Всеми экипажными командами обращалось большое внимание

на пищу матросов. Экипажные хутора, где выращивались разные

овощи, находились на берегу Южной бухты, как раз против

северных укреплений и ниже. Они были отличны. Между ними

первое место занимал хутор 42-го экипажа, где был тогда командиром

Вукотич. На одном бриге, например, пробовали из тех же рацио-

нов делать два и три кушанья. Чай казенный тогда еще не

полагался.

Денег у матросов было много, так называемых «масляных» ,

и некоторые матросы, уходя в отставку, уносили с собою по

нескольку сот рублей.

Были мелкие суда, на которых совсем не употреблялись линьки".

Перейдем к гонкам гребных судов.

Сколько бывало приготовлений, например, при состязании

вельботов! 6 Некоторые офицеры даже смазывали подводную часть их

портером по примеру английских моряков.

Или также гонки гребных судов под парусами, когда старались

проходить под кормою адмиральского корабля, чтобы при этом все

было исправно до мелочей.

А мелкие суда прямо щеголяли своими маневрами и уборкою

парусов.

Мне памятен бриг «Орфей» под командою Стройникова и

старшего офицера Шестакова, когда этот бриг, пройдя Графскую

пристань Севастополя, тотчас же весь рангоут убрал по-зимнему и

команда, забрав койки, с песнями ушла в казармы.

Также помню, как корвету Завадовского4 велено было с 24

или 48 человеками команды с зимнего положения все принять и

выйти в море — в наблюдательный пост.

Надо заметить, что перед войною весь наш флот был на рейде

и суда по очереди выходили для практики и наблюдений в море.

Сколько нужно было при этом искусства, чтобы все вышло

хорошо!..

Все это перетолковывалось и обсуждалось потом, по вечерам, на

Графской пристани, морскою публикой.

Также интересовались, видел ли Павел Степанович Нахимов и

что сказал.

Вообще это четырехмесячное плаванье с Нахимовым осталось

мне памятным: все суетились, волновались из-за пустяков и, как

говорится, лезли вон из кожи.

Бывало перед авралом снимались батарейные трапы для того,

чтобы по свистку люди быстрее лезли бы наверх, а отстающих

боцмана подгоняли линьками. Все смотрели в оба, чтобы не

получить выговора от адмирала.

Припоминаю такой случай: при спуске брам-рей и брам-стенег 3

Нахимов остался недоволен грот-марсом и, съезжая на берег,

приказал двадцать раз сряду поднять и спустить брам-рей и брам-

стеньгу. Особенно досталось салинговым, которым приходилось

бегать по вантам ° вверх и вниз, едва переводя дух.

Во время адмиральского обеда или при других случаях Павел

Степанович объяснял нам, молодым офицерам, что

требовательность и строгость на службе необходимы, что только этим путем

вырабатываются хорошие матросы. Он говорил еще, что

необходимо, чтобы матросы и офицеры были постоянно заняты; что

праздность на судне не допускается и что, ежели на корабле все работы

идут хорошо, то нужно придумать новые (хоть перетаскивать

орудия с одного борта на другой), лишь бы люди не сидели сложа

руки. Офицеры, по его мнению, тоже должны были быть постоянно

занятыми: если у них есть свободное время, то пусть занимаются

с матросами учением грамоты или пишут за них письма на родину...

«Все ваше время и все ваши средства должны принадлежать

службе, — поучал меня однажды Нахимов: — Например, зачем

мичману жалованье? Разве только затем, чтобы лучше выкрасить

и отделать выверенную ему шлюпку или при удачной шлюпочной

гонке дать гребцам по чарке водки... Поверьте-с, г. Ухтомский, что

это так! Иначе офицер от праздности или будет пьянствовать, или

станет картежником или развратником. А ежели вы от натуры

ленивы, сибарит, то лучше выходите в отставку! Поверьте, я много

служил, много видал и говорю это вам по опыту. Я сам прошел

тяжелую, служебную школу у М. П. Лазарева и за это ему очень

благодарен, потому что стал человеком».

«А школа эта была тяжелая, — продолжал Нахимов: —

Например, мы были с Лазаревым на фрегате три года в кругосветном

плаванье. Мы, гардемарины , исполняли все матросские работы.

И раз за упущенье или непослушанье приказано было обрезать

зыблинки на бизань-вантах, и мы, гардемарины, должны были

снова итти на марс и продолжать ученье».

«Берите пример с вашего старшего офицера Ст. Ст. Лесовско-

го, — говорил мне в другой раз адмирал. — Он вечно начеку, и

днем, и ночью. А заметьте, что Ст. Ст. окончил курс в офнцер-

ских классах, знаком с иностранными языками. Теперь посмотрите

к а него!.. Как он знает матросские работы! Он может указать

каждому матросу, как и что сделать, знает, сколько и какой работы

матрос может исполнить. А это дается только учением и

настойчивостью, т. е. убеждением, что это необходимо. Вот из каких

офицеров будет толк. И только от них выиграет морская служба...»

...Однажды, во время кампании, за адмиральским обедом, когда

Нахимов при мне говорил о взглядах и идеалах иностранных

моряков, кто-то из присутствующих рассказал, что великий князь

Константин Николаевич во время морского путешествия своего был

в гостях в Мальте у английского адмирала Паркера и между

прочим спросил адмирала, с какого дня тот считает себя счастливым?

< О! — отвечал англичанин, — я считаю себя счастливым с того

дня, когда мы, после наполеоновских войн, на шпиле флагманского

корабля, делили призы и мне достался на мою долю полный

миллион фунтов стерлингов». На это Павел Степанович заметил: «Чго

это за счастье, ежели подумать, сколько пришлось сжечь

неприятельских транспортов, сколько погубить людей для того, чтобы

одному адмиралу получить плату в миллион фунтов стерлингов!..

...Я полагаю, что это совсем не прельстило бы русского

адмирала, например, М. П. Лазарева... Вот было бы лестно итти драться

с неприятелем, когда ваши корабли в боевой готовности, когда вы

уверены в своих офицерах и командах... Да, это я понимаю!.. И

когда после одержанной славной победы вы можете с гордостью

сказать, что исполнили свой долг...»

К характеристике Нахимова прибавим, что он всегда

участвовал в экзаменационной комиссии мичманов, задавая сам им разные

вопросы из морской практики, что и заносилось им в его памятную

книжку, а в собрании флагманов и капитанов принималось в расчет

при назначении офицеров в предстоящее плаванье.

О морском офицерском собрании адмирал очень заботился, как

один из старших: обед там бывал хороший, недорогой; азартные же

игры и ночные засиживанья не допускались.

Наш фрегат «Коварна» простоял в Новороссийске более

месяца: нам предстояла трудная работа — поднять затонувший тендер

« Струя» .

Зима предыдущего года была очень бурная. У берегов Кавказа

и Новороссийска свирепствовала «бора» 2 с морозом. Суда, стояз^-

шие на рейде, заковывало толстым слоем льда. И счастливы были

те, кто мог или уйти в море, или расклепать якорные цепи и

выброситься на берег!..

Тендер «Струя» не был в состоянии сделать то или другое и

весь обледенелый, через несколько суток ужасного положения,

затонул со всей командою. Над поверхностью воды можно было видеть

салинг и клотик , как бы могильный крест. Конечно, будь на рейде

несколько бочек и мертвых якорей, такого несчастья не могло бы

случиться.

Для подъема тендера пришлось ожидать привода шаланд2 и

водолазов из Севастополя.

Окончив эту работу, мы выходили в море крейсировать и

осматривать берега, ближайшие бухты, лет ли военных контрабандистов,

а увидя где-нибудь на берегу вытащенную чектырму, разбивали ее