Вероника продолжала редактировать книгу Александровского, что-то добавляя, а что-то просто удаляя или изменяя. Нарушая течение сюжетной мысли, она вплетала в мертвую ткань живые элементы, которые прижившись должны были взорвать изнутри его виртуальную реальность. Сейчас, когда многие имплантаты начинали приживаться, побеждая защитные реакции исходного текста, они замещали своими новыми клетками, умершие, порождая странный симбиоз, формируя иначе события прошлого и тем самым переписывая страницы настоящего и будущего. История рассказанная Максом более десяти лет назад была мертва изначально. Она умерла ещё до рождения. Она родилась именно такой — мёртвой. Теперь же, неживая история, вызванная к жизни, волей Вероники, перерождалась, готовясь к финальному воплощению в новом теле. Фадеева лишь наблюдала эти метаморфозы, необходимости вмешиваться в процесс не было. Вероника знала. Она часами слушала песни Макс, погружаясь на самое дно мутной души этого человека (или не совсем человека). Противоядия не было. Вероника поняла: сейчас она хотела быть рядом с Максом, он нужен был ей таким, каким она знала его десять лет назад. А Макс в прошлом мечтал, чтобы она была такой, какой стала сейчас. В общем, чудеса и парадоксы. Другое дело, что сейчас она никогда бы не выбрала Макса, особенно если бы встретила его таким, каким он стал сейчас.
Если бы прошлое можно было вернуть силой мысли или приблизить, то Веронике удалось бы соединить несоединяемое. А к чему собирать то, что разбросала судьба? Да и как можно связать то, что разорвало время? Но Вероника знала, что сны соединяли невидимое, а новая книга — осязаемое. И ведь неочевидная связь куда как крепче очевидной. Откуда-то из самых укромных уголков памяти возникали отблески всего того, что она когда-то знала. Время утрачивало линейную структуру, происходящее всё больше напоминало поле вероятностей, в котором прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно, и ничего не стоит с лёгкостью создать или изменить любые события. Редактируя книгу Макса, Вероника создавала новую историю, несколько другую, но имеющую сходные черты, словно генетически модифицированный клон. Веронику мутило от книги, от музыки Макса, но это была единственная связующая нить между прошлым и настоящим. «Оставайся светлой, — усмехалась Вероника словам Макса, — я останусь, без проблем. Смотри только от света не ослепни. Тоже мне дитя зла! Смех один. Упырь недоделанный. Внучек бабки тьмы». От подобных мыслей ей снова вспомнился этот странный сон. Тьма зовущая, танцующая и изменяющаяся. И ничего больше. Лишь пустота тьмы. Она помнила этот сон, он был странным фоном воспоминаний о Максе. Танцующая тьма. Женщина в черных одеждах, танцующая странные танцы в серебристо-голубом лунном свете.
Когда впервые Веронике пришла в голову идея познакомить Александровского и Гончарову, вернее предложить Алисе познакомиться с ним, была создана общая точка обратного отсчета, теперь приближавшаяся к нулю. Они с Алисой начали писать книгу, но книга требовала постоянного внимания и постепенно Вероника стала писать первую часть сама. Алиса подкинула пару-тройку страниц и море идей, которые мгновенно поглотила волна фантазии, рождающей историю. Вероника писала стремительно, почти каждый день. Она изменяла события книги, меняла жизнь, искажала историю, написанную Максом, торопилась завершить начатое. Две истории развивались одновременно. Иногда Вероника уже и сама не знала, где её история, а где — Макса. Она так много внесла в его книгу, что повествование приобретало стиль сходный с её манерой писать. Вероника погружалась в текст книги Макса. Было интересно, но кроваво-анатомические подробности, доводили её до тошноты. Фадеевой хотелось бросить редактирование, но нельзя бросать историю на полпути, ведь это станет ещё одной незавершенной цепочкой действий. Может быть, она не отправит Александровскому результат своего редактирования, но закончить это необходимо. Вероника предложила Алисе начать писать вторую часть, но всё равно ей казалось, что вторую часть она тоже будет писать сама. Впрочем, это правильно, тот, кто что-то предлагает, должен и закончить начатое, тот, кто предлагает, тот и несет ответственность.
На самом деле Алису частенько раздражало, что Вероника так торопилась, Алиса вообще не могла понять, как можно писать книги по полчаса каждый день. Как? Алиса ждала вдохновения, но оно не всегда приходило, да и дел было реально по горло: работа, дом, учеба, друзья. Какое там по полчаса каждый день? Это просто не реально. Да и кто так пишет книги? Должно прийти вдохновение. И все. Муза или муз, или вдвоем, это не важно. Главное — творить можно лишь под вдохновением, а вот методично, словно обычная работа — это просто бред. Да, различные взгляды на написание книги иногда приводили к мелким конфликтам. Вероника не явно, но достаточно четко давала понять, что книгу по сути пишет она одна, Гончарова огрызалась и в свою очередь заявляла, что она столько уже всего предложила, что странно что Вероника недовольна. Да и разве они не говорили, что Вероника сама закончит начатое, а Алиса будет лишь источником информации? Для Алисы сейчас книга была делом десятым, или даже сто десятым. Главная задача — Александровский.
После похода в ресторан на день рождения Алиса была удивлена постоянными отчетами Макса о его жизни. Он писал ей где был, с кем и что делал. Он отправлял ей фотографии, видео и песни. Алиса чувствовала, что она интересна ему, хотя Макс бывал иногда и непоследователен и крайне груб в общении. Но Вероника предупреждала. Впрочем Алисе было сейчас не до Александровского. Время между летней и зимней сессией пролетело незаметно и как-то мгновенно. Гончарова к своему глубочайшему удивлению обнаружила у себя пару «хвостов» с зимней сессии, и кажется, собиралась отрастить ещё парочку. Не делайте ничего. Когда эту фразу произносила Вероника, она обычно подразумевала спокойное вдумчивое действие и периодическую тишину разума, дающую возможность воплотиться в реальность задуманное. Для Гончаровой это было прямым призывом не делать ничего в буквальном смысле.
Фадеева и Гончарова в очередной раз встретились в любимом кафе. Вероника внимательно слушала, что говорила Алиса. Гончарова возбужденно рассказывала о предстоящей встрече с Максом. После долгого молчания, он снова проявил к ней сильный интерес и звал развлечься в один из ночных клубов.
— Ну, что же, сходи, — протянула Вероника.
— Пошли вместе. Пошли, пошли, пошли, — затараторила Алиса. — Ну, пошли, ты чего будешь дома сидеть?
— Нет, Элис, не пойду. Я не вижу в этом необходимости для себя. Вот скажи мне, зачем я туда пойду? Просто ответь мне на этот вопрос. Не на вопрос «почему», а именно «зачем»? Что я там буду делать?
— Мы можем прийти туда вместе, а можем каждая сама по себе. Это мы продумаем позже. И вот когда мы окажемся на месте, то просто подойдем к Максу. Он мгновенно обалдеет от того, что мы знакомы. И тут мы, конечно же, насладимся моментом. Ника, в общем, мы будем всячески развлекаться.
Вероника представила совершенно дурацкую ситуацию. Они с Алисой являются в клуб, и обалдевает не Макс, а они. В итоге, они в дерьме, а он весь в белом. И вся их идея о точке отсчета и реакции обмена коту под хвост. И опять все надо начинать сначала. Вероника покрутила чашку, она частенько так делала, когда не знала ответа на вопрос прямо здесь и сейчас. Идея ей не нравилась по нескольким причинам. Во-первых, она давно не выбиралась в клубы и подзабыла, как там проводят время. Во-вторых, в субботу нужно было рано утром ехать по делам, а прогудев полночи в клубе очень сложно будет выглядеть бодро и свежо. И, в-третьих… В-третьих, Вероника знала, что идея Алисы прийти вместе туда, где будет Макс разрушит все, что она планировала. Это разрушит её сценарий. А ещё она смертельно боялась встретиться с Максом. Ей совершенно не хотелось вновь испытать это ужасное чувство безысходности и подступающую к горлу тошноту при встрече с нежитью.
— Не дави, Алиса. Будешь пытаться поднажать, то, сила противодействия будет равна силе действия, и я вообще никуда не пойду.