залось ему, что эта девушка очень похожа на Рутку,

дочь Ширмана, только ростом повыше да волосы по-

светлее.

Не один день Чур прожил в новой семье. Братьев

он научил делать отличные легкие лыжи и ставить

западни на зверей, отцу показал, как плести из лыка

крепкую и удобную обувь, какую носят люди его пле-

мени, а матери помогал во всех ее нелегких делах по

хозяйству. И от всех, а больше всего от Усти перени-

мал их родную речь и обычаи. Он уже знал, что аму-

леты, которые русы носят на шее, они называют крес-

тами, а большой дом под высокой крышей служит

местом, где эти люди задабривают своего бога и про-

сят у него удачи в разных делах.

За ночь выпал настоящий зимний снег, сухой,

скрипучий. Утро народилось ясное и морозное, и все

сверкало под солнышком. Большой угрюмый дом под

островерхой крышей с крестом и тот глядел веселее.

Никто из людей не прошел еще по заснеженной ули-

це, только от одной избы уходил одинокий след чело-

века вниз по Дикой реке. Это охотник Чур вышел на

промысел в свое урочище, к земляному жилью на

крутом берегу. Старая женщина напекла ему в доро-

гу колобков и помахала вслед рукой, а Устя крикну-

ла звонко с крыльца: «Опять приходи!» Скрипит под

ногами снежок.

Кремниевый скребок и медвежий клык в кожаном

мешочке на груди чуть слышно стучат друг о друга,

предвещая удачную охоту. А черный пес Уголек на

синеватом снегу казался чернее самого черного угля.

4

Землянка на Дикой реке встретила Чура поздним

вечером. Огонь очага обсушил и согрел одежду, а ле-

жанка в нише стены показалась уютнее и теплее лю-

бой постели под крышей деревянного дома. Он под-

нялся с рассветом и отправился в обход по своим

охотничьим тропам. Много дней с темна до темна, не

зная усталости, стрелой, западнями и самострелами

Чур добывал пушных зверей — куниц, горностаев,

норок, белок и соболей, умело расправлял и сушил их

дорогие шкурки. И когда мехов накопилось столько,

что с трудом убирались в мешок, пошел к родному

племени. К той поре накрепко замерзли реки и бо-

лота, он шел, сокращая путь, и вернулся домой во-

время. Две старшие сестры уже оставили мать и род-

ной дом и ушли за мужьями, только младшая жила

еще с матерью, но и она собиралась уходить в дру-

гую семью.

В тот же день Кокшага отнесла все меха богатею

Ширману, чтобы рассчитаться с долгами и задобрить

его на будущее. Старик обрадовался и удивился. Он

ощупывал каждую шкурку руками и алчными гла-

зами, встряхивал, расправлял и раскладывал меха по

сортам, прикидывая в уме, как много получит он раз-

ного товара, когда по Большой реке приплывут люди

выменивать у его племени мед и меха. Но когда Кок-

шага вновь спросила, не отпустит ли он свою дочку

Рутку на житье в ее дом, Ширман ответил, что пусть

она подождет до той поры, когда ее сын научится

умело распоряжаться всем, что посылают ему добрые

духи. А он, Ширман, будет давать ей все, что нужно

для жизни, пока сын пропадает в лесу. При этом ста-

рый скряга не заметил, как сердито поглядела на

него из дальнего угла дочка Рутка. А Кокшага ушла

с такой думой: «Вот как! Этот жесткий скряга вспом-

нил добрых духов! Уж кто-кто, а она, мать Кокша-

га, знает, кто посылает удачу за удачей ее сынуГ

Нет, не напрасно повесила она ему на грудь подарок

хозяйки Дикой реки!»

А дома она бранила Ширмана вслух. Ведь из все-

го племени только Чур так добычлив, уходит надол-

го и далеко и приносит целые вороха дорогих мехов!

Видно, этот старый хрыч задумал без конца пользо-

ваться добычей ее сына!

В этот вечер Кокшага опять помогла сыну со-

браться в далекий путь, и через два дня он уже но-

чевал в землянке на Дикой реке. В первый же день он

обошел и проверил все западни, силки и самострелы,

забрал добычу и снова насторожил на свежих тропах.

Потом ходил с Угольком по звериным следам, добы-

вал куниц и соболей стрелой из лука. Стояли морозы,

какие бывают, когда солнышко только в полдень не-

хотя и недолго оглядывает заснеженную землю, вы-

глядывая из-за леса. По вечерам Чур жарко натапли-

вал очажок, и землянка все больше просыхала, сте-

ны ее согрелись, а от еловых корней, оплетавших по-

толок, исходил приятный смолистый запах.

Одним вечером, сидя перед очагом, он достал из-

за одежды мешочек с амулетом и долго разглядывал

каменный скребок и рисунки на нем. При неровном

свете пылающего очага изображение женщины слов-

но оживало, а лисица казалась совсем огненно-рыжей.

Чур попробовал скоблить им древко копья и рукоять

топора, и получалось не хуже, чем железным ножом.

От очага камень нагрелся, и когда Чур сунул его в

мешочек и спрятал под одежду, он приятно согревал

грудь. Тут сын Кокшаги стал дремать и грезить:

«Завтра пойду к русам!» Когда в очаге прогорели

дрова, он заснул на лежанке, укрывшись одеждой.

И, засыпая, опять грезил будущим днем: «Утром пой-

ду к Усте!»

А в конце ночи в землянку опять заглянула хо-

зяйка Дикой реки. Теперь она похожа была на Устю

и держала в руке берестяную набирушку со спелыми

красными ягодами. Она смело перешагнула спящего у

входа Уголька, с тихим напевом подошла к лежанке

и высыпала на ноги Чура ворох ягод, которые с шу-

мом раскатились по землянке. Тут Чур проснулся,

а Уголек навострил уши. «С потолка земля упала», —

подумал Чур и заснул до рассвета. Хозяйка Дикой

реки ему больше не снилась и не будила. И только

при свете дня он разглядел в обсыпавшейся земле

россыпь большого ожерелья из бусин разной величи-

ны, полупрозрачных, цвета позднего меда, а среди

них — две пары голубоватых сережек. «Это бусы и

кержи для Усти», — подумал Чур и, бережно очис-

тив каждую бусинку, сложил на дно охотничьей сум-

ки.

Ему не хотелось оставлять в землянке добытые за

неделю меха, и он поместил их в походный мешок,

а самые дорогие — в сумку. Потом наглухо закрыл

дверь землянки и пошел уже знакомыми тропами

вверх по Дикой реке.

Ночь застала Чура на середине пути, но старая

ель и костер из сухих кряжей помогли ему дождать-

ся утра. Остаток пути он шел по льду Дикой реки

спорой походкой, а иногда и трусцой, прижимая к

груди мешочек со скребком и клыком. И после полу-

дня уже был в селении русов. Семья Усти встретила

его радостно, а соседи заходили с приветливым сло-

вом. Сначала Чур выложил из сумки меха, а потом

вытряхнул бусины ожерелья. Потом разыскал в во-

рохе бусин две пары продолговатых голубых камней

и подал их девушке.

— Ах, это сережки! — обрадовалась Устя и при-

ложила по камешку к каждому уху, показывая, как

будут к лицу ей эти серьги.

— Это кержи! — по-своему сказал Чур. — Бусы

и кержи хозяйки Дикой реки.

Бусины были тут же нанизаны на шнурок и обня-

ли шею девушки тяжелым красивым ожерельем. И

все были очень довольны и радостны, и мужчины и

женщины. Но тут в избу вошел старик с крестом по-

верх длинной одежды. Его маленькие глазки сразу

разглядели шкурки, вытряхнутые из кожаной сумки.

Он молча их переглядел, перещупал, сложил аккурат-

но и спрятал под одеждой. Тут Чур возмутился и сер-

дито сказал:

— Не трогай, это мое!

Но отец и братья растолковали ему, что все, что

облюбует этот старик, отбирать у него не принято,

потому что он хозяин большого божьего дома. И Чур

согласился, но обида его на старика не потухла. И

когда этот длинноволосый хозяин божьего дома на-