Шибынтаев протянул кружку Сержанову.

Оглушенный льстивыми словами генерального, Бакбай заробел вначале, затем изучающе поглядел на окружающих его людей. Ему ли не знать: обычай такой у разведчиков есть — выпить за удачу. Но самому участвовать в подобных праздниках еще не приходилось. Не было и подобных случаев!

Мастер бурения растерялся. Выпить, разумеется, он мог. Если понадобилось бы, осушил и кружку. Робел он больше оттого, что вдруг оказался самым заметным человеком в кругу начальства, да еще такого высокого. А он кто?

— Смелее, Бакбай! — поторапливали его совсем чужие люди, фамилий которых он даже не знал.

— Тяни до дна, твой праздник! — крикнул Науканбек.

— А ты знаешь, что бутылка — из золотых запасов директора, она изымается из сейфа раз на веку? Не веришь — посмотри на этикетку. Небось годков двадцать ждала тебя, голубушка… стояла в темном углу сейфа, — разъяснял Шибынтаев.

— Хлебни сколько сможешь, — сочувствуя другу, подсказывал Казыбек.

— Кто смел, тот два съел! — послышалась шутка.

Измучившись сомнениями, Бакбай, так и не приложившись губами к кружке, вдруг протянул ее начальнику экспедиции Серикову.

— Э-э, нет, брат! — шеф отвел его руку. — Не тот заход. Сказано же: виновнику торжества.

— Пей! — приказал Кудайбергенов, глядя на Бакбая строго. И Бакбай решился. Отпил глоток, другой и тут же сунул угощение в чьи-то ближние к нему руки. Ближние руки были Таира Унисьяновича. Тот, не проявив жадности, пустил ее по кругу.

3

Открытие руды на Шокпаре произошло в лютые холода, что затрудняло завершение работ. По прогнозам синоптиков, январь и февраль обещали быть рекордными по количеству осадков. Для постоянного бурения требовалось еще немало человеческих усилий.

Кудайбергеновым обуяло рвение во что бы то ни стало завершить разведку. Полагалось быстро оконтурить рудоносную зону.

Об открытии на Шокпаре Ильяс тут же доложил в министерство. Все это было зачислено ему как успех, завершающий трехгодичные поиски. Министр вежливо поздравил Кудайбергенова, но советовал не спешить с реляциями и не расхолаживать коллектив разведчиков.

— Доводите ваше открытие до ума, как положено, — закончил беседу с генеральным министр.

Завидную энергию проявлял теперь во всяком начинании Курманбай Сериков. Его старание хорошо понимал Ильяс Мурзаевич. Начальнику актасской экспедиции только что отметили шестьдесят. Дела у него за последние годы шли ни шатко ни валко. В управлении поговаривали об отправке Курманбая Сериковича на отдых. Ведь за нерасторопность Серикова придется кому-то отвечать. Не лучше ли списать все недостатки на ушедшего на пенсию? Такие мысли вертелись в голове Ильяса Мурзаевича, хоть Курманбай Серикович был по-человечески ему дорог, ни разу не подвел за многолетье совместной работы.

Сериков чувствовал приближение грозы, потому был особо учтивым при встречах и безупречным в выполнении прямых распоряжений шефа. Открытие Шокпара было спасательным кругом для утопающего в житейских волнах. Только глупец мог упустить подвернувшуюся возможность для поправки расшатанной временем и невезением репутации. Шокпар — был единственным спасением не только ему. Если подтвердится их открытие после оконтуривания залежей, грядет истинная сенсация, прозвучит по всем росстаням гром победы! Чьей? В том числе и Серикова, без начальника экспедиции, организатора поиска, никак не обойтись на любом торжестве по этому случаю. Разведчиков ждут не только благодарности в приказе генерального, но премии и награды, а возможно, и более высокие почести. «Сам-то Кудайбергенов отхватит себе государственную премию, — рассуждал Сериков. — Нет уж, Курманбай, постарайся и не упусти момента! Твой наступил звездный час!»

Впрочем, стоит ли упрекать Серикова за такие честолюбивые мечты? Человеку хотелось достойно завершить свою скитальческую эпопею вполне логичным итогом. Разве он меньше других выкладывался на работе? Не везло, что тут поделаешь? И вдруг словно озарение…

Через неделю после памятного полета с генеральным в горы для обмывания удачи Сериков положил на стол Кудайбергенова проект детальной разведки Шокпара. В сшитке листов было указано все: количество станков, численность обслуживающего персонала с поименным списком бурильщиков, строительство жилья, укладка дороги с мостами. Даже смета на многомиллионную сумму, рассчитанная по рублям и копейкам.

Комплекс работ на ближайшие пять-шесть лет…

Единственной незаполненной графой в том проекте оставалась фамилия начальника новой партии. Но и на этот счет у Серикова готовы свои соображения.

Курманбай Серикович предложил назначить преемником дел на Шокпаре своего воспитанника, Бакбая Сержанова. Имя этого джигита в те дни было на устах всех рудокраевцев. Однако в своих рассуждениях о будущем начальнике разведки Курманбай встретил упрямого оппонента в лице Казтуганова. Главный геолог экспедиции лучше любого и каждого знал Бакбая. Казыбек не жалел добрых слов в адрес своего друга: блестящий знаток буровой техники, но слишком горяч характером, не всегда ладит с людьми, максималист в решениях. Ко всему прочему славный работяга этот не имел даже техникумовского образования. «На одном энтузиазме, — вел свою линию Казыбек, — сейчас далеко не уедешь. А Шокпар, несмотря на кажущуюся щедрость, имеет непростой нрав, хорошо прочувствованный геологами за три мучительных года поисков».

Сериков попытался на первом же обсуждении кандидатур смять доводы Казтуганова. Он пребывал в плену очарования этим скуластым, горячим в работах бурильщиком. Курманбай срывался в спорах, обозвал Казыбека эгоистом, недоброжелателем, чем сильно расстроил младшего коллегу.

— Илеке, рассудите нас с Казтугановым, — с отчаянием в голосе доказывал Сериков. — Ну, кто сейчас в начальниках партий? Это же, как правило, хозяйственники, отставные профдеятели, просто выдвиженцы… А я предлагаю вполне достойного человека, можно сказать — героя! У Сержанова легкая рука. За ним в огонь и воду пойдут люди. Ему и карты в руки, коль игра пошла на крупный успех. А специалистов — подбросим. Да я и сам готов перезимовать на Шокпаре… Под моей рукой Бакбай всегда ходил, словно объезженная лошадка, и рвения парню не занимать. Маловато организаторского опыта? А мы, старшие, так ли уж все знаем? Пошлем слишком опытного — дурить нас станет, собьется на халтуру, завалит отлично начатое дело.

Он был красноречив и изворотлив в словах, этот не желающий стареть седовласый Курманбай. Его рассуждения показались Кудайбергенову более зрелыми и практичными, чем осторожные прикидки не столь опытного в оценке людей Казтуганова. Генеральный не сразу, правда, но принял сторону Курманбая.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Кали Жаксыбеков во второй половине дня посетил Акбулакский рудник. Он успел к началу смены, вместе с горняками спустился под землю. На такой шаг директора комбината позвало сомнение в правильности действий руководителей добычного предприятия. Основная нагрузка в выемке сырья на-гора длительное время падала на четвертый участок… Возглавлял его, правда, известный в рудной промышленности Евграф Чистяков, отставной морячок-подводник, заслуживший два ордена после выхода в отставку, все время рвущийся со своими «братишками» на рекорд… Но почему по всякому поводу Чистяков да Чистяков? Чем занимаются остальные участки? Почему их не видно по рапортичкам за декаду, за месяц? Не видно и не слышно…

Жаксыбекова беспокоило это бумажное благополучие с планом. За ним виделась какая-то неустойка с делами. По крайней мере с воспитанием молодой смены. Опытному горняку в прошлом, Кали Наримановичу мнились в работе рудника скрытые подвохи, которые имеют привычку обнаруживать себя в самую неподходящую минуту, когда уже поправить дело невозможно. Кали радовался вовремя обнаруженной прорехе в делах не менее, чем действительному успеху. С упущениями в горном деле он справлялся на удивление находчиво. Но надо было их своевременно заметить!