В их квартирку её так и не пустили. Аделаида видела с балкона, как дворник-курд открыл обе створки огромных чугунных ворот. К вечеру пришло много людей в чёрном. Они стояли во дворе, на улице и тихо разговаривали. Играла грустная музыка. Дверь в квартиру тоже была открыта, даже обе створки – коричневая, с облупленной краской, а за ней – две ступеньки вниз…
«Интересно, как все эти люди в такой маленькой квартире помещаются? И куда положили „Спидолу“? Вдруг кто-нибудь из гостей начнёт её крутить и испортит?»
Вечером пришла бабуля, повела её за собой с третьего этажа по ступенькам вниз. Они вышли за ворота на улицу. Аделаида волокла за собой свою любимую огромную Большую Куклу. Кукла стучала ногами по ступенькам, Аделаида поднимала её вверх. Потом забывала, и кукла снова стучала своими ногами. Они прошли мимо распахнутых настежь дверей в квартиру и вдвоём вышли со двора.
Аделаида успела увидеть, что в коридор входили и выходили чужие люди в чёрном, любой, все, кто хотел. Не давили на кнопку звонка и даже не стучали. Сами просто заходили и выходили. Около выпуклых оконных решёток тоже стояли совсем незнакомые и мужчины и женщины. Но, увидев её с бабулей, все поспешно расступались, пропуская вперёд. Некоторые просто разговаривали, словно ждали очереди в билетных кассах «Муштайнда». Они прерывались на полуслове и с интересом начинали оглядываться по сторонам, как бы ища кого-то и, встретившись с Аделаидой взглядом, почему-то как будто улыбались. Может, им нравилась кукла?
Бабуля подвела её вплотную к окну.
В середине комнаты стоял чёрный закрытый гроб, и вокруг него тоже сидели люди. Аделаида смотрела и совсем не узнавала квартиру! Казалось, что это всё она видит впервые! Всё это – чужое, или просто она в страшном кино. Аделаида подняла голову и глянула вверх, на лампочку, которую, когда она ложилась спать, прикрывали газетой и закрепляли прищепкой для белья, чтоб свет не падал ей в глаза. Она смотрела потому, что если это правда дедулина комната, то там должен висеть их любимый пластмассовый Буратино! И… Лампочка горела, но пластмассового Буратино с протёртыми до белизны пластмассовыми пуговицами на ней не было! Значит, может быть…
Из квартиры их заметили сразу, как будто только и ждали, что они подойдут к окну. Бабуля подала какой-то знак, и двое мужчин подняв тяжёлую крышку гроба, поставили её в угол.
Деда лежал в тёмном костюме, накрытый до груди белым шёлковым покрывалом. На лице его почему-то была марля. «Они что, все сошли с ума?! – Вздрогнула Аделаида. – Кто же его марлей накрыл?! Он и так болеет! Ему дышать трудно! Вот дураки!»
Бабуля опять подала знак, и незнакомая женщина убрала с его лица марлю.
Смотри, – сказала бабуля, – смотри в последний раз и попрощайся с дедушкой. Ты его больше никогда не увидишь!
Так Аделаида и запомнила его на всю жизнь – чёрные волнистые волосы аккуратно зачёсаны назад, бледное, бескровное лицо и красные гвоздики в ногах на белом шёлковом покрывале. Сколько она потом ни старалась – больше никогда не смогла воскресить его в своей памяти весёлым, рассказывающим ей разные фантастические истории, или угощающим слона Марко розовыми «подушечками»… Словно в это мгновение, когда она в последний раз заглянула в окно, время навсегда остановилось, стерев из памяти всё, что было в их жизни хорошего и нежного, оставив внутри только ощущение чего-то изорванного в клочья и чёрный цвет траура, залезающий в карманы, за шкирку, в нос, в рукава, похожий на пронизывающий мартовский холод…
Через день они с мамой, папой и Сёмой вернулись домой. В понедельник она снова пошла в школу, а родители на работу, как если б ничего и не произошло.
А может, действительно, это просто был страшный сон? Может, ничего и не произошло? Ну, конечно же – глупый, дурацкий сон! Такой же дурацкий, как Казахстан. Как она раньше не догадалась?! Ведь все, как и были – с ней! Большая Кукла, книжка – с ней, мама, папа и Сёма тоже. Они все ходят по своим делам. Ведь не может же быть, что все на месте, а деды нет? Ведь, оказывается, ничего вокруг не изменилось! Что за ерунду бабуля говорила?! Вот и очень дурацкое слово «никогда» исчезло! Только вот почему телефон больше не звонит междугородними отрывистыми звонками? Испортился, что ли? И почему бабуля с дедулей опять не приехали в эту субботу? Совсем не соскучились, что ли?
Каждую субботу, когда Аделаиду купали и укладывали спать, она, прислушиваясь к мирному Сёмкиному дыханию, терпеливо ждала. Ждала, зажав пальцами веки, чтоб случайно не заснуть: вот сейчас во двор с громким жужжанием въедет старенький горбатый «Запорожец», остановится под окнами, и по асфальту застучат бабулины тонкие каблучки. Потом хлопнет дверца, и она услышит тихий дедын голос:
– Что, она уже спит? Значит, я опоздал?
Тогда Аделаида вскочит с постели и прямо в ночнушке побежит, чтоб кинуться ему на шею:
– Не опоздал! Совсем не опоздал! Я же не спала, потому, что знала, я точно знала, что ты обязательно придёшь! Они не верили, такие смешные, а я всегда знала!..
Мама снова погонит её в постель, рассердится и будет очень ругаться, потому, что во всём любит порядок! Только это уже не беда, потому, что завтра – воскресенье, а, значит – нет школы, и они с дедой пойдут гулять в их парк, или снова поедут в Большой Город! Только… только как Аделаида ни хотела себе представить, как именно она прыгнет на деду, ничего не получалось. Получалось до того момента, когда она слышала его голос, вскакивала и распахивала перед собой дверь… а потом всё… что-то сбивалось, деды за дверью не было. Потом она настраивалась и начинала всё думать с самого начала.
Но проходили дни, недели, месяцы. Приближались летние каникулы, а он всё не приезжал и не приезжал… Это было очень странно и непонятно… И даже если всё, что тогда было – правда, тогда где же бабуля? Бабуля тоже не приезжала…
Аделаида часто задумывалась над словами мамы, и всё же никак не могла вспомнить – кто же эта странная женщина, которая «его погубила»? Может, она её много раз видела, просто не заметила? Может, она погубила и бабулю и поэтому та не приезжает?! Может, с бабулей что-то случилось и ей нужна помощь?! Она в голове перебирала всех знакомых, снова и снова силясь понять: кто бы это мог быть? Но никак не могла понять. Однажды, совершенно измучившись от сомнений и не видя другого выхода, она решила спросить об этом у родителей прямо, и во время завтрака, повернув голову к матери, скороговоркой выпалила:
Мама, – глядя на неё в упор, неожиданно даже для самой себя сказала она, – а про какую ужасную женщину ты тогда говорила, что она «в наказание попала в нашу семью»? Которая деду «погубила»?
У мамы от неожиданности в руке дрогнул нож, и она чуть не порезалась. Лицо её в мгновенье посерело, и его исказила гримаса ненависти:
Про бабку твою любимую! Если б не она, деда и сейчас был бы жив! Она его сожрала, добила, довела до могилы, а сама теперь катается на его машине и живёт в своё удовольствие! Сволочь такая! Всю жизнь только о себе думает! Вместо того, чтоб отвести его вовремя в больницу, она со своей мамашей нюнькалась! Никого никогда не любила, кроме себя и своей бабки Нюры! Всё для неё, а на деду плевать хотела! Что ты думаешь, может, она тебя любила?! Да она тобой игралась, потому что ей скучно было! Развлекалась она так! А как же! Прётся по улице с красивым, хорошо одетым ребёнком, все на неё оборачиваются, она и рада! Это она так к себе внимание привлекала! А ты – дура – уши развесила! Она мне только завидовала! Когда я была беременная и тебя ждала, она меня ногой в живот ударила, чтоб ты прямо в животе сдохла. Что мне деда не купит, она с ума сходила! «А моей мами?!» Даже говорить по-русски правильно не умеет! «А мами?» Всё, что он мне покупал, нужно было и её «мами»! Чтоб она сдохла, эта её мать! Что ни купит, всё для её матери потом покупал, что мне ни принесёт, всё её матери такое же надо!
Действительно, Аделаида только сейчас вдруг обнаружила, что на самом деле все вещи у них дома и у деды в Большом Городе были одинаковыми. И кухонная мебель, и спальня, и в столовой всё было одинаковое, и ковры, и паласы, и письменный стол. Она как-то раньше не обращала на это внимание, считая, что это оба её дома, потому всё и одинаковое. Она не знала, что всё это один деда покупал. Но это было в доме с большими воротами. А у бабы Нюры в Пожарной команде ничего такого не было! Были старые вещи, на которых лак и краска такие мягкие, что их можно царапать ногтём, а что бабуля своей «мами» заставляла деду покупать? И если даже деда покупал, что в этом плохого?