От его визга головная боль возобновилась и подкатила к вискам. У меня свело скулы и на глаза опустилась пелена. Я оттолкнул его от себя и тихо сказал:

– Во-первых, и генетики могут ошибаться, а, во-вторых, он мог быть рожден естественным путем.

– А биор?

– Куплен на черном рынке! – я начинал терять терпение. – Вы лучше скажите, где взяли парализатор? Только правду!

Том закивал головой и быстро заговорил:

– У отца, а тот у своего. Когда мой папа умер я стал носить его при себе. В наше время безопасность не помешает. Смотрите, он так похож на обыкновенный брелок! Никто и не догадывался. Вы… Вы поможете мне? Я, ведь, помог Вам… Вас тоже могли убить…

Я молчал. Он снова приблизился ко мне и шепотом предложил:

– Давайте, избавимся от него. У меня есть небольшой автобус. Перевезем тело куда-нибудь и выбросим там…

Идея мне понравилась.

– Хорошо. Подгоняйте мобиль.

– Только никуда не уходите, – жалобно попросил Том, – я скоро.

– Не уйду, – пообещал я.

Как ловец, я обязан был доложить о произошедшем в Департамент, но во мне боролись два желания: деньги и Лизи. Я хотел получить кучу кредитов, но не хотел отдавать им мисс Зарин.

Пока Том бегал за своим автобусом я вошел в программу камер слежения через виркомовский браслет нетрадиционщика. Как полезно иногда напиваться с Лоренцом. Можно узнать столько интересного. На одной из таких попоек он выложил код доступа в программу. Теперь я мог не только управлять камерами, где бы они ни находились, но и удалять из их памяти любую информацию, что я и сделал. Теперь никто не узнает, что Лизи была в Доме Забвения и разговаривала со мной. Впрочем, как и то, что мы провели некоторое время в чайном магазинчике. Чтобы не оставлять следы своих пальцев я аккуратно вытер браслет подолом платья.

Том подогнал свой автобус вплотную к дверям и полностью загородил вход в магазин от камер наблюдения и посторонних глаз. Запихнув тело в одну из больших коробок, мы затащили ее в салон автобуса, после чего я аккуратно перенес и Лизи. Том пристроился около коробки, а я, превозмогая головную боль, сел за руль и нажал на газ.

У меня было странное видение – большая, черная воронка, вращающаяся со страшной силой. Было очень страшно и я, падая в нее, знал, что там меня ждет конец… И тут из ниоткуда появилось лицо Лизи. Она улыбалась и смотрела на меня так ласково… Я слышал шепот, но не понимал ни одного слова. Потом ее лицо приблизилось ко мне и она меня поцеловала – сначала в лоб, затем в подбородок, щеки и глаза. И мне стало так хорошо…

Нет, это не поцелуи. Я явно ощущал на лице чей-то влажный язык. Хвост. Конечно, это же мой Хвост вылизывал меня. Учуяв, что я пришел в себя, он заскулил, и его пушистый хвост заработал в бешеном ритме. С трудом разлепив веки, я приподнялся на локтях. Странно, но я находился дома и лежал на своей любимой тахте. Мой пес стоял рядом и, виляя хвостом, преданно смотрел мне в глаза. Протянув руку, я погладил его по голове. Хвост в ответ лизнул мою руку.

– Как я здесь очутился? – спросил я у него, с трудом поднимаясь на ноги.

Хвост протянул:

– Ве-ече-ерр. Бо-олно-о. У-упа-ал…

Я ничего не помнил. Вернее, помнил, как с трудом доехал до ближайшего транспортного портала и, проехав через него в какой-то отдаленный уголок мира, выкинул коробку с трупом в ближайший овраг. Меня сильно рвало, голова раскалывалась, но я нашел в себе силы и довез всех обратно. А дальше провал в памяти…

С кухни доносились приглушенные голоса и я в сопровождении Хвоста буквально вполз туда. За большим кухонным столом сидели Анна, Альберто и Лизи, укутанная в теплое одеяло. Увидав меня, Анна с причитаниями бросилась ко мне. Альберто еле поспевал за ней. Они помогли мне добраться до стула и я, усевшись на него, рассеянно посмотрел вокруг себя. Анна подала мне чашку горячего бульона.

Я отхлебнул немного, обжегся, поморщился и, посмотрев на Лизи, спросил:

– У меня только один вопрос: Как я оказался дома?

Анна, смахнув с глаза слезинку, затараторила:

– Вечером прибежал Хвост. Он был так взволнован, что не мог ничего сказать. Но мы поняли, что с тобой произошла беда.

Ее перебил Альберто:

– Прибежали к тебе домой. Тебя рвет в ванной, рядом лежит эта женщина и задыхается. Ты, когда нас увидел, пытался что-то сказать, но речь была невнятная. Анна вызвала Андре, нашего младшего. Ты должен его помнить.

Я кивнул головой, хотя абсолютно не мог вспомнить, как выглядит их сын.

– Андре ведь врач, и хороший врач, – продолжал старик. – Он обследовал тебя и сказал, что ты чем-то отравился. А после того, как наш мальчик ввел тебе какие-то препараты ты сразу отключился. Андре и подруге твоей помог.

– А почему ее лихорадит?

– Такая реакция на лекарство, – вмешалась Анна. – Софи, скажи, ты балуешься наркотиками? Как те, что боятся жизни?

– Нет, – успокоил я стариков. – Меня ударили, сильно болела голова и мне дали обезболивающее…

Альберт и Анна вздохнули с облегчением.

– Поэтому у тебя на голове такая шишка? – Анна нежно погладила меня по затылку. – А кто ударил?

Ойкнув от прикосновения, я попытался пошутить:

– Один добрый саморитянин.

– Ты бульон попей, тебе сейчас восстановиться нужно, – попросила Анна.

Я слабо улыбнулся и выполнил ее просьбу.

– Мы пойдем, Софи, – сказал Альберто. – Скоро внуки проснутся.

Он поднялся и бережно поддерживая жену под руку, повел ее к двери. Я тоже встал, чтобы проводить супругов. То ли бульон помог, то ли их сын действительно оказался отличным врачом, но я твердо стоял на ногах и – самое главное – у меня не болела голова. Поцеловав на прощание Анну, я выпустил Хвоста и вышел следом за ним во внутренний дворик. Прижавшись спиной к стене дома я прикрыл глаза и позволил прохладному ноябрьскому ветерку, впитавшему в себя запах моря, омыть меня своими ленивыми порывами. Я наслаждался его прикосновениями к моей разгоряченной коже и у меня было ощущение, что он словно очищает мое тело от какой-то серой массы, облепившей меня за последние двое суток. Едва слышное шевеление сбоку заставило меня открыть глаза. Я повернул голову и увидел Лизи. Она стояла в проеме двери и ее по-прежнему потрясывало.

– Хочешь кофе? – спросил я ее.

– Я не люблю кофе, – ответила она, кутаясь в одеяло. – Я никак не могу согреться. Можно, я приму душ?

– Да, конечно. Пойдем, я тебя провожу…

Ее не было целый час. Когда она, наконец, вернулась, я допивал уже четвертую чашку кофе с джемом. Хвост, развалившись у моих ног, громко сопел. По тому, как раскраснелись ее лицо и руки я понял, что она долго стояла под струями горячей воды, а зачесанные назад влажные волосы придавали ей трогательность.

– Я заварил тебе чай. Будешь?

– Спасибо, – она села за стол напротив меня, – а где другая женщина?

– Кто? Анна?

– Нет, другая, из магазина, – сказала Лизи, наблюдая, как я наливаю чай в чашку.

– Умерла.

– Жаль.

– Это как сказать…

Лизи как-то странно посмотрела на меня, но промолчала.

Я подвинул к ней чашку:

– Могу я спросить тебя?

Лизи кивнула головой.

– Ты вчера сказала, что отец купил тебе биор. Это правда?

– Да.

– Но, ведь, все биоры на учете.

Она помотала головой:

– Нет, не все. Есть неустойчивые биоры. Их еще называют хамелеонами. Они могут спокойно существовать с биором, что дан человеку при рождении.

Я был поражен.

– Откуда у тебя такая информация? – осторожно спросил я.

Обняв ладонями чашку с чаем, Лизи ответила:

– От отца. Их давно выпускают. Для разведчиков, политиков, некоторых ученых.

– Расскажи подробнее, – попросил я.

– Если кратко, то эти биоры можно запрограммировать таким образом, что каждые две-три недели они будут самостоятельно менять имя и номер регистрации владельца.

– Значит, твой отец купил себе такой биор?

– Нет. Моему отцу такой биор вживили. А для меня он купил. У одного человека в Центральной Америке. Тот работал в инкубаторе, и у них умерла малышка. Вот, ее биор мне и достался.