рек.

— Не порву, это мои детки! — ответила зверуш-

ка.

Глаза ее разгорелись зелеными огоньками, урча-

ние стало яростным. Со связки мехов она прыгнула

зверолову на грудь и вцепилась когтями.

— За что ты погубил все мое племя?

Лицом он чувствовал ее горячее дыхание, острые

коготки все больнее и глубже вонзались в грудь, а

белые зубки грозились вцепиться в горло. Тут Вихо-

рек проснулся. Очажок потух и остыл, в зимнице

было темно, но сквозь оконце чуть пробивался рас-

свет. Он лежал и не мог больше заснуть. Диковин-

ный сон не уходил из головы, а грудь еще слышала

острые когти ночной гостьи. От дверей несло холо-

дом. Когда рассвело, он увидел, что дверь в зимницу

приоткрыта и сквозь щель надуло снегу. А по снегу

отпечатки звериных лапок в зимницу и обратно. Ви-

хорек заботливо оглядел и ощупал связку мехов, но

все шкурки были целы. Потом из избушки вышел и

по новому снегу спустился в овраг к ручью, где вче-

ра насторожил капкан. Но напрасно он разгребал

снег и прощупывал палочкой — капкана на месте не

было. Он нашел его на дне ручья. Дужки капкана

были плотно захлопнуты, а между ними один-

единственный палец зверушки с кривым острым ко-

готком.

«Вот тебе и шапка! — горестно подумал Вихо-

рек. — Отгрызла. Ну, теперь ее ни в какую ловушку

не заманить!»

Вот вернулся он в зимницу, меха в мешок сло-

жил, собрался, дверь избушки прихлопнул наплотно

и к своему селу направился. И в тот же вечер при-

нес богачу Кундышу последний выкуп за дочку. Дол-

го чесал в бороде скряга Кундыш, прежде чем вы-

молвить слово. Но пятиться ему уже было некуда, и

после кряхтенья да вздохов сказал, что невеста пар-

нем честно заработана.

Видно, большое везенье подоспело Вихорьку. И

года не прошло, а уж жили они с Марийкой в новой

избе на конце села у самого леса, а на сосновой сте-

не избы на видном месте висела норковая душегрея.

Только шапка так и гуляла по речке Боровице да по

диким звонким ручьям соснового бора. И радовались

старики Кундыш с Кундышихой тому, что дочка Ма-

рийка выскочила хоть и за бедного, зато доброго, ве-

зучего и умелого парня.

Вот как-то под осень, в самые грибы да ягоды,

сидели Вихорек с Марийкой на крылечке, солнышко

глазами за лес провожали, вечер встречали. Глядь,

по тропинке из леса, от речки Боровой, бабеночка

идет да бойко так головкой направо-налево поводит,

по сторонам поглядывает, словно любуется да удив-

ляется и дорогу примечает. Вот ближе да ближе. Оде-

та в бурую кацавеечку да платье домотканое, обута

в чувяки кожаные, а на голове ничего, только косы

уложены копеночкой. А на руке прутяная корзинка-

набирушечка. Вот подошла она к крыльцу и ноче-

вать просится. Марийка — отговориться бы:

— Село не мало, в любом доме пустят!

А Вихорек сжалился:

— Да жалко, что ли? Видишь, притомилась да

запылилась, что ей от избы к избе ходить!

— Да откуда ты и далеко ли? — это Марийка

не унимается.

— Из-за леса, с речки Керженки, из деревни Под-

бережинки, — отвечает бабеночка. — Вот переночую,

наберу чернички да побегу!

— Али у вас там черничка-ягода не выросла?

— Нет, милая, на цвету морозами сожгло.

— А звать-то тебя хоть как?

— Дарьей нарекали, да больше Диканькой кли-

чут.

Ну и пустила Марийка ночевать бабеночку, ужи-

ном почестила и спать мягко постелила. Утром прос-

нулась хозяйка, в горницу заглянула, а гостья-бабе-

ночка ее душегрейку на стене ручкой гладит и что-то

тихо-тихо наговаривает, словно кошечка мурлычет.

Вот она обернулась, белыми зубками улыбнулась:

— Ах, хороша, добра у тебя душегрея, хозяюш-

ка! Все-то шкурки одна к одной!

— Муженек сам добывал! — похвалилась Ма-

рийка.

Подошло время завтракать, а бабеночка пропала

куда-то. Вернулась и сказывает:

— На речку искупаться да умыться сбегала. Я и

дома так, завсегда на речке умываюсь!

За стол все сели, за еду принялись. Тут приметил

Вихорек, что у бабеночки Диканьки один палец на

правой руке совсем короток, как обрубленный. И Ма-

рийка то приметила и спрашивает:

— А что у тебя было с пальчиком-то?

— Давно по зиме обморозила, отболели сустав-

чики да и выпали!

Позавтракавши, бабеночка уходить засобиралась,

а сама все на душегрею поглядывает да и говорит

несмело:

— Ах, так бы и примерила!

— Так примерь давай! — разрешают хозяева.

Надела гостья душегрейку, оглядывается, ручкой

гладит, любуется.

— Как на нее шита! — дивится Вихорек.

И так она ему в тот час понравилась — век бы

глядел. Головка небольшая, шейка длинная, станом

ладная, гибкая да стройная, ручки, ножки малень-

кие, а глаза — ну как черные смородинки. Залюбо-

вался на Диканьку зверолов Вихорек. А она все одеж-

кой любуется, да и скажи:

— К такой бы душегрейке да такую же шапку!

А Марийка в ответ:

— А шапочка пока по речке Боровице бегает.

Вздохнула невесело гостья, душегрею сняла, на

место повесила.

— Ну, мне пора и по ягодки, загостилась у вас,

люди добрые!

— Другой раз опять к нам заходи!

Вот и ушла бабеночка Диканька, бурой одежкой

по тропинке помелькала и в сосновом бору пропала.

Марийка о ней скоро забыла, а у Вихорька заноза

в сердце осталась. Заноза острая, как ноготок зве-

рушки с речки Боровицы. И во сне и наяву мерещи-

лось, по вечерам на тропинку поглядывал, все ждал,

не идет ли бабеночка из деревни Подбережинки.

Вот как-то сидели они с Марийкой на крылечке,

бабье лето встречали, солнышко на отдых провожа-

ли. Над луговинами паутинки плыли, по небу обла-

ка, как конские гривы от леса до леса. В полях ти-

шина. Глядь, от леса по тропинке она, та бабеночка

Диканька, легкой походочкой идет, головкой пово-

дит, по сторонам глядит, словно дорогу примечает.

В той же бурой кацавеечке, домотканом платьице, в

чувяках мягких кожаных. А за спиной кузовок лу-

бяной. И смело к знакомому крыльцу подошла:

— Переночую у вас, коль позволите, завтра брус-

нички наберу да и домой пойду!

Удивилась Марийка: «Видно, совсем бабе делать

нечего, что за такую даль за брусникой идет!» И

спрашивает:

— Али у вас и брусника не выросла?

— Не выросла, милая, холодным утренником на

цвету сожгло!

— Ладно, ночуй! — говорит Марийка. И на му-

женька глянула.

А он, как подмененный, столбом стоит, расцвел

от радости, гостью взглядом обнимает.

Ну, как и в первый раз, ужином бабеночку почес-

тили, мягкую постель в горнице постелили. Утром,

пока Марийка печку топила да завтрак варила, гос-

тья опять куда-то пропадала. Вернулась, сказывает:

— На речку умыться да искупаться бегала!

Подивилась Марийка:

— Скоро зима, а она купается. Вот штучка-то!

После завтрака Диканька в лес засобиралась, а

сама опять на душегрейку заглядывается:

— Ой, как примерить хочется!

— Сними да примерь, — неохотно отвечает Ма-

рийка, — она от того не износится.

Вот подошла бабеночка к душегрейке и, до того

как со стены снять, каждую шкурку ручкой погла-

дила. А как оделась в нее, загляделся Вихорек на эту

красотку залесную. Ну так бы и обнял! А в голове

мыслишка гнездится: «И где я раньше видел ее, эту

головку, глаза и повадку нездешнюю!»

— Славная одежинка! — молвила бабеночка, сме-

ло глядя в глаза хозяину. — Жаль, что шапка по

Боровице бегает, вот бы нарядилась твоя женушка!

Сказала так с грустью в голосе, душегрею сняла,