— У нас всегда будут проблемы с Ванессой, — ответил Филип. — Предоставь ее мне, дорогая.

— Поздно. Она уже наехала на меня сегодня. Нашла меня, когда я была одна в туалете. Она была просто вне себя из-за этих акций.

Филипа это, кажется, не тронуло.

— Эта женщина постоянно вне себя. Все пройдет. — Всем своим тоном он дал ей понять, что не хочет больше говорить на эту тему, но Чарли не намерена была уступать.

— Я не уверена, что все так просто, дорогой. Почему она была в таком гневе? Что ты ей сказал? Ты упомянул меня?

— Ничего особенного, но она сделала вывод, что ты займешь мое место в совете директоров.

— Я уверена, что Ванесса никогда не согласится на мое участие в совете. Она была очень разгневана.

Филип тронул ее за руку.

— Чарли, она хочет, чтобы я дал ей право распоряжаться акциями дочерей, не говоря уже о моих, но этого никогда не будет. Ты знаешь, что я не мшу на нее положиться. С ней вообще трудно разговаривать о детях. Можешь себе представить, каково бы мне было, если бы я заговорил с ней о делах?

Он так редко осуждал Ванессу, что Чарли не нашлась, что сказать.

— Мы с тобой сами решим, как нам поступить в интересах компании в целом и детей в частности. Ванесса здесь ни при чем. Согласна?

Чарли хотела было еще раз попытаться рассказать ему о ссоре, но сдержалась и попробовала подойти иначе.

— Не касаясь проблем с Ванессой, не думаешь ли ты, что лучше выбрать Уолтера или кого-то вроде него?

— Нет. — Филип был непреклонен. — Я работал как проклятый, чтобы упрочить положение компании, а Уолтер недостаточно решителен. Мне нужен человек, на которого я могу полностью положиться, человек умный, с которым я буду находиться в тесном контакте. С тобой мне будет легко находиться в тесном контакте, — с улыбкой добавил он. — К тому же нынешнему парламенту осталось проработать всего восемнадцать месяцев. Если мы одержим победу, я найду постоянного руководителя для корпорации. Если проиграем, все вернется на круги своя. Поэтому что бы ни случилось, ты недолго будешь оставаться в совете директоров. — Он искоса посмотрел на нее. — Прошу тебя, дорогая, сделай это ради меня, хорошо? — умоляюще попросил он. — Я уверен, доктор Муррей одобрит то, что я передам свою работу тебе. — Он улыбнулся. — Слава Богу, у меня есть ты, на кого я могу во всем положиться.

Чарли притворно вздохнула. Соглашение было достигнуто. Она ни в чем не могла отказать ему.

Ванесса быстро поднялась по лестнице в комнату Эми, надеясь, что дочь дома и еще не спит, но комната оказалась пуста. Был уже час ночи. Эми что-то говорила о том, что останется на дискотеку. Жаждущая поговорить с дочерью, слишком взвинченная, чтобы заснуть, Ванесса решила дождаться Эми.

После развода, размышляла она, детское восхищение, с которым Эми относилась к отцу, исчезло навсегда. Это было на руку Ванессе, потому что сейчас она хотела заручиться поддержкой дочери против Филипа. Однако это было нелегко.

Последний раз Ванесса была так расстроена в день похорон деда, но тогда она была убеждена в незыблемости своего брака. Смерть Эллиота Форрестера в возрасте девяноста четырех лет не была неожиданностью — он любил пошутить о том, кого он встретит на Небе, зная, что многие из его друзей уже там. И все же Ванесса очень тяжело перенесла эту смерть. Ее отец умер, когда она была совсем маленькой, а ее мать, суровая женщина, которая так больше и не вышла замуж, скончалась от сердечного приступа, когда Ванессе исполнилось только восемнадцать лет. Девушка была очень привязана к деду и привыкла во всем полагаться на него.

Последний путь Эллиота был именно таким, как он и предполагал. Машины, одна за другой, длинной вереницей стояли на дороге до Принлингтона, поселка на окраине Брайтона, в стороне от ведущего в Лондон шоссе. Местный цветочный магазин был не в состоянии справиться с заказом, поэтому часть венков привезли из Лондона. Самый импозантный — огромный венок из белых лилий, перевязанный светло-серой лентой, был прислан с Лазурного берега Сисси Тоскани, как ее тогда звали, дочерью Эллиота и одной из держателей акций. Сама Сисси не приехала; она была уверена, что отец понял бы ее отвращение к похоронам и мрачной зимней погоде Суссекса.

На панихиде в церкви присутствовало почти триста человек, многих из которых Ванесса не знала. Зато Филип приветствовал каждого по имени: местных членов парламента, лорда-наместника графства, командира полка, в котором когда-то служил Эллиот, и многочисленных аристократических покровителей благотворительных обществ, которые он поддерживал. Старик Эллиот, остававшийся в силе до самого конца, умер за работой; у него были со всеми прекрасные отношения — даже с теми бизнесменами, которых он обошел, и многие из которых были моложе его. Среди многочисленных членов «Ротари клаб»^[5] присутствовали служащие корпорации Форрестера и две элегантно одетые пожилые женщины, прибывшие отдельно друг от друга, с которыми Ванесса не была знакома. Она так и не узнала, кто они были, потому что, когда большинство участников похорон с кладбища зашли в дом, чтобы помянуть покойного, эти женщины не присоединились к ним. Ванесса потом долго размышляла над тем, кем же они приходились ее деду.

Поминки были впечатляющими. Старинные кремовые камчатные скатерти, накрахмаленные и выглаженные по этому случаю, покрывали огромные столы, принесенные для этого случая из местной церкви. На них возвышались блюда с домашними пирогами, тремя видами ветчины, бутербродами с копченой лососиной, тонко нарезанной жареной индейкой и любимыми Эллиотом кексами с изюмом.

А еще Филип знал, что кроме кексов Эллиот любил заключать сделки в оранжерее и любовные приключения, которые начинались с прогулки к летнему домику.

Обычай требовал, чтобы Ванесса и Филип безупречно выполняли свои роли. Каждый знал, что он должен делать: ставить стаканы, открывать бутылки, смотреть за молодежью и поддерживать беседу со стариками. Со стороны брак Филипа и Ванессы выглядел гармоничным.

Наконец все ушли, включая помощников и викария; Эми и Луизу отправили ночевать в дом друзей. Когда стало темнеть, Ванесса, чувствуя себя немного опьяневшей, прошла по дому, собирая оставшиеся пустые стаканы. Филип, склонившись над раковиной, их мыл. Он выглядел таким домашним. Глядя на него, она вспомнила прежние времена, когда он еще не был слишком занят, чтобы помогать ей по дому.

Внезапно боль утраты пронзила Ванессу. Она почувствовала необходимость в человеческом участии и прижалась к Филипу. Он застыл. Она притворилась, что не заметила этого, и положила голову ему на плечо. Они оба не двигались. Это продолжалось всего мгновение, но Филип остался безучастным, и Ванесса, смущенная, отошла от него.

Он вытер руки и медленно, как будто почувствовав ее настроение, обнял ее за плечи.

— Ты хорошо поработала сегодня, хозяйка, — с улыбкой сказал он.

Ванессу это не успокоило. Она чувствовала, что его объятие было начисто лишено чувственности, и попыталась вспомнить, когда они в последний раз занимались любовью по-настоящему; не сексом по обязанности, как все супружеские пары (и даже это было уже несколько недель назад), а так, чтобы не спеша разбудить страсть друг друга. Это было так давно, что уже начало беспокоить ее.

Убрав посуду, они сели перед горящим камином смотреть телевизор. Если раньше они могли просто поговорить друг с другом, то теперь телевизор стал третьим партнером в их браке, снимая стрессы и напряжение жизни, но и одновременно отнимая доверительные отношения.

Панихида заставила Ванессу задуматься о том, что она тоже смертна. Она больше не хотела жить без любви; не хотела напрасно тратить отмеренное ей время. Инстинкт толкал ее совершить что-то сегодня, еще до того, как они пойдут спать и, следуя обычному ритуалу, почистят зубы, заведут будильник, сделают пятиминутную разминку и закроют собак на кухне.

Сейчас был как раз подходящий момент здесь, у камина заняться любовью. Кто знает, когда они еще останутся в доме одни? В эти дни рядом постоянно кто-то был: дети, соседи, коллеги Филипа.