— Ты мне сердце каленым железом не жги! Ты

меня за кого считаешь?

Что после этого кричит Аннак, а чтб Айсолтан —

разобрать трудно. Привлеченный их криками, подхо-»

дит Чары. Он становится между ними, говооит,

поворачиваясь то к одному, то к другой:

— Аннак! Айсолтан! Да вы что раскричались?

Или хлопок не поделили? Двое руководящих, всеми

уважаемых товарищей — и вдруг повышают друг на

друга голос! Хороший пример для колхозников,

нечего сказать!

Айсолтан умолкает. Башлык затихает не сразу —

он еще некоторое время продолжает потрясать

кулаками, и голос его рокочет над полем, как

замирающие раскаты грома...

Чары успокаивает его:

^— Ну, Аннак, чего ты руками размахался? Что

тут у вас такое?

Аннак смущенно разглаживает усы, которые

сегодня совсем утратили свою всегдашнюю лихость,

часто мигает красноватыми толстыми веками с

густыми колючими ресницами, с тоской смотрит на

Чары.

— Чары, да ты пойми, — говорит он, — ведь мы

с тобой на фронте были, смерти в глаза смотрели,

а так худо, как сейчас, мне еще никогда, кажется, не

было. Тяжело, друг, тяжело. Ты погляди на хлопок'

Обойди его из конца в конец. Ведь не раскрывается,

не раскрывается, хоть ты тресни! Ложусь спать,

думаю: завтра раскроется... У меня эта мысль все

нутро сожгла и в костях застряла. Всю ночь с боку на

бок ворочаешься, а наутро встал — и опять то же

самое: завтра, завтра... А какое тут завтра, когда с

погодой невесть что делается! Ударит мороз — и все

погибло-. Не сдадим мы тогда государству хлопка по

плану. Сердце у меня горит, понимаешь? Сам я

себя не помню. Вот и на Айсолтгн накричал. А ведь я

же ее уважаю.

— Если ты и покричишь иной раз — так ведь из-

за общего же дела. Это колхозники понимают.

Правда, некоторые, — и Чары искоса смотрит на Айсол-

тан, — кое-чего не соображают, поэтому, видно, и

вступают в пререкания... Ты вправе требовать с Айсол-

тан, чтобы она другим пример подавала. Если она

теои упреки не будет принимать, так кто же будет?

Знаешь пословицу: первого верблюда первым и бьют.

Не раскрывается хлопок — это еще не ответ.

Государство без хлопка оставить нельзя. Значит, борись. Не

раскрываются коробочки — попробуй раскрыть,

поищи средство. Там, где солнце не попадает на них,

поверни их осторожно, подставь к солнцу, приподними

ветки, раздвинь листья. Попробуй разрыхлить землю

у корня. Сиди со своим звеном в хлопчатнике,

наблюдай за ним, не покидай его ни на минуту, живи

в нем! Ухаживай за ним, приноравливайся к нему.

Верно я говорю, Анкак?

— Ведь я ее о том самом и прошу, да не умею

так складно сказать, как ты, только горло надрываю.

— А ты не надрывай — оно понятнее будет, —

смеется Чары и, перепрыгнув через арык, хочет

подойти к Айсолтан, но Аннак останавливает его:

— Я тебя, друг, об одном деле попросить хочу.

— Ты председатель, поручай.

— Если выберешь время, наведайся завтра в

пески, на колодец.

— Ты что ж, разве не надеешься на Бегенча?

Думаешь, он не сумеет там работу наладить?

— Нет, друг, я на Бегенча, как на себя,

полагаюсь. Этот парень, если за что возьмется, так

доведет дело до конца. Мы же по его совету и принялись

за тот колодец. А все-таки надо проведать, узнать,

не нуждаются ли они в чем. Возьмешь «газик», в один

день обернешься.

— Ладно, съезжу. Я сам думал, что проведать не

мешает.

— А насчет хлопка ты хорошо объяснил. Это

я сейчас всем колхозникам растолкую.

Чары кричит вслед Аннаку:

— Только постарайся голосом-то не брать.

— Ладно, друг! Если сумею — шептать буду.

Чары вместе с Айсолтан углубляются в

хлопчатник. Здесь кусты чуть не в рост человека и воздух

так влажен и тяжел от испарений, что трудно

дышать. Ноги вязнут в сырой земле, оставляя четкие

следы. Лишь кое-где нижние коробочки, треснув,

выпустили хлопья мягкого, как пух, волокна, другие ио-

называют только узкие белые полоски. Верхние

коробочки, плотно сжав створки, висят, как большие

пятигранные орехи. И еще выше, на самых верхушках

кустов покачиваются желтоватые цветы.

Айсолтан срывает цветок, по одному выдергивает

лепестки. Кладет на ладонь зеленое продолговатое

семя.

— Чары, зачем это> нужны четыре времени года?

Чары улыбается.

— Таков закон природы. Будто ты не знаешь!

— Его надо изменить.

— Кое в чем, может быть, и изменим в свое

время.

— Мы уже почти месяц собираем хлопок. А вот

смотри, — Айсолтан показывает Чары лежащую на ее

ладони зеленую бусинку. — Наверху кустов все еще

появляются новые завязи. Если бы не морозы,

хлопок круглый год давал бы урожай. А как это

облегчит труд! Хотела бы я знать, что думают об этом

ученые.

— Ученые все время стремятся подчинить людям

природу. И это им удается. Еще как! Ты же знаешь

о- мичуринцах, они следуют завету своего учителя —

не просить природу, а приказывать ей.

— Вот и приказали бы ей не губить наш хлопок!

— Да, еще не научились как следует охранять

урожай от заморозков... А вот делать один посев на

несколько лет — такие опыты уже проводятся. Это

сбережет много труда. Ты на Иолотанской опытной

станции была? Цветной хлопок видела?

— Видела, Чары, видела! Я и материю из этого

хлопка в Москве видела. Вот уж эта никогда не

выцветет. Хотелось бы мне такое платье, Чары, сказать

по совести.

— Да ты и в этом хороша. Вот только характер

у тебя скверный: выдержки нет. И не понимаешь еще

кое-чего. Что ж, как говорится, нет красавицы без

изъяна.

— Ну вот, теперь ты на меня напал!

— А то как же? Ты думала, я молчать стану?

Если ты в Москве побывала, так тебя и тронуть не

смей? Да ты понимаешь, кто такой Аннак, что это

за человек? Ведь он для колхоза жизни не пожалеет.

Ты погляди на него — он извелся совсем. Человека

понимать надо. Ну, погорячился, покричал —

подумаешь, велика беда! А ты туда же! Ты еще молода

на него кричать! Он председатель. Ты за свое звено

болеешь, а он — за весь колхоз. Если ты будешь

кричать, я буду кричать, всем колхозом на него

навалимся— что ж это получится? Ты не имеешь

нрава подрывать его авторитет. Обидно — стерпи. Петом,

на досуге, поговоришь. И на меня не обижайся.

— Нет, Чары, нет, я ведь понимаю. Только когда

он на меня налетел, я тоже сама не в себе была...

Стою, чуть на плачу, а он...

— С чего это ты?

— Да все из-за хлопка!

— Слезами коробочки не раскроешь, даже если

всем колхозом ллакать начнем.

— Да ведь сердце болит...

— А ты песню пой.

— Песни на радостях поют.

— Песня разгоняет тоску... А хлооток должен

раскрыться. Не сегодня-завтра раскроется.

— Да, все завтра, послезавтра. Жди... А если

мороз?

— Я же сказал — помогай ему раскрываться, как

можешь. А в панику впадать нельзя. Ты слышала,

что вчера Нури-ага говорил? Старику без малого

девяносто лет. Есть у него опыт, как ты полагаешь? Он

говорил: лето было жаркое, холода не скоро придут.

Так что не вешай нос, Айсолтан. Ну, прощай пока.

— Будь здоров, Чары.

Сделав несколько шагов, Чары вспоминает что-то

и возвращается:

— Айсолтан, ты слышала, куда я завтра поеду?

— Слышала.

— Что ж никакого поручения не дала?

— Какое поручение?..

— Я не знаю, какое, — тебе виднее. Думал,

накажешь передать что-нибудь Бегенчу.

— Что это тебе вздумалось?

— Айсолтан, знаешь, я тоже не затылком

хлеб ем.