А квартирная хозяйка, выгнавшая на улицу больную женщину с маленьким сыном, билась, билась о железную дверь, запертую с той стороны на замок, кричала, кричала и докричалась. В замочную скважину вдруг кто-то с силой заорал, раз, другой, а после грохнул то ли кулаком, то ли чем потяжелее.

– Черти! – рявкнула хозяйка, думая, что это хулиганье.

– Они и есть! – завыли в замочную скважину. – Пришли по твою поганую душу!

– Ай-ай, – завизжала хозяйка, с ногами забираясь на скрипучую узкую кровать, где еще сохранилось тепло от больного тела квартирантки.

– Отдавай свою душу! – засвистели, захрюкали в замочную скважину.

Хозяйка, мелко дрожа, принялась креститься, бессвязно лепетать что-то о Боге и тут, забилась в истерике:

– Помоги! Господи, помоги!

– Не поможет! – доложили с той стороны двери и все стихло.

Она еще долго тряслась и сидела на кровати, подобрав под себя ноги, а утром вспомнила о сотовом телефоне в кармане. Набрала службу спасения, кратко рассказала, что заперли и надо бы замок взломать.

Приехали бравые ребята, взломали, открыли. За хлопотами о новом замке, она и думать позабыла о вчерашнем происшествии, но семеня вслед за слесарем, пришедшим из управленческой конторы вставить новый замок, услышала характерное хрюканье и посвистывание:

– Отдавай свою душу!

– Ай-ай, – бросилась она вперед слесаря и припадая к стене, обмочилась.

Слесарь глядел с удивлением то на нее, то на дворовых пьяниц притулившихся у подъезда. Пьяницы откровенно и нагло рассмеялись на ее позор, хамы смеялись над хамкой, какая ирония!..

Гитлер Гитлером, а жизнь идет!

Елене Дашковой за восхитительную историю…

Фриц еле дождался, когда начальник, сделав очередное распоряжение, вышел из кабинета. Метнувшись к массивному письменному столу, достал из нижнего ящика сложенный вдвое листок бумаги и нахмурился, недоумевая. Насколько он понимал, такого телефонного номера не могло быть!

Фриц сник, понял, что женщина из парка над ним подшутила.

В двери вежливо постучали. Фриц вскочил, торопливо сжав бумажку с номером в кулаке.

В кабинет заглянул подчиненный, Фриц суетливо передвигаясь по кабинету, переложил на молоденького служаку все распоряжения начальника и выбежал вон.

В голове его прокрутилось:

«Гитлер гитлером, а жизнь идет!»

Фриц ринулся в парк, где накануне, примерно в пять утра, он ее и встретил…

Ему часто не спалось, мучило заболевание сердца и нехватка воздуха. Спал он всегда с раскрытыми настежь окнами, но в эту длинную, предгрозовую ночь воздуха не было вовсе, ничто не проникало вовнутрь комнаты дома, где маялся Фриц. Проворочавшись до трех утра он не выдержал, схватил подушку и вышел из дома. До парка с его буйными зарослями сирени было рукой подать. Фриц выбрал скамейку и улегся, подложив подушку под голову, вдыхая восхитительный запах сирени, моментально уснул.

– Вот это мило! – громко произнес кто-то.

Фриц открыл глаза. Над ним стояла, чуть наклонившись, женщина. Он с удивлением ее разглядывал. Женщина, едва ли моложе него самого, но не забитая и сгорбленная, не в платке и мужицких сапогах, как он привык видеть повсеместно, а красавица, с прелестной прической, в платье синим горошком, в туфельках на высоких каблуках. Правда, женщина была немножко пьяна, но Фриц моментально простил ей эту маленькую слабость за восхитительно-свежий аромат духов, что окутывал ее всю с ног до головы, будто облаком.

– Ты что с костюмированного бала сбежал? – спросила женщина.

Фриц понимал по-русски и говорил по-русски, правда, с акцентом, но это ничего, не в разведшколе, в конце концов, ему экзамены сдавать. Он встал, оправил форму, в которую переоделся перед выходом из дома, не в кальсонах же в самом деле было путешествовать, пускай даже ночью!

Фриц вежливо склонил голову перед женщиной и назвался:

– Фриц!

– Хельга, – присела она в книксене и расхохоталась, увидев его недоумение, – да ладно, меня Леной зовут или Еленой Прекрасной!

– Елена Прекрасная, – автоматом повторил он.

Она кокетливо рассмеялась. У нее были серые глаза и обаятельная улыбка.

– Вы не русская? – догадался он, не в состоянии понять, как в таком маленьком поселении раньше не заметил столь чудесную особу.

– Русская? – покачала она головой, отвечая вопросом на вопрос.

Ее говор, мягкий и успокаивающий говор, ее грудной голос, окончательно его обворожили.

Фриц не был женат, он участвовал в великих походах Гитлера и, хотя только недавно осознал, что военной жилки в нем нет, повернуть время вспять было уже не под силу, и потому-то Фриц утешал себя философской мыслью: «Гитлер гитлером, а жизнь идет!»

Фриц был истинным арийцем, высоким, белокурым, голубоглазым, где-то в Германии, возможно и подрастал его ребенок. Подчиняясь приказам фюрера многие девушки из добропорядочных семей желали увеличить арийскую нацию, но краткие романы не перерастали в настоящую любовь и Фриц в душе своей сожалея об общем безумии беспорядочных связей отошел от этого занятия, с головой погрузившись в военную карьеру, которая и привела его в богом забытое русское поселение с мрачным недоверчивым народом.

– Елена Прекрасная, – произнес он.

Она наклонила голову, приготовившись слушать.

– Я не знаю, куда вас, здесь пригласить, но неподалеку есть городок, где в кафе, по вечерам, играет маленький оркестр из военных музыкантов, где вкусно кормят и подают отличные блюда.

– Свидание? – спросила она и оценивающе его оглядела. – Я согласна!

Достала из сумочки, что висела у нее на плече нежно-розового цвета блокнотик и карандаш, начиркала что-то, подала ему:

– Позвони мне часиков в шесть вечера, договоримся, где встретиться и поедем!

Он машинально сжал бумажку с телефонным номером, а Елена, послав ему воздушный поцелуй, быстро растворилась в зарослях сирени.

На следующее утро Фриц снова был в парке. Сидел на той же скамейке, нервно теребил листок бумажки с цифрами несуществующего телефонного номера. В пять утра он услышал постукивание каблуков, из зарослей сирени вышла она.

– Елена Прекрасная! – вскочил он.

Она насмешливо улыбнулась:

– Что же ты не позвонил?

– Такого телефонного номера не существует! – горячо возразил он.

– Ладно, – вздохнула она, недоверчиво его, оглядывая, – тогда пойдем!

И взяв его за руку, повела за собой.

– Фриц или как там тебя по-настоящему, я живу неподалеку, приглашаю к себе на чашку чаю!

Фриц кивнул, соглашаясь. Чаепитие в его понимании не выглядело предосудительным.

Елена Прекрасная уверенно вела кавалера по заросшей тропинке. В который раз, Фриц скривился от презрения, русские ленивы и не любят прибирать в местах общественного обитания, потому и леса у них в буреломах, парки в крапиве, лебеде, а кладбища опутаны вездесущими зарослями вьюнов.

Но наконец, они вышли из парка, и Фриц замер вырвав руку из руки своей спутницы. От панорамы высоких многоэтажных домов у него захватило дыхание.

– Хельга, – обратился он к Елене Прекрасной, от волнения переходя на родной немецкий язык, – что это?

– Мой город, – тоже на немецком, ответила она.

– А ты кто? – испытывая безотчетный ужас, прошептал он.

Она пожала плечами.

– Я – это я!

Он пытался собраться с мыслями и успокоиться, сердце билось в бешеной пляске.

– Хельга – это невозможно! – ткнул он пальцем в сторону высотных зданий. – Русские дома маленькие, с сараями и грязными свиньями.

– Возможно! – кивнула она. – Но это – реальность!

– Хельга! – простонал он, хватаясь за грудь. – Кто ты?

– Тебе плохо? – спросила она.

Он опустился на землю. Спасительная прохлада мягкой травы едва ему помогла.

Елена торопливо набирала на сотовом телефоне «03».

– Что это? – спросил он, с трудом шевеля посиневшими губами, указывая на сотовый.

– Телефон, – бросила она и расстегнула ворот его кителя, – ты что сотовые телефоны никогда не видел?