Любимым теремком миллионера в плавающем домике был небольшой зал. В центре зала стоял круглый столик, уставленный яствами и напитками.

— Пожалуйста, господин Светозаров, — указал на мягкое кресло старый Билард. — Я так люблю здесь поговорить откровенно и просто. Скажите, пожалуйста, свое мнение о Роберте. Говорите прямо, хотя он и мой сын.

Светозаров, уловив в голосе старого миллионера искренность, решил ответить тем же.

— На большое дело Роберт пока слабоват, — наполняя бокал вином, сказал Виктор. — И слабоват потому, что постоянно чувствует рядом большую опору.

— Благодарю. Но это не главный его недостаток. Я думал, вы скажете о Роберте грубее.

— Может быть, он со временем научится вашей оперативности, — продолжил Светозаров, — глубокому анализу происходящих событий в среде рабочего класса, но пока он над Этими вопросами не задумывается, не верит в силу, которая способна противопоставить себя капиталу. Вы, мистер Уоллес Билард, хотя и пытаетесь казаться коммерсантом, прелюде всего политик. Вы всегда держите руку на пульсе международных событий, анализируете их причины, изучаете следствия и таким образом не только находите выходы из трудного положения, но и не даете фирме разориться.

— Не ожидал, господин Светозаров! — откинувшись на спинку кресла, улыбнулся миллионер. — Честное слово, не ожидал от вас такой точной характеристики.

— По-моему, я не ошибся.

— Я этого не отрицаю. Налейте, пожалуйста, мне виски. Теперь, господин Светозаров, начнем о главном. Я прекрасно понимаю, что вы подвергаете себя риску. Но ваш риск будет… Как бы точнее выразить это слово? — Старый Билард изучающе посмотрел на собеседника. — Я, господин Светозаров, достойно оценю вашу услугу.

— Если вы, мистер Уоллес Билард, решили брать меня с этой стороны, — встал из-за стола Светозаров, — ничего не выйдет. Только на определенных условиях мы даем гарантию, что доходы вашей фирмы увеличатся на десять процентов. Надеюсь, вы не против такой прибыли?

— Коммерция — основной рычаг моей фирмы.

— Если желаете увеличить доходы, подпишите новый договор о сроках поставки станков и кузнечно-прессового оборудования.

— Он реальный?

— Как рост производительности труда.

— Это интересно! Чем вы можете гарантировать рост производительности труда на моей фирме?

Виктор начертил на листке бумаги корпуса станков, пометил цифрами их вес в килограммах и, глядя на повеселевшего миллионера, заметил:

— На каждом корпусе вы теряете тридцать — сорок килограммов литейного чугуна. На московском заводе «Станколит» разработана новая технология корпусного литья…

— Продолжайте, господин Светозаров, — выпрямился в кресле старый Билард. — Я уже подсчитал годовую экономию литейного чугуна в тоннах и долларах.

— Вторым резервом роста производительности труда является машинное время.

— Машинное?..

— Ваши станки каждую смену простаивают из-за переналадки полтора часа. Наши станкостроители разработали ряд приспособлений, позволяющих сокращать потерю машинного времени до минимума.

— Правда?

— Вы можете в этом убедиться через два-три дня.

— Сколько стоят ваши патенты?

— Один процент от роста ваших доходов.

— Вы успели и это подсчитать?

— Приблизительно.

— Итак, я раньше срока поставляю вам оборудование и станки, вы продаете мне патенты ваших приспособлений?

— Внедрение приспособлений на вашей фирме я беру на себя.

Сколько будет стоить техническое руководство?

— Оно не превышает цены одного зубодолбежного станка.

— Разве это мало?

— Для Советской России — капля в море.

— Может быть, но мой прадед начинал дело с кузнечного меха и наковальни. — Старый Билард наполнил фужер содовой водой. — Когда я могу познакомиться с патентами?

— Время — доллары!

— Патенты в вашей закупочной комиссии?

— Да.

Мистер Билард закурил сигару, прошелся по уютному

Залу и, выйдя на палубу, поднял на мачте плавающего домика зеленый вымпел. Минут через пять из канала выскочила лодочка и стала быстро приближаться к высокой скале.

Глава пятая

В гостиницу из города Антонио вернулся скучным, подавленным, прилег в номере Виктора на диван и отрешенно уставился в потолок. Светозаров видел, что Ривас чем-то встревожен, но докучать другу вопросами не стал. Антонио минут тридцать полежал на диване, чертыхнулся и швырнул на стол измятую газету. Виктор на первой полосе увидел марширующих франкистов и немецких штурмовиков. Подпись под снимком вещала: «Мадрид очищен от испанских коммунистов». Газету Светозаров выбросил в корзину и, взглянув на Риваса, спросил:

— Неужели они всю Испанию зальют кровью?

— Центральный комитет нашей партии призывает всех коммунистов к оружию. Я завтра отправляюсь на родину.

— Правда?!

— Сегодня я встречался с нашими моряками — коммунистами, ходил в ваше посольство…

— Антонио, но ведь у тебя советский паспорт?

— Он мне и помог. Ваше посольство зафрахтовало испанское торговое судно для перевозки станков. Я иду на нем до Одессы как советский специалист. А там…

Друзья помолчали и обнялись. Работа на фирме Биларда как-то сблизила их, породнила. Они так привыкли друг к другу, словно с детских лет росли под одной крышей.

— Решение партии для меня — приказ! — выпуская из объятий Виктора, сказал Антонио. — Ну, чего ж мы стоим? Я хочу сегодня приготовиться в дорогу.

Сборы в дальний путь были короткими. Виктор помог другу уложить в чемодан необходимое: чистую робу, бритвенный прибор, полотенце… Письма и подарки Антонио решил отослать из Одессы в Москву посылкой и печально пояснил Виктору:

— Жаль с ними расставаться, но так надо. Последнюю мою просьбу узнаешь завтра.

Вечер разлуки Светозаров и Ривас договорились провести где-нибудь за Нью-Йорком, подальше от городского шума.

Виктор позвонил в таксомоторный парк. Дежурный охотно принял заказ и заискивающе объяснил, что машина будет дожидаться; джентльменов у подъезда гостиницы.

Такси, как и обещал дежурный, через пять минут подкатило к «Волкоту». Виктор и Антонио сели в машину. Водитель вежливо осведомился:

— Куда прикажете?

— Хотелось в загородный ресторанчик, — ответил Виктор.

— О’кэй! — улыбнулся водитель. — Я отвезу вас в «Белые березы». В этом ресторане обычно собираются русские Эмигранты, но сегодня там свободно. Они в своем клубе встречают своего шефа — господина Троцкого.

Ресторан «Белые березы» оказался тихим, уютным местечком. Официант, угодливо сгибаясь, предложил гостям пройти в большой зал. Стилизация зала под Древнюю Русь поразила Виктора безвкусицей. Ему не хотелось садиться за тяжелый дубовый стол, накрытый белой скатертью, видеть ряженного под русака дылду с холодными судачьими глазами. Рыжий был одет в льняную рубаху, шитую на груди васильками, обут в лапти, на взлохмаченной голове у него гнездился картузик, в руках — двухрядка. Как только Виктор и Антонио остановились у стола, рыжий рванул на двухрядке «Коробейники» и запел:

— Ой, полна-полна уже когобоцка…

— Накройте для нас столик на террасе, — попросил Виктор официанта. — Рыжему передайте доллар и скажите, пусть не уродует русскую песню.

— Я могу итальянские, французские, немецкие, — получив доллар, похвалился горе-певец. — Желаете, исполню индийские…

— Лучше пойте свои, — посоветовал Светозаров.

— Могу и свои! — часто мигая красными веками, выразил готовность рыжий.

Тишина, чистый воздух, бархатистое небо над головой с крупными звездами и робкий шум листвы на деревьях действовали на Виктора и Антонио как-то успокаивающе. Они, сидя за круглым столиком, вспоминали Москву, радовались одержанной победе над Билардом и ни слова не говорили о разлуке.

Беседа друзей иногда прерывалась. Случалось это в те моменты, когда из зала на террасу доносились фальшивые «Коробейники». Виктор посылал через официанта неистовому певцу двадцать центов, чтобы тот наконец умолк, и друзья снова вспоминали то один случай из московской жизни, то другой… И все они им казались бесконечно дорогими, неповторимыми. Как-то само собой получалось, что больше говорил Виктор. Антонио иногда дополнял его рассказы, точнее — вставлял в них свои впечатления о Москве, но больше всего ему нравилось говорить о русском народе.