Изменить стиль страницы

— Мой брат знает, — сказал Марцин. — До вечера все будет улажено. Спасибо за… доверие!

— Все будет в порядке, — прибавил Костик, и под звуки бравурной песни они как ошпаренные выскочили из учительской.

Домой возвращались молча. Все вроде бы хорошо: и на памятник внесли, и первоклашки получат обратно свои пятьдесят грошей, и к директору идти не придется. Пуся сама вправила им мозги. Тем не менее на душе кошки скребли.

— Думаешь, она права?

— Права! — последовал решительный ответ.

Марцин промычал что-то нечленораздельное, что можно было истолковать, как согласие.

Казалось, с этим покончено навсегда.

* * *

Дома Марцина встретил красный, заплаканный Петрик.

— Ты чего?

— Мальчишки из… избили!

Рыдания помешали Петрику высказаться обстоятельней.

— Только-то! — пренебрежительно махнул Марцин рукой. — С кем этого не бывало! Сегодня они тебя, завтра ты их. А впрочем, покажи мне, кто тебя избил, я ему так врежу, на всю жизнь запомнит!

— И все из-за тебя!

— Из-за меня? — Марцина будто кольнуло что-то. — Из-за цирка?

Петрик кивнул; из глаз его потоком хлынули слезы и заструились по щекам.

— Кончай реветь! Все в порядке будет. Вот они, ваши занюханные деньги! Видишь? — Марцин предусмотрительно разменял в киоске пятерку на пятидесятигрошевые монеты. — Мы просто пошутили, проверить хотели, легко ли вас одурачить. Выходит, не все потеряно, хотя они еще вчера могли из тебя котлету сделать. Удивительно, что сегодня до них все-таки дошло.

Лучше поздно, чем никогда. А теперь вот что сделаем: называй фамилии, я составлю список, и ты отдашь каждому его жалкие гроши под расписку, понял?

У Петрика моментально высохли слезы, когда Марцин пообещал отдать деньги и даже показал их ему. Как выяснилось, ребята пригрозили еще раз его излупить, если он не вернет им завтра же деньги. Но чтобы Марцин добровольно отдал деньги, нет, такого еще не бывало! Петрик просто глазам и ушам своим не верил.

Марцин разграфил тетрадный лист.

— Ну, называй фамилии и смотри: вот сюда я вписываю фамилию, а здесь они должны расписаться. Ну, давай!

— Вишневский… — начал Петрик. — Он громче всех орал, что жук — это не зверь.

— Дурак твой Вишневский! Говори, кто следующий!

— Налепа, Кожонок, Юрек Мончинский…

— Ты только четверых назвал, а было одиннадцать. Кто еще?

— Сейчас, сейчас. Из головы вылетело. Вишневский, Налепа… Налепа говорит: зверь обязательно хищный должен быть…

— Тоже дурак! Кто еще?

— Марцин, я лучше схожу к ним. Пускай сами скажут, кто там был, ладно?

— Валяй! И скажи: если еще раз о цирке посмеют заикнуться, в порошок сотру. Да проследи, чтобы расписывались!

— А если не все умеют фамилию подписывать, можно просто имя?

— Можно, только пусть два крестика ставят, слышишь? Обязательно два! Тоже мне, грамотеи! Расписываться не научились, а хищных зверей им подавай!

Положив деньги в карман и взяв список и карандаш, Петрик хотел уже идти, но Марцин задержал его в дверях.

— И… еще… Петрик, маме и Вацеку ни слова! Понял?

— Вацек уже знает, — упавшим голосом сказал Петрик. — Он домой забегал и опять куда-то исчез.

У Марцина потемнело в глазах. Дрянь дело! Вацек маме скажет. Сегодня суббота. А по субботам она бывает особенно раздражительной. А вечером или рано утром приедет отец. И опять в наказание ничего не даст.

Марцин принялся убирать кухню, хотя сегодня была очередь Вацека, прислушиваясь между делом, не идет ли брат. Может, удастся его умилостивить?..

Как бы не так! Едва войдя, Вацек сразу взял издевательский тон:

— Прекрасно! Прекрасно! Лиха беда начало. Сначала у младшего брата деньги выцыганиваешь, потом у целого класса…

— Слушай, Вацек, это шутка была! Они уже получили обратно свои деньги. Мы просто дурака валяли. Играли в цирк.

— Когда играют, денег не берут.

— Говорят тебе, им уже вернули.

— Так я тебе и поверил!

— Честное слово! Пожалуйста, маме не говори.

— Мама должна знать о таких вещах.

— Пожалуйста, не говори… Зачем ее понапрасну расстраивать?

— А ты о ней подумал, когда устраивал этот дурацкий цирк?

— Вацек… — начал Марцин просительно, хотя ясно было: рассчитывать на сочувствие брата нечего. Но он надеялся на чудо. Увы, чуда не произошло! Тогда Марцин переменил тактику и прибегнул к последнему средству: — А Костик в кино тебя с девчонкой видел! С рыжей! И глаза размалеваны вот по сих пор! — И он провел рукой по скуле. — А я ведь ничего маме не сказал! Но если наябедничаешь про меня, тоже скажу!

— Дурак твой Костик! С кем захочу, с тем и буду в кино ходить. Хоть каждый день. У тебя, что ли, разрешения прикажешь спрашивать?

— Каждый день! Ври, да не завирайся! Откуда у тебя столько денег?

— Денег у меня теперь вагон и маленькая тележка! С пацаном одним из вашего класса математикой буду заниматься. Директор просил.

— С кем? — поинтересовался Марцин.

— Какой-то Чушло… Чушкелевич…

— С Чушкой?

— С понедельника начнем.

Счастливчик этот Вацек: и на расходы ему больше дают, и хвалят вечно, и вдобавок еще деньги словно сами с неба валятся.

— Вацек, смотри, как я кухню убрал. Аж блестит. Упарился даже!

— Ну и что?

— Как что? Сегодня твоя очередь. Забыл? Я — вместо тебя.

— Никто тебя не просил.

«Не человек, а скала», — подумал раздосадованный Марцин.

И почему у него брат такой противный! А главное, мама каждому его слову верит, будто он взрослый. Подумаешь, в десятом классе учится!

12

В одной руке у матери была сетка, растянутая чуть не до пола, в другой — битком набитая сумка.

Открыв дверь, Марцин подхватил сетку и стал выгружать покупки на кухонный стол.

— Еле дотащила, — с трудом перевела дух мать, присев на табуретку. — Отличную грудинку купила, а на ужин, к приезду отца, будут сосиски.

— Ура! — закричал Марцин.

— Только за хлебом придется сбегать кому-нибудь, мне просто некуда было положить, да и поздно уже.

— Я сбегаю! — с готовностью вызвался Марцин, перехватив в тот же миг насмешливый взгляд старшего брата.

— Что я слышу? — Мать была приятно удивлена и встревожена. — Почему это вы сегодня не препираетесь друг с другом? Что-нибудь случилось?

— На все свои причины. Сейчас ты узнаешь, какой у тебя предприимчивый сынок…

Продолжение Марцин уже не слышал. Сломя голову летел он с сумкой вниз по лестнице.

«И это называется старший брат! — с горечью подумалось ему. — Старший брат, который помочь должен, посоветовать… Даже если младший брат провинился, долг старшего защитить, выручить, поддержать…»

Во дворе ему попался навстречу запыхавшийся, потный, но счастливый Петрик.

— Ты где носился? — свирепо накинулся он на малыша, забыв о том, как старший брат должен относиться к младшему. — Почему так долго пропадал? Вот погоди, скажу маме, она тебе всыплет — да так, что три дня уроки стоя будешь делать.

— Ведь сегодня суббота… — оправдывался растерявшийся Петрик. — Ребята разбежались кто куда. Вишневский помог разыскать. Если бы не он…

— Подписали?

— Подписали и сказали: в другой раз на эту удочку не попадутся. А Вишневский велел тебе передать, что жук — это не животное. Он у отца спрашивал.

— Дурак твой Вишневский с отцом своим в придачу. А сейчас — марш домой! А маме скажешь, мы играли в цирк и вход был бесплатный.

— Но…

— Никаких «но»! По пятьдесят грошей взяли с рыла и по пятьдесят вернули. Сколько у нас осталось, по-твоему? Шиш с маслом! Один мини-крокодил десять злотых стоил! Представляешь? Мы по доброте, из хорошего отношения к вам… Пускай, думаем, посмотрят первоклашки, как выглядит палатка изнутри. Не посмотрели, скажешь?

— Посмотрели.

— Ну вот, Петричек, иди домой и скажи: никаких денег… и вообще… сам знаешь. Можешь себе ножик взять, ну тот, со сломанным лезвием. Он на подоконнике лежит.