свое время, да зачем же прельщаться до такой степени всем чуждым,

чтобы своим пренебрегать. Некоторые так увлекаются ложным

образованием, что никогда русских журналов не читают и хвастают этим;

я это наверно знаю-с. Понятно, что господа эти до такой степени

отвыкают от всего русского, что глубоко презирают сближение со

своими соотечественниками-простолюдинами. А вы думаете, что

матрос не заметит этого? Заметит лучше, чем наш брат. Мы говорить

умеем лучше, чем замечать, а последнее уже их дело; а каково

пойдет служба, когда все подчиненные будут наверно знать, что

начальники их не любят и презирают их? Вот настоящая причина того,

что на многих судах ничего не выходит и что некоторые молодые

начальники одним только страхом хотят действовать. Могу вас

уверить, что так. Страх подчас хорошее дело, да согласитесь, что

ненатуральная вещь несколько лет работать напропалую ради страха.

Необходимо поощрение сочувствием; нужна любовь к своему делу-с,

тогда с нашим лихим народом можно такие дела делать, что просто

чудо. Удивляют меня многие молодые офицеры: от русских отстали,

к французам не пристали, на англичан также не похожи; своим

пренебрегают, чужому завидуют и своих выгод совершенно не

понимают. Это никуда не годится!

Павел Степанович вспыхнул; яркий румянец покрыл его лицо, и

он быстро начал мешать ложкой в супе.

Эта мысль, удивившая меня тогда еще больше той, которая ей

предшествовала, сменилась скоро другими впечатлениями и не долго

держалась в голове; в одно ухо вошла, а из другого вышла. Но

когда эхо Синопского боя долетело до этих самых ушей, когда весь

мир был поражен неслыханным в истории фактом — истреблением

крепости и значительной эскадры в несколько часов полдюжиной

парусных линейных кораблей, тогда возобновилась в уме моем

давно забытая мысль и отозвалась в сердце каким-то упреком.

В Нахимове могучая, породистая симпатия к русскому человеку

всякого сословия не порабощалась честолюбием; светлый ум его

не прельщался блеском мишурного образования, и горячее

сочувствие к своему народу сопровождало всю жизнь его и службу.

Неужели мы будем приписывать одной сухой науке успех победы,

зависевший от энергической деятельности множества людей?..

Адмирал Нахимов _219.jpg

Потеря Нахимова была громовым ударом для всех защитников

Севастополя. Здесь не место касаться важных заслуг, оказанных

им флоту. Они слишком хорошо известны нашим морякам, которые

знают, что Нахимов, более чем кто-либо, содействовал выработке

типа русского моряка и развитию в Черноморском флоте того

геройского духа, который так блистательно выказался в войну 1854—

1856 годов. В этом отношении его справедливо называют Джерви-

сом русского флота.

Но мы коснемся несколько подробнее заслуг, оказанных

доблестным адмиралом при обороне Севастополя. Все, имевшие счастье

близко знать Павла Степановича, не могли не понять, какое величие

души, какой сильный характер таил он в себе под своим скромнылг

и простодушным наружным видом. Нахимов не имел никаких

личных интересов, он был чужд всякого эгоизма и честолюбия. Для

него его собственное «я» решительно не существовало. Все его

мысли и действия были направлены постоянно и исключительно на

общую пользу, на неутомимое служение отечеству. В этом

отношении его можно сравнить только с героями древности, так как онет

изображены Плутархом, потому что в действительной жизни едва ли

кому из знавших Павла Степановича удалось встретить другую

такую же высокую и светлую личность.

Нахимов ежедневно обходил оборонительную линию, презирая

все опасности. Своим присутствием и примером он возвышал дух

не только в моряках, благоговевших перед ним, но и в сухопутных

войсках, также скоро понявших, что такое Нахимов. Всегда

заботливый к сохранению жизни людей, адмирал не щадил только

самого себя. Так, например, во время всей осады он один только

всегда носил эполеты, делая это для того, чтобы передать

презрение к опасностям всем своим подчиненным. Никто лучше него не

знал духа русского простолюдина, — матроса и солдата, — не

любящего громких слов, потому он никогда не прибегал к красноречию,

но действовал на войска примером и строгим требованием от них

исполнения служебных обязанностей. Он всегда первый являлся на

самые опасные места, где наиболее нужны были присутствие и

распорядительность начальника. Опасаясь опоздать, он даже ложился

спать ночью, не раздеваясь, чтобы не терять ни одной минуты на

одевание. Что касается административной деятельности адмирала

во время обороны, то не было ни одной части, о которой не

заботился бы он более всех. Он сам всегда приходил к другим

начальникам, хотя бы и к младшим в чине, для того, чтобы узнать, нет

ли каких-либо затруднений, и предложить им свое содействие.

В случае несогласия между ними он всегда являлся примирителем,

стараясь направить всех и каждого единственно на служение общему

делу. Раненые офицеры и нижние чины не только находили в нем

опору и покровительство, но всегда могли рассчитывать на помощь

из его собственного небогатого кармана.

Вот слабый очерк того, чем был Нахимов для Севастополя. Со

смертью его все защитники Севастополя, от генерала до солдата,

почувствовали, что не стало человека, при котором падение

Севастополя было почти немыслимо.

Адмирал Нахимов _220.jpg

П. С. Нахимов был тип моряка-воина, личность вполне идеаль-

ная, а потому и трудно доступная пониманию, в особенности в

нашем русском обществе, совершенно чуждом всего, что касается

моря. С самых молодых лет, служа для товарищей и подчиненных

образцом правды, чести, строгого исполнения долга и выслеживаг

ния пользы дела, он всю жизнь отдал своему призванию. Доброе,

пылкое сердце; светлый, пытливый ум; необыкновенная скромность

в заявлении своих заслуг. Он умел говорить с матросом по душе,

называя каждого из них при объяснении друг, и был

действительным для них другом. Преданность и любовь к нему матросов не

знали границ. Всякий, кто был на севастопольских бастионах, помнит

необыкновенный энтузиазм людей при ежедневных появлениях ад-

мирала на батареях: истомленные до-нельзя матросы, а с ними и

солдаты воскресали при виде своего любимца и с новой силой

готовы были творить и творили чудеса. Это лучшая черта к

характеристике Нахимова и лучшая оценка его нравственных достоинств.

Матрос простодушен, но умел ценить этого человека и любить его

по его качествам. Нам, воспитанным в другой среде, не всегда

выпадает талант понять матроса или солдата и овладеть им; надо

иметь много личных достоинств, чтобы уметь найти в такой полноте

это дорогое чувство преданности подчиненных. Это секрет, которым

владели немногие только избранники и который составляет душу

войны.

Я служил под флагом П. С. Нахимова на корабле «Ягудиил»

три месяца юнкером, делая первую кампанию, и командовал его

гичкой. Всегда на грот-марсе или возле адмирала я постоянно, весь

день, бывал на палубе, как и адмирал, и никогда не видел, чтоб

сн вышел из себя, кричал, топал и т. п.; всегда справедливый,

ровный, спокойный, но быстрый в своих движениях, он краснел только,

когда сердился, и в то время заметно сдерживал себя и говорил

медленнее. В продолжение этих трех месяцев, замечая от всех, в

кают-компании и наверху, беспредельное уважение к слову