В 6 часов утра солнце только что взошло над красной скалой пика Пьестева. Солнце уже хорошо прогрело воздух; оно иссушает мою кожу, когда я поднимаюсь. Две трети пути на верх покрыты мелкой галькой. Коренные американцы, которые жили в этой зеленой долине, вырыли вручную 217 километров оросительных каналов от реки Солт. Подо мной я вижу болото пересекающихся улиц и проспектов, которые является сейчас современным городом Финиксом.

Бетон сейчас везде. На востоке Финикс плавно переходит в город Скоттсдейл — с его собственным ворохом высотных зданий и сетью жилых домов. Здания — цвета песка и серого бетона, улицы изобилуют автомобилями. Центр города с населением в 6 миллионов не полностью лишен зелени; в городах сажают деревья и разбивают парки. Сто пятьдесят лет назад Финикс был сельскохозяйственным оазисом; теперь же это — современный город.

Мы не можем вообразить образ жизни людей два века назад, что жили в этой долине, прежде чем всё здесь было заковано в бетон. Мы можем представить что-то только на основе нашего собственного жизненного опыта. У нас уже нет воспоминаний о том, как это было: жизнь основанная на ручном труде и постоянном передвижении на ногах. Жизнь в городских джунглях на стульях — это всё, что мы знаем сейчас.

В 2010 я посетил малочисленное сообщество людей, которые были отвергнуты их обществом в Демократической Республике Конго. Они жили за шестнадцать километров на восток от аэропорта Киншасы. У всех был СПИД и они были бошены своими мужьями, детьми или женами. Так или иначе они нашли друг друга и объединились, чтобы образовать сообщество.

Сообщество было дружным, независимым и успешным. Соратники, как они называли себя, получали бесплатно медицинское обслуживание от «Врачей без границ» и лекарства от ВИЧ от «Глобального Фонда». За каждым был закреплён участок земли приблизительно 12 на 2 ярдов для занятий сельским хозяйством. Приблизительно половина этой полосы земли была необходима для пропитания самого владельца; остаток от урожая продавался, чтобы принести пользу всему сообществу. По сравнению с трущобами Киншасы, это сообщество было так успешно в финансовом отношении, что люди и без ВИЧ-инфекции симулировали его, чтобы жить в нём.

Однажды вечером я наблюдал закат над Киншасой с 24-мя членами этого сообщества. Мы сидели на пластиковых стульях вокруг деревьев, пили Колу и Фанту из стеклянных бутылок и беседовали. Члены сообщества весь день работали и обрабатывали свою землю. Они были измождены. И когда солнце зашло, они сразу разошлись.

В сообществе всем управлял директор, которая представлялась всем как мадам Директрайс. Вскоре после того, как группа собралась, она подняла руки на голову и начала щелкать пальцами. Другие в группе прекратили говорить и начали щелкать пальцами также (Конечно присоединился и я). Затем один из соратников отошёл и вернулся вскоре с бутылками антиретровирусных средств, которые были розданы по кругу из рук в руки; все приняли свои лекарства от ВИЧ. Наступило молчание и мадам Директрайс формально приветствовала меня. Через моего переводчика, Папу Джона, мадам Директрайс попросила, чтобы я рассказал свою историю. Я начал описывать свою поездку в Киншасу из Миннесоты. Мадам Директрайс прервала меня. Она хотела, чтобы я рассказал какую-нибудь историю, но не про себя. Я подумал минуту. Первой вещью, которая пришла в мою голову, были истории, которые мой дедушка и папа раньше рассказывали мне. Они были о группе детей под названием Кричим-много, Плачём-много и Смеёмся-много. Я рассказал сообществу Киншасы историю того, как Плачем-много жаловался однажды на непрерывный дождь (вы помните, я из Англии!), в то время как в то же время Смеемся-много прыгал босой по лужам.

Когда я завершил, мадам Директрайс указала на другого члена сообщества, который рассказал историю о гигантской курице, голова которой жила на небесах, а ноги на земле. История следовала за историей.

Поскольку свет от солнца уже практически исчез, я поехал к себе вместе с Папой Джоном. Я только что был среди самых бедных и самых лишённых людей на земле, и всё же я чувствовал себя более связанным с ними, чем со многими моими соседями в Миннесоте. Промышленная революция во всей ее славе лишила нас этого образа жизни на земле. Во многих отношениях мы должны быть благодарны за это, но в какова цена? В конце рабочего дня люди стали нуждаться в людях. Современный сидячий образ жизни утвердил эру разъединенного одиночества. Искусство устного рассказа умирает также — и вот скоро все истории скроются в непрочитанных книгах. Я очень не хочу допустить это, но я никогда сам не рассказывал моим детям историю Кричим-много, Плачем-много и Смеёмся-много.

Так как современность изменила сущность сообразного природе человека образа жизни? Изменился не только пейзаж, в котором мы живём, изменилась также и скорость, на которой ведутся все дела. В сельском хозяйстве сама природа устанавливает темп жизни. Распорядок дня фермы диктуют восход солнца и закат. Сезоны роста, урожая и отдыха — в течение всего года. Первоначально сельское хозяйство следовало семилетним циклом, где поля обрабатывались в течение шести лет а седьмой стояли под паром — отдыхали. Этот семилетний цикл повторялся через поколения. Сельское хозяйство следует за темпом природы и включает годы роста и спада. Современность создала необходимость всё делать «сейчас». Это старомодно, чтобы быть медленным и естественным; это современно, чтобы быть быстрым и деловым.

Китай сегодня представляет собой один из быстрорастущих регионов по детскому ожирению и таким хроническим заболеваниям как диабет; сегодня каждый второй ребёнок в Пекине имеет лишний вес.[42] Я был приглашён в Пекин чтобы обсудить этот феномен незадолго до Олимпийских игр 2008 года. Я читал свой доклад в Большом Зале Народной республики.

После моей лекции мне подарили два 500-летних серебряных китайских ожерелья. Ожерелья были подобны: воротники были приблизительно полтора сантиметра толщиной. К каждому была прикреплена серебряная коробка размером с пачку сигарет. В коробке была выемка, в которую помещалось письмо. Государственный деятель древности писал письмо, письмо помещалось и запечатывалось в этой коробке, а коробка припаивалась к ожерелью вокруг шеи курьера. Затем курьер мог нести это письмо сотни километров до своего получателя. Время между написанием письма и прочтением его адресатом могло исчисляться неделями. Сравните с смс.

Конечно, быстрота оправления текстовых сообщений удобна, но задумайтесь на секунду о качестве написанного. Рукописное письмо нёс курьер в серебряном ожерелье более чем сотни километров. Письмо писалось каллиграфическим почерком используя чернила ручной работы. Слова для письма тщательно отбирались и изящно оформлялись.

В итоге изменения последних 200 лет могут быть сведены как от медленного к быстрому. Насколько причудливым получается то, что, в то время как мир стал быстрым, мы прекратили движение?

Как все это могло произойти без нашего внимания? Мы не замечали это, потому что эти изменения произошли за жизнь нескольких поколений. Так же, как мои дети никогда не будут знать мира без сотовых телефонов, я никогда не буду знать мир без автомобилей. Ни у моих коллег, ни у меня нет понятия о том, как это жить сельским хозяйством.

Когда промышленная революция освоила паровой двигатель, люди начали переезжать в города и работать на фабриках. В 1860 доктор Эдвард Смит был уполномочен британским правительством изучить медицинские последствия промышленной революции. Экономист Смит описывал перегруженность города, нищету и бедный рацион нового современного индустриального общества. Он ходил на фабрики и проводил недели, наблюдая, как люди функционировали в этой новой промышленной среде, которая коренным образом отличалась от тех мест, из которых они пришли. Его отчет, переданный британскому Парламенту, назвали «О питании несчастных работников».[43]