан о вас, Иван Дмитриевич, и поэтому не прошу никакого снисхождения к учреждению, которое поручено моей заботе, я надеюсь, что вы обнаружите этого мерзавца в краткие сроки и кто бы он ни был, он должен понести наказание, даже если этим человеком окажется мой офицер. Значит. таким людям нет места в стенах моего училища.

Путилин кивнул головой.

– И я смею вас заверить, что можете располагать мною по своему усмотрению.

– Я вас понял, Алексей Павлович, и сделаю все, зависящее от меня, чтобы убийца был найден. Я понимаю вашу обеспокоенность и уверяю вас в непредвзятости моего расследования.

Иван Дмитриевич поднялся.

– Прошу извинить, но расследование не терпит отлагательств.

– Более вас не задерживаю. – поднялся с кресла и контр—адмирал, – приятно было познакомиться лично. Иван Дмитриевич. Если возникнут сложности, безо всяких церемоний милости прошу.

Путилин наклонил голову и направился к выходу, где в приемной его ждал помощник Жуков и капитан—лейтенант Иванов.

– Я провожу вас, – сказал морской офицер и здесь умудрился щелкнуть каблуками.

Паспортист училища титулярный советник Шнейферов занимал квартиру во втором этаже флигеля, стоявшего во дворе учебного заведения. Поэтому опять пришлось пройти по длинному коридору, несколько раз поворачивали, пока не оказались на просторном дворе, за спиной и по правую руку находились учебные корпуса, левое крыло отдано под кубрики, как здесь называли комнаты, экипажам. Прямо, через двор двухэтажное желтое здание с покатой металлической крышей когда—то зеленого, а нынче превратившегося в черную, отдано для проживания служащих в училище статских лиц, в число которых и входил Генрих Карлович Шнейферов.

У крыльца в три ступени стоял полицейский. Заложив руки за спину, и переваливался, как сытый гусь из стороны в сторону, видимо, затекли от долгого стояния ноги.

Полицейский приложил руку к фуражке и гаркнул:

– Здравия желаю, Ваше Превосходительство!

Путилин недовольно поморщился и махнул рукой, мол., напугал. Ирод такой, вошел во флигель.

– Их квартира на втором этаже, – шепнул капитан—лейтенант Иванов, – далее уж вы сами, – и добавил, – с детства вида крови не переношу.

Бровь Ивана Дмитриевича в удивлении поднялась в верх, но он не стал ничего говорить, тем более, что крови могло быть достаточно в квартире.

– Благодарим, – за обоих произнёс Михаил и хотел приложить руку к своей статской фуражке, но не посмел, посчитал это детской выходкой, не достойной сыскного агента, тем более помощника начальника.

У дверей квартиры стоял еще один страж, поставленный приставом, чтобы никто не смог беспрепятственно проникнуть на этаж. Он вытянулся, молча, во фрунт и ступил в сторону, пропуская пришедших сыскных агентов.

Квартира состояла из двух комнат – гостиной и спальни, находящихся по разные стороны длинного коридора, ведущего на кухню.

– Иван Дмитрич, – пристав 1 участка Васильевской части коренастый низенький мужчина сорока трех лет с седыми казацкими усами поднялся с дивана, когда заметил мелькнувшую фигуру Путилина в коридоре.

– Утро доброе, – начальник сыскной полиции вошел в гостиную.

– Как я понимаю, сразу к делу?

– Правильно понимаете. Константин, – на секунду запнулся, – Михайлович, нам предстоит немало сделать.

– Прошу, – майор Бахмутов вышел в коридор, – следуйте за мною.

На кухне погасшая плита, два стола, несколько шкапов и медная посуда, висящая вдоль стен. Ничего не указывало на разыгравшуюся накануне трагедию.

Убитая лежала посредине кухни, с левой стороны под грудью виднелось темное пятно, рядом с красивым лицом еще довольно молодой женщины обычный нож с деревянной рукояткой. Голубые глаза удивленно взирали на оружие, лишившее ее жизни. Женщина, словно хотела что—то сказать, но слова навечно застряли в охолодевшем горле.

– Анна Ильина Сергеева, петербургская мещанка, двадцати восьми лет, проживала в качестве прислуги у хозяина квартиры, титулярного советника Шнейферова.

– Давно?

– Два года.

– Кто обнаружил? – Иван Дмитриевич нахмурился, неприятно видеть смерть, а молодой женщины, тем паче.

– Сам хозяин, он проживал лето за городом, а вот сегодня утром решил вернуться и…

– Нашел кровавый подарок, – выдавил сквозь зубы Путилин.

– Ваша правда.

– Где сам Шнейферов?

– Генрих Карлович – человек впечатлительный, поэтому я позволил ему находиться в квартире по соседству.

– Хорошо.

– Что он рассказал про Сергееву?

– Готовила хорошо, убирала чисто, никаких особых сведений он не дал.

Иван Дмитриевич склонился над телом, рассматривая поначалу темное пятно засохшей крови на платье, потом лицо убитой, которое повернул из стороны в сторону.

– Тот, кто совершил это, – хотелось выругаться непотребными словами, но за время службы Иван Дмитриевич привык сдерживать себя, – был хорошим знакомым убитой. Она не ожидала такого от него шага.

– Из чего вы сделали такой вывод, Иван Дмитрич, – поинтересовался пристав.

– Выражение лица убитой говорит нам, Сергеева не ждала ножа в сердце и на лице отразилась не боль, а удивление. И удар мастерский, одним движением лишил жизни.

– Так не успела почувствовать боли?

– Нет, она не ждала от человека, с которым была, подлого удара.

– Может быть. – майор накручивал ус на палец.

– Вы сделали обыск в квартире?