Евгенистами отрицалась роль семьи в воспитании ребёнка и провозглашались идеи коммуны в духе проповедей церковника Томмазо Кампанелла, его «Города Солнца». Вот как писал один из наших ведущих генетиков того времени А. С. Серебровский (1929): «Решение вопроса по организации отбора в человеческом обществе несомненно возможно будет только при социализме, после окончательного разрушения семьи, перехода к социалистическому воспитанию и отделению любви от деторождения. При свойственной мужчинам громадной спермообразовательной деятельности. от одного выдающегося и ценного производителя можно будет получить до тысячи и даже до десяти тысяч детей. При таких условиях селекция человека пойдет вперед гигантскими шагами и отдельные женщины и целые коммуны будут тогда гордиться не "своими" детьми, а своими успехами и достижениями в этой несомненно самой удивительной области, в области создания новых форм человека» (курсив мой — Л. Ж.).
Один из создателей классической генетики, американский ученый Г. Мёллер, в течение ряда лет работавший в СССР и воспитавший многих наших генетиков, в письме И. В. Сталину от 1936 г. просит помочь в проведении в СССР евгенических программ: «…ребенок высокоодарённого индивидуума имеет гораздо больше шансов, чем средний ребенок, получить по меньшей мере значительную часть его одарённости И вполне возможно посредством техники искусственного обсеменения, которое развито в этой стране, использовать для таких целей воспроизводственный материал наиболее трансцендентно высоких личностей, одного из 50 тысяч или одного из 100 тыс… Многие матери завтрашнего дня, освобожденные от оков религиозных предрассудков, будут горды смешать свою плазму с плазмой Ленина или Дарвина и дать обществу ребенка, наследующего их биологические качества» (Письмо., 1997).
Как можно было равнодушно пройти мимо таких утверждений о природе человека и таких практических предложений? Т. Д. Лысенко не прошёл.
Селекция и семеноводство. Интерпретацию научных, как, впрочем, и других событий тех лет (1920-1930-е годы), невозможно не соотносить с той социально-политической обстановкой. Руководство страны, в стремлении быстро восстановить разрушенное гражданской войной хозяйство, требовало свершения громадных дел за короткие сроки. Возникло стахановское движение: во много раз превышать планы и рабочие нормы. От сельского хозяйства требовались высокие урожаи, продвижение культур на север и другие районы с неблагоприятными климатическими и погодными условиями, выведение новых сортов растений и пород животных. Всё предписывалось осуществить как можно быстрее, а от науки требовали помощи в этом.
Т. Д. Лысенко, стремясь решить поставленные задачи, использовал методы и приёмы, опирающиеся на биологию развития и физиологию растений. Учёные-генетики также стремились внести свои предложения в помощь сельскому хозяйству страны и, подгоняемые велением времени и требованиями руководства страны достичь немедленного успеха, подчас давали невыполнимые обещания. Действительно, в ту пору генетика не была востребована, поскольку не могла ещё предложить широких практических рекомендаций по той простой причине, что она ещё не созрела. Генетика в основном была ещё теоретической дисциплиной, начинающей свой путь среди других наук. А поспешными опрометчивыми заявлениями советские генетики, желая внедрить что-то в практику, роняли себя в глазах специалистов сельского хозяйства.
В частности, непродуманные высказывания генетиков, отрицавших необходимость учёта условий среды при разведении и селекции животных и растений, были причиной того, что практические работники сельского хозяйства к их мнению не прислушивались. Например, никакой семеновод не стал бы отбирать семена с плохих растений, а животновод — использовать производителя неподходящей конституции. Тем не менее, много сделавший для теории селекции Ю. А. Филипченко (1931, стр. 46–47), предлагал практикам нечто противоречащее их опыту: «Предположим, где-нибудь выведен высокоурожайный сорт пшеницы. Его выписывает семеноводное хозяйство, высевает на своём поле и распространяет дальше эти семена. При этом одни из них происходят с хороших, другие, наоборот, с плохих, захудалых растений, но это обстоятельство, — мы хорошо знаем, — лишено всякого значения, так как потомство и тех и других получится одинаковым. То же самое справедливо и при разведении животных. Теперь, раз доказана ненаследственность модификаций, можно особенно и не интересоваться внешними качествами производителя: по какой-нибудь случайной причине они могут быть и не очень хороши, но это и не важно, раз всё дело во внутренних наследственных задатках».
Другой пример: Г. Д. Карпеченко, обогативший теорию генетики созданием межродового гибрида, много лет был директором Института полиплоидии, специально созданного правительством для сугубо практических разработок, но свои обещания по выведению и внедрению в производство новых культур не выполнил. «Его уклончивые ответы на прямые вопросы наркома земледелия СССР Я. А. Яковлева, сказавшего, что правительство готово пойти на любые затраты, лишь бы поддержать начинание, ясно показало всем присутствующим на заседании, что никакой практической программы у Карпеченко нет» (цит. по: Сойфер 1989, стр. 53–54).
Звучали упрёки со стороны руководства сельским хозяйством страны в адрес Всесоюзного института растениеводства и его руководителя Н. И. Вавилова за малую эффективность непосредственного внедрения научных разработок в практику, в первую очередь новых сортов, хотя здесь разрабатывались мировые теоретические новации: создавалась коллекция мировых растительных ресурсов — сортов и видов культурных растений и их диких сородичей — как для решения теоретических вопросов, так и для использования в селекции и интродукции форм и сортов самых разных растений, инициировалось создание сети сортоиспытательных станций в стране с целью выявления лучших для тех или иных регионов сортов культур.
Отношение Т. Д. Лысенко к генетическим исследованиям.
Т. Д. Лысенко неодобрительно относился к научным работам в области евгеники и к практическим предложениям незрелой тогда науки генетики в области сельского хозяйства. В своем скептическом отношении к возможностям генетики для решения практических задач селекции и семеноводства Т. Д. Лысенко был в ту пору не одинок. В 1942 г. известный английский генетик К. Мазер писал: «Когда Лысенко говорит, что вклад генетики в улучшение сельскохозяйственных культур и пород невелик, мы должны с ним согласиться» (цит. по: Файф 1952, стр. 26). Ему вторил Э. Ашби: «Лысенко был недалёк от истины, говоря, что [генетика] практически ничего не дала сельскому хозяйству» (Ashby 1947, стр. 117). Советский селекционер-генетик Х. Ф. Кушнер (1948) писал: «…как много вреда для развития животноводства наделала формально-генетическая концепция об отсутствии влияния окружающей среды, в частности кормления, на наследственную изменчивость сельскохозяйственных животных».
Даже много позже, уже в эпоху молекулярной биологии, сами биологи продолжали ещё скептически смотреть на возможности генетики, в частности, генетической инженерии, в решении практических задач сельского хозяйства (Рекомбинантные молекулы… 1980, стр. 269–289). Более того, они говорили: «Предполагаемые выгоды, которые может дать продолжение работ по пересадке генов, не являются реальными выгодами. Эти исследования не решат сельскохозяйственных или медицинских проблем» (там же, стр. 592). Только недавно методы молекулярной биологии и генетической инженерии дали возможность создавать новые формы растений, животных и микроорганизмов — генетически модифицированные. Правда, неизвестно сколь будет их влияние на будущее человечества, поскольку несомненно они имеют большое значение для создания принципиально новых сортов — например, с высоким содержанием аминокислот и других важных компонентов, или для фармацевтической промышленности путём создания соответствующих бактериальных штаммов, но в то же время встроенные с благой целью в геном растений чужеродные гены, например синтезирующие ядовитые для вредителей соединения, могут со временем потерять эту функцию из-за эволюционной адаптации вредителей, не исключен перенос встроенных в культурные растения генов к диким сородичам с непредсказуемыми последствиями для природных сообществ, вероятны негативные физиологические реакции человека и животных на генетически модифицированные продукты питания, неведомые мириадам предшествующих поколений.