Открытия Т. Д. Лысенко, сделанные им в первой половине его научной деятельности, были важными, и все учёные это тогда признавали. Почему же возникло противостояние между генетиками и агробиологами в СССР? По-видимому, появилось оно при публичном обсуждении недоказанных гипотез и других спорных вещей, где за отсутствием фактов каждый стремился словами доказать, что прав именно он. А самые жаркие дебаты возникали при обсуждении того, чем может помочь биология в решении социальных проблем и проблем сельского хозяйства страны. В публикациях, посвященных осуждению Т. Д. Лысенко, представление об этом противостоянии было односторонним: создавался образ белых одежд сторонников генетики и черных мантий сторонников агробиологии. Такое видение событий упрощало их восприятие, но было неверным и не позволяло создать реальной картины того, что происходило на самом деле в биологической науке нашей страны в рамках непростых социально-политических условий того времени. Научно-документальный анализ событий тех лет воссоздаёт многоплановую картину тех событий, далекую от «чёрно-белого» описания.

В чём же заключалось и выражалось это противостояние?

Генетика как наука была заложена работой Грегора Менделя в середине XIX века, в которой он ответил на, казалось бы, частный вопрос: каково соотношение растений с горошинами разного цвета и формы среди потомков, полученных от скрещивания контрастных по этим признакам растений гороха. В результате многочисленных скрещиваний он вывел математические пропорции, в каких эти признаки появляются у потомков, и сформулировал чёткие закономерности передачи признаков от родителей к детям. В 1900 г. эти закономерности переоткрывают и называют законами Менделя. В начале XX века работами группы Томаса Моргана с его учениками создаётся хромосомная теория наследственности.

Это потом — через полвека, с разработкой технологий молекулярной биологии и биоинформатики — начнётся новая эра в генетических исследованиях. А в 1920-1930-е годы, пока трудами учёных всего мира возводятся первые этажи здания классической генетики, начался поиск практических приложений этой неоформившейся ещё науки. Биологическая и социальная сущность человека и продуктивность сельскохозяйственных растений и животных становятся основными темами прикладных генетических исследований. Однако эти исследования зиждились тогда на методах, апробированных в основном лишь на модельных биологических объектах, таких как плодовая мушка дрозофила, и потому пока еще практически малодейственных. Именно поэтому на том этапе развития генетики создавались другие направления науки, в том числе развитая в работах Т. Д. Лысенко и его последователей наука агробиология, прямо нацеленные на решение практических проблем на основе методов, специально для этих целей разработанных.

Так возникли научные противоречия, обсуждение которые в рамках научной этики является двигателем науки, а за её пределами — основой конфликтов между учёными. Перейдём к рассмотрению тех основных ошибок генетиков, которые критиковал в те далекие годы Т. Д. Лысенко и которые настроили его против немедленного внедрения генетических методов в практику.

Евгеника. Т. Д. Лысенко резко выступил против применения генетических методов к решению социальных проблем. Еще в XIX веке английский ученый Френсис Гальтон, обессмертивший своё имя учением о корреляциях между родственниками и разработкой дактилоскопических методов идентификации личности, основал евгенику — «науку об улучшении человеческого рода», в которой среди прочего утверждалось, что люди наследственно неодинаковы. Трансформировав «неодинаковость» в «социальную неравнозначность» и не указав пределов и значимости наследственных различий между людьми, он выпустил из бутылки джина: возможность применять к человечеству селекционные методы, дотоле показавших свою действенность на животных и растениях.

В начале XX века энтузиасты генетических подходов к исследованию тайн наследственности приняли идею неравнозначности и, не выяснив ещё пределов, за которыми методы евгеники были неприменимы, сразу стали делать далеко идущие выводы. Забегая в историческом времени вперёд, отметим, что лишь начиная с 1960-х эволюционная генетика стала склоняться к тому, что мы все одинаковы по «основным» генам, но отличаемся друг от друга по большому числу малозначимых в функциональном отношении генов, что: мы все разные, но биологически равные; и если возникает вредящая организму мутация — так это наследственное заболевание, и его надо научиться распознавать и лечить. Но это будет много позже после обсуждаемых в этом эссе событий, а в 1920-30-е годы идея наследственного неравноправия разделялась многими ведущими генетиками мира, в т. ч. в СССР (см. критику: Haldane 1951).

В 1920-е глава советской биологии Н. К. Кольцов и его коллеги-генетики развивали идею дифференцированного размножения генетически «ценных» и генетически «малоценных» людей, т. н. «позитивную евгенику», которая рекомендовала преимущественное воспроизводство «лучших» представителей населения страны. Хотя это и отличалось от программ т. н. «негативной евгеники» западных стран, приведших к принятию законов о стерилизации алкоголиков, больных туберкулезом, лиц с венерическими заболеваниями, умственно отсталых и преступников в США, Швеции и других странах и их венцу — государственной расовой теории в Германии, но перекликалось с их идеей о наследственном неравноправии людей.

^{Жить или не жить.}

^{Измерение пропорций головы было основным в евгенических программах первой трети XX века. Затем антропологические критерии были дополнены сведениями об отклонениях в психике и социальном поведении.}

Н. К. Кольцов (1922, стр. 20), например, утверждал: «Культурное государство должно взять на себя важную роль естественного потбора и поставить сильных и особенно ценных людей в наиболее благоприятные условия. Неразумная благотворительность приходит на помощь слабым. Разумное… государство должно прежде всего позаботиться о сильных и об обеспечении их семьи, их потомства. Лучший и единственно достигающий цели метод расовой евгеники, это — улавливание ценных по своим наследственным свойствам производителей: физически сильных, одарённых выдающимися умственными или нравственными способностями людей и постановка всех этих талантов в такие условия, при которых они не только сами могли бы проявить эти способности в полной мере, но и прокормить и воспитать многочисленную семью, и притом непременно преимущественно в сравнении с людьми, не выходящими за среднюю норму» (курсив мой — Л. Ж.).

Согласно взглядам евгенистов, воспитание, образование и культура не играют никакой роли в развитии личности. Н. К. Кольцов писал: «И до сих пор многие социологи наивно — с точки зрения биолога — полагают, что всякое улучшение в благосостоянии тех или иных групп населения, всякое повышение культурного уровня их должно неизбежно отразиться соответствующим улучшением в их потомстве и что именно это воздействие на среду и повышение культуры и является лучшими способами для облагорожения человеческого рода. Современная биология этот путь отвергает» (Кольцов, 1922, стр. 5). И еще: «Высокая детская смертность столь характерная для русской малокультурности, является предметом зависти для многих иностранных евгенистов…. Опустошения, производимые в культурном человечестве детскими болезнями, эпидемиями чумы, холеры, оспы и тифов, а также туберкулезом, могут быть рассматриваемы как отбор слабых конституций, являющийся в расовом смысле благодетельным для физического здоровья расы» (Кольцов 1924).