ды над собой достойна нашего самопризнания и прочтения. В

эмиграции оказалось так много наших любимых писателей, зна-

комых по прошлой жизни. Это и Василий Аксёнов, и Владимир

Войнович, Дина Рубина, Анатолий Алексин, Григорий Канович, Эдуард Тополь и Александр Генис, Анатолий Гладилин... этот

список, безусловно, можно продолжить, но я о другом. Не они

авторы Дневника эмиграции последней волны 90-х. По законам

этого жанра, где каждая строка пишется собственной болью, я

выскажу, возможно, спорную мысль, но тот, кто живёт в эмигра-

ции, меня поймёт. Эмиграция для людей известных и для обыч-

ных людей «из толпы» это абсолютно разные траектории, с

разными законами выживания и разной степенью болевого шока, 35

Ирина Цыпина

хотя сравнения здесь едва ли уместны. Об «окаянных днях» эмигра-

ции 90-х когда-нибудь расскажут страницы прозы наших соотече-

ственников, написанные в Израиле и Канаде, Америке и Германии, Италии, Бельгии, Норвегии, ЮАР, перечень бесконечен.

«Эмиграция это не только опыт жизни в параллель-

ном мире, но и вход в новое направление в философии, спо-

собной обнажить суть человеческой действительности до

белизны костей», «Я не еврей, я гораздо «хуже» (здесь мож-

но смеяться), я настоящий изгой, одиночка, тотальный и

безнадежный нонконформист. Когда кого-то унижали, это

всегда унижали меня, благодаря этому у меня всегда были

хорошие друзья и истинные враги. Увы, друзей стало мень-

ше, значительно меньше, теперь мои друзья постигают

философию эмиграции», сколько пронзительной, выстра-

данной мудрости в этих скупых мужских строках, сколько за

ними пережитых испытаний.

«Мне хочется думать, что в Израиле люди ближе друг

другу, их должно объединять чувство опасности, чувство

постоянного присутствия врага. Или я ошибаюсь?»

(В. Обо-

дзинский)

Ну что ответить? Как неоднозначны люди и их поступки?

Что нет логики в человеческом несовершенстве, и что даже в

декорациях войны не только любят и сострадают, но и лгут, пре-

дают, изменяют, даже себе?

И всё же в мире людей есть огромный нравственный потен-

циал, когда мысли и переживания выходят за пределы географи-

ческих границ, когда нормальная человеческая реакция на про-

исходящие безумства, войны и катастрофы это строки, обра-

щенные к людям, которые еще не разучились чувствовать чу-

жую боль. И строки эти написаны не у нас, на горящей земле, а

в благополучной, элегантной Европе:

«Когда теракт происходит в любой точке Земли, я вижу

вину в этом всего мира. Не знаю, как у вас, но здесь все

новости начинаются с трупов, а заканчиваются либо фут-

36

Бегство из рая

больными победами либо бриллиантовой жизнью кинозвезд.

Я все больше убеждаюсь в том, что мы живем в эпоху мо-

ральной гибели цивилизации».

Проза эмиграции. Новая волна. Новые имена. Чаще эта ли-

тература представлена на интернет-сайтах и самиздатом, в рус-

скоязычных газетах и журналах; она еще не обобщена серьез-

ными издательствами, еще не признана корифеями литературы

и дотошными критиками, она еще в пути... В поиске форм и кон-

струкций, стиля и ритма, но не сюжетов; сюжеты выбраны Вре-

менем, в котором живём и в котором заново учимся жить.

Если бы это были только примитивные штампы эмиграции о

профессорах, моющих тарелки в грязных забегаловках, или об

уборщиках мусора, имеющих третью степень по философии, о

растерянных женах, сбегающих от молодых здоровых мужей к

местным старцам-миллионерам или о рабском труде на чужих

плантациях, о детях, заброшенных и забытых неудачливыми

родителями или о бездомных, сломленных неудачами... Если бы

только об этом, то можно было бы сказать, что это эмигрант-

кая «чернуха», «негатив»; наслышаны и устали. Хотим, нако-

нец, уйти и забыть!.. Но эмиграция стала не просто частью на-

шей жизни, она уже сама жизнь и постепенно вытесняет все

наши прошлые сюжеты на периферию памяти, чтобы когда-ни-

будь их уничтожить, сжечь, как забытые ненужные письма. И

это опасно; беспамятство всегда разрушает личность, оно ци-

нично и примитивно по своей сути, даже если мы и захотим всё

забыть в силу инстинкта самосохранения.

«Жизнь нас несёт в своём потоке, мы подчиняемся так

или иначе, даже если пытаемся переменить её ход. Наше

прошлое оттуда и настоящее здесь, эти две зоны не

должны соприкасаться, так же, как два полюса высокого

напряжения, в противном случае возникает психический

шок, который больно бьёт, а иногда убивает. .», читаю

страницы Алекса Рубина из Чикаго. Странно, но я тоже к этому

пришла, хотя не сразу. Старые фото, старые письма и адреса, 37

Ирина Цыпина

номера телефонов «оттуда» всё бережно храню, но призна-

юсь: на самой далёкой полке или в закрытых на ключ выдвиж-

ных ящиках стола Помните детскую сказку о чёрной комна-

те, в которую вас просили НЕ ВХОДИТЬ?

Аналогичные ощущения ... Волнение и страх...

«Родина это не березы и не троллейбусы, родина

это близкие люди, которых нет рядом. А значит, и родины

нет...», я читаю на страницах интернета самый шоковый по

восприятию роман, роман эмиграции. Мысли сотен людей, скон-

центрированные в едином эфирном пространстве, кричащие в

бесконечность, незащищенные и до прозрачности чистые пуга-

ют своей завершенностью:

«После многочисленных экспери-

ментов над собой и в результате многолетних наблюдений

я пришел к выводу, что главной и, возможно, единственной

причиной всех бед человечества является ложь с ее зароды-

шем самообманом...»

Исповедальные строки эмигрантов. Похожие судьбы. Моё

поколение. Жесткая непридуманная хроника страшных лет.

«Из моей области за один год выехало 20 000 (!!!) еврей-

ских семей, не человек, а семей! Об этом никто не говорит.

Уехали все мои друзья, разбрелись по всему миру, я каждый

день видел их окна, ставшие для меня безглазыми черными

дырами. В конце концов я тоже разбрелся по всему миру

Америка, потом Польша»

Эту страшную правду когда-нибудь будут изучать, как исто-

рический документ, факт жертвоприношения Культуры в период

падения высочайшей Империи, которую её лукавые правители

не смогли, не захотели ни защитить, ни спасти, ни сохранить.

«Страшно и мерзко мне было видеть народ, ликующий

Освобождение квартир Украина без жидов и москалей.

Я видел, как в одной из лучших библиотек моего города моло-

дые девочки-библиотекарши со смехом снимали со стен пор-

треты русских писателей, чтобы потом сжечь их во дворе...»

«Холокост... новый, но уже нравственный, Холокост. ?»

38

Бегство из рая

И как ответ другое мнение, другая позиция, другой подход:

«cравнивать эмиграцию с Холокостом (дословно, с со-

жжением), по-моему, совершенно неправильно. Эмиграция

это выбор, при Холокосте выбора не было».

До сих пор помню гарь вокзалов, усталость и опустошен-

ность; казалось, что не хватит сил... Хватило.

«ни одна та-

можня не сумела у нас отобрать наши знания, нашу лю-

бовь к книге, нашу культуру».

И наши дети, уже рождённые в других странах, не удивляй-

тесь, всё чаще берут в руки русскую книгу, наверное, чтобы

понять нас, неисправимо «русских» родителей...

«У дочки в университете есть предмет «Русская лите-

ратура», на который она неожиданно записалась. Они чи-

тают в оригинале Зощенко и других писателей и потом пи-

шут сочинения, делают доклады по прочитанному. Кроме

русских студентов, есть даже два американца. Сейчас они

пишут сочинение как ты думаешь, о чём? Об эмиграции!»