— Лайла сказала мне, — начала она, — про вас и про письмо. Я имею в виду, что вы его у нее отобрали. Я думаю, у вас составилось довольно туманное представление, будто бы я послала Лайлу выполнить вместо себя грязную работу, верно?

— Это не имеет значения.

— Я была совершенно bouleversee[31]. Я знаю, ужасно было посылать ее туда, но, между прочим, я думаю, она с радостью занялась этим. — Элейн обратил внимание на то, что верхняя губа Фелисите полнее нижней и что улыбка у нее кривая. — Дорогая Лайла, — продолжала она, — ведет не слишком богатую событиями жизнь, поэтому ее безумно занимают мелкие треволнения других людей. — Она посмотрела на Элейна уголком глаза и добавила: — Мы все ее обожаем.

— О чем вы хотите спросить меня, мисс де Сюзе?

— Вы не могли бы отдать мне письмо? Прошу вас!

— В свое время вы его несомненно получите.

— Не сейчас?

— Боюсь, сейчас это невозможно.

— Довольно печально, — сказала Фелисите. — Я полагаю, мне следовало по-настоящему во всем признаться.

— Если это относится к нашему делу, — согласился Элейн. — Я занимаюсь только смертью мистера Риверы.

Она прислонилась спиной к перилам, вытянула ноги и, посмотрев вниз, приняла такое положение, чтобы Элейн мог их как следует разглядеть.

— Я предложила бы вам пойти куда-нибудь, где можно посидеть, — сказала она, — но, похоже, здесь единственное место, где за углом не притаился второразрядный шпик.

— Тогда останемся здесь.

— С вами не очень легко разговаривать.

— Мне очень жаль. Буду рад выслушать все, что вы хотите нам сообщить, но, сказать по правде, у нас впереди тяжелый день.

Они стояли, испытывая взаимную неприязнь. «Она превратится со временем в продувную штучку, — думал Элейн. — Возможно, ей нечего на самом деле сказать; у меня есть кое-какие факты, но я затрудняюсь сказать, в чем именно их смысл». — «Минувшей ночью я не обратила на него внимания, — думала Фелисите, — и напрасно. Если он узнает, каким на самом деле был Карлос, он будет презирать меня. Он выше Неда. Хорошо бы он оказался на моей стороне и оценил мои мужество, молодость и привлекательность. Например, что я моложе Лайлы, а у меня уже двое возлюбленных. Интересно, какого сорта женщины ему нравятся. Пожалуй, мне страшновато».

Она опустилась на ступеньку и обхватила руками колени — юная, немного похожая на мальчишку, подобие gamine[32].

— Все об этом проклятом письме. Нет, конечно, не проклятом, поскольку оно от человека, в которого я очень влюблена. Вы наверняка прочли его.

— Увы, да.

— Мой дорогой, меня это не волнует. Только, вы сами в этом убедились, письмо, между прочим, имеет секретность номер один, и я буду чувствовать себя неуютно, если все это выйдет на поверхность, тем более что оно абсолютно никак не связано с вашей маленькой игрой. Не может быть ничего менее к ней относящегося.

— Прекрасно.

— Но мне кажется, я доказала все, что нужно, не так ли?

— Вы сделаете удачный ход, если добьетесь этого.

— Ну что же, попробую, — сказала Фелисите.

Элейн устало слушал, пытаясь не упускать смысла произносимых слов и прогоняя мысли об ускользающем времени и жене, которая скоро проснется и увидит, что его нет дома. Фелисите рассказала, что переписывалась с Г. П. Ф. из «Гармонии» и в его советах звучало такое глубокое понимание, что она почувствовала настоятельную, как удар копытом, потребность встретиться с этим человеком, но, хотя его письма становились все более личными, он настаивал на сохранении инкогнито. «Все эти Купидоны и Психеи мало что значат в жизни и ничего не дают», — сказала она. Затем она получила письмо, о котором идет речь, и Эдуард Мэнкс появился с белым цветком в петлице, и внезапно она, никогда прежде не обращавшая особого внимания на старину Неда, ощутила в себе астрономическую влюбленность. Потому что в конце концов мысль о том, что все это время Нед, который и был Г. П. Ф., пишет такие фантастические вещи, бодрит и в один прекрасный момент обрушивается на тебя, как груда пересохших кирпичей, разве не так? Здесь Фелисите сделала паузу и, приняв высокомерный вид, добавила с некоторой поспешностью: «Вы понимаете, что к этому времени бедняга Карлос для меня стал просто невыносим. Я хочу сказать, что простой, как выеденное яйцо, он увял в моих глазах. И еще: к Карлосу это уже не относилось, поскольку я явно была не в его вкусе, мы охладели, и я знала, что это его не волнует. Вы понимаете, что я хочу сказать?»

— Вы хотите сообщить мне, что расстались с Риверой друзьями?

Фелисите неопределенно покачала головой и подняла брови.

— В такой форме ваш вопрос звучит очень значительно, — сказала она. — Просто все, что было, тихо-мирно умерло.

— И между вами, например, между четвертью и половиной десятого в кабинете не было никакой ссоры? Или позже — между мистерами Мэнксом и Риверой?

Последовала долгая пауза. Фелисите наклонилась вперед и подергала ремешок туфли.

— В конце концов зачем вы забиваете себе голову этими ничтожными мелочами? — не слишком уверенно проговорила она.

— А эти мелочи совершенно не соответствуют истине?

— Я знаю, — громко и весело сказала она и посмотрела Элейну в лицо. — Вы посплетничали со слугами. — Она игривым тоном обратилась к Фоксу: — Ведь он этим занимался?

— Не могу знать, мисс де Сюзе, — вежливо ответил Фокс.

— Как вы могли! — набросилась она с упреками на Элейна. — Кто же вам все это наговорил? Гортензия? Бедняжка мистер Элейн, вы не знаете Гортензию. Она последняя лгунья! Не может без вранья, слабоумная. Это у нее патологическое.

— Значит, никаких ссор не было? — гнул свое Элейн. — Между кем-либо из вас?

— Дорогой, разве я не говорила вам?!

— Тогда почему мистер Мэнкс ударил по уху мистера Риверу?

Фелисите открыла рот и вытаращила глаза. Затем подняла вверх плечи и зажала зубами кончик языка. Элейн мог поклясться, что она поражена, и тут же стало ясно, что своим вопросом он доставил ей удовольствие.

— Не может быть! — сказала она. — Честно? Нед ударил? Должна признать, что это справедливое возмездие. Когда это произошло? До того как мы отправились в «Метроном»? После обеда? Когда?

Элейн пристально посмотрел на нее.

— Я думал, вы сами расскажете мне об этом.

— Я? Но клянусь вам…

— Была ли у мистера Риверы кровь в ухе, когда вы разговаривали с ним в кабинете? Как следствие ссоры, хотя вы утверждаете, что никакой ссоры не было.

— Дайте подумать, — проговорила Фелисите и положила голову на скрещенные руки, чтобы спрятать глаза. Но движение было недостаточно быстрым. Элейн уловил панику в ее взгляде.

— Нет, не было, я уверена, — неторопливо произнесла она приглушенным голосом, поскольку рот ее был закрыт руками.

Наверху, где лестница выходила на первую площадку, изменилось освещение. Элейн посмотрел туда. Там, в тени, застыла Карлайл Уэйн. В ее фигуре и позе еще сохранялись остатки прерванного движения, как если бы она сбегала вниз и вдруг замерла, — стоп-кадр на киноленте, чтобы выделить какое-то важное мгновение. Поверх склоненной головы Фелисите Элейн сделал неуловимое движение рукой, прервавшее спуск Карлайл. Фелисите заговорила снова:

— В конце концов кто-то немного погорячился. Ведь не каждый день на неделе одни люди превращают в лист цветной капусты уши других людей из любви к прекрасным глазам. — Она подняла голову и посмотрела на Элейна. — Он жестоко поступил, мой любимый Нед, до чего же он мил!

— Ну, уж хватит! — резко сказала Карлайл. — Это чересчур!

Со сдавленным криком Фелисите вскочила на ноги.

— Здравствуйте, мисс Уйэн, — приветствовал ее Элейн, — доброе утро. Вы не могли бы высказать свои соображения, — почему мистер Мэнкс оставил отметину на ухе Риверы? Он ударил его, вы знаете об этом. Почему?

— Если для вас это так важно, — высоким голосом сказала Карлайл, — то потому, что Ривера поцеловал меня, когда мы столкнулись с ним на лестничной площадке.