— Это очень, — Дуглас сделал акцент на этом слове, — щедрое предложение. Но что вы хотите взамен? О вас ходят слухи, как о человеке, который никогда ничего не делает просто так.

— России нужна сильная и независимая Шотландия, — пожал плечами Государь.

— Хорошо. Что нам нужно сделать, чтобы получить вашу поддержку?

— Я хочу, чтобы парламент Шотландии провозгласил полную и безоговорочную независимость от Англии и пригласил на престол Джеймса Фрэнсиса Эдуарда Стюарта. А он, в свою очередь, взял в жены мою дочь — Екатерину с которой, кстати, пойдет еще четыре миллиона кун приданого в казну королевства. Кроме того, понимая пагубное положение финансов Шотландии, я предлагаю ей войти в Таможенный союз.

— Что это? — Удивился Дуглас.

— Фактически зона свободной торговли, без каких либо ограничений и таможенных сборов. Мы к вам, а вы к нам сможете спокойно плавать и торговать. Ну и единая политика внешних тарифов. Вам это интересно? — Спросил, чуть поведя бровью Государь.

— Более чем, — едва сдерживая воодушевление и сохраняя спокойствие, произнес Джеймс Дуглас второй герцог Квинсбери. В его представлении русский царь практически ничего не требовал взамен помощи, пытаясь, вероятно, пристроить в теплое место свою старшую незаконнорожденную, но любимую дочь. — А как будет оцениваться оружие? Оно станет подарком?

— Отчасти. Вы знакомы с таким понятием как лизинг? Не страшно. Смысл таков. Обе договаривающие стороны производят согласованную оценку и прием — передачу имущества. Чтобы вы не переживали, я предлагаю назначить за все один миллион кун, реальная цена значительно выше, но вы бедны и… союзники.

— И все?

— На этом этапе да. А потом, равными долями Шотландия будет возвращать эту сумму в течение… хм… допустим двадцати лет. Не думаю, что это станет чем‑то обременительным. Плюс небольшой процент за использование. Вам нравится подобная схема?

— Очень, Ваше Величество, — сдержано кивнул Дуглас, но его глаза уже горели азартом. Страшным, диким, необузданным. Ведь предложение, сделанное Петром, оказалось не соломинкой, протянутой утопающему, а натуральным бревном. Конечно, Джеймс не был искушен в финансах и не мог знать, что нет лучшего способа подчинить себе страну, чем дать ей много денег в долг…. Но Петр не имел никакого желания просвещать своего собеседника, да и использовать свои рычаги влияния, планировал куда как осторожно. Ведь, как правильно говаривал Гете: нет рабства безнадежней, чем рабство тех рабов, себя что полагают, свободными от оков…

Таким образом, царь фактически выделял шотландцам двадцать пять миллиона кун серебром. Огромные средства по тем временам для России! Ее годовой бюджет! Но Петр мог позволить себе такие широкие жесты, имея 'Стабилизационный фонд', собранный из ценностей, добытых в кладе Сигизмунда, приданом Терезы, кладах Кремля и весьма успешных грабежей военных кампаний 1693–1694 и 1704 года. Эти двадцать пять миллиона были всего лишь четвертью от указанного фонда. Причем лежащим во многом мертвым грузом, ибо выбрасывать все эти средства на рынок было нельзя из‑за нехватки товаров и услуг. А галопирующая инфляция — было последним, что он желал увидеть в России.

'Спасет ли отца российской демократии', ну, то есть, Шотландию, эта помощь? Конечно, спасет. Потому что эти средства вдвое превышали национальный долг умирающего королевства. А Екатерина, весьма разумная девочка, и, безусловно, поставит под свой контроль не очень умного и вялого Джеймса. То есть, повторит, по сути, дуэт Леопольд — Элеонора, так славно сыгравший в Священной Римской Империи.

Спустя пару недель. Тула

Проводив весьма воодушевленную шотландскую делегацию к себе домой, Петр направился инспектировать открывшийся несколько месяцев назад Тульский оружейный завод.

Царь стоял на небольшой площадке 'скворечника' второго этажа и наблюдал за тем как работает завод. Ну, то есть, его часть, что можно было отсюда увидеть.

Ставка на конвейерные методы полностью себя оправдали. Вот два станка с мощными кривошипными прессами, приводимыми в действие паровыми машинами, производят горячую штамповку заготовок. А вон там идут ряды токарно — винторезных и фрезеровальных станков. Причем у каждого своя оснастка и копир! Да, да! Именно копир! Что в сочетании с разделением операций на элементарные, прекрасно отлаженной логистикой привело к чрезвычайному росту производительности труда. Конечно, не все операции удалось настолько оптимизировать. Но в целом этот небольшой оружейный завод, имеющий всего полторы сотни разного рода станков, да четыреста пятьдесят рабочих позволял творить буквально чудеса. По меркам тех лет, разумеется. А именно производить реплику 'rolling block' винтовки из второй половины XIX века. Причем все детали выходили взаимозаменяемые, а суточная выработка достигала ста пятидесяти 'стволов'.

— Понимаю тебя, Государь, — тихо произнес инженер и директор этого завода, выросший из преображенских 'игр' царя, Алексей Иванович Севастьянов. — Каждый день смотрю на то, как дело устроено и поражаюсь. Завораживает. Не завод вышел, а прямо существо живое.

— Вот именно. — Кивнул Петр. — Сейчас такая же схема на других заводах государственных вводится. По мере возможности. И сразу получается продукцию давать дешево, быстро и много.

— А нужно ли столько? Покупать‑то кому? — Тяжело вздохнув, спросил Севастьянов.

— Так что, крестьянам справный инструмент и прочие полезные товары не нужны?

— Так бедны они, Государь. Как мыши церковные.

— Ничего страшного, — улыбнулся он.

— Как же это? — Не понял Алексей Иванович.

— Сколько у тебя одна винтовка выходит? — Задала риторический вопрос Анна Росс. — Вот. Сущая мелочь. Раз в пять дешевле, чем самая плохонькая фузея, что вольные мастера в Туле делают еще охочим. Разве что сам завод оборудовать стоило недешево, зато теперь он товар делает очень дешевый, качественный и многочисленный. Так?

— Ваша правда, герцогиня. Все так. — Покладисто кивнул Севастьянов.

— Аналогично обстоят дела и в других производства Петра. Те же топоры мы в тридцать раз дешевле прочих изготавливаем. То есть, обходятся они нам сущие гроши.

— Но так ведь у крестьян и того нет, — пожал плечами Алексей Иванович.

— Верно. Поэтому с каждым охочим мы заключаем сделку и предлагаем тот или иной товар, надобный ему, в долг. Даем ему в руки инструмент, позволяющий заработать и вернуть потраченные средства. Причем отпускаем те же топоры сильно дешевле ярмарочных цен, да без процентов.

— А если не выйдет у него ничего?

— Всякое бывает, — пожала плечами герцогиня. — Дадим еще. Мало ли беда приключилась. Там деньги не великие, а пользы от того много. Неудачливых крестьян с гаком толковые мужики покрывают. Денег это особенно не приносит. Пока. Но ведь это вложение в будущее. За четыре минувших года, как мы стали так работать уже двадцать тысяч крепостных выкупилось. Мало, конечно, но это лучше, чем по несколько десятков в год. Да и прочие жить стали лучше. Разве с того худо будет державе и Государю нашему?

— Какое же с того дела худо может быть? Один прибыток. Причем всем. — Покивал Севастьянов. — Жаль, только мало тех заводов да фабрик.

— Не переживай, Алексей Иванович, — хлопнул его по плечу Петр, — дай только время. Впрочем, ты и сам видишь, что не стоим на месте. Вспомни, как мы с тобой начинали? Тот сарай, где ткацкий станок мастерили. Ни инструментов, ни умений. А сейчас посмотри на этот завод? Мощные кирпичные стены. Крепкий бетонный пол. Крытая черепицей крыша. Большие стеклянные окна в два слоя. Электрическое освещение. Паровые машины. Станки. О да! Особенно станки. Десять лет о таких станках мы с тобой могли только мечтать. Мир меняется, друг мой. Быстро меняется.