Денис, с отчаяния крикнул и еще раз крикнул. Внезапно, кто-то ответил. Издалека и точно таким же криком. Востряков вцепился себе в волосы. Сошел с ума? Алкоголики, говорят, регулярно попадают в «дурку»! Эхо? Но какое эхо в дачном поселке?
Денис разразился слезами. Всхлипывая, он принялся собирать немногочисленные пожитки, с которыми пришел на дачу. Запер дом и по своим следам полез к далекой тропинке, что протоптали немногочисленные дачники, набегающие с проверками в свои владения днем.
Однако не успел пройти и пары шагов, как услышал крик. Крик, полный отчаяния пригвоздил Вострякова на месте. Что это? Голос, до боли похожий на свой собственный.
Все, допился до чертиков, решил Денис и крестясь, беспрестанно оглядываясь, максимально ускорился.
Крик повторился. Уже ближе. Востряков побежал. Выбиваясь из сил, рванул через лес, не теряя тропинки, выбежал, наконец, на пустую автомобильную дорогу, по которой без передышки бежал два часа до города.
Крик повторился еще дважды, но уже где-то там, на дачах. Кто-то, страшный, искал его, Дениса Вострякова…
Ни весной, ни летом Денис, примирившийся с семьей, на дачу не ездил и начинал дрожать только при упоминании о дачном поселке. Его история не давала покоя домашним и проведя собственное расследование, Востряков-старший, наконец, докопался до сути.
В один день он привез с дачи в квартиру мужика. Загорелого, обросшего, корявого и угрюмого. После недолгих разговоров за обеденным столом, на кухне, когда мужик угостился парочкой, другой стопочкой водки, он рассказал недоверчиво слушавшему его Денису о зимней ночи, когда кто-то принялся кричать в пустом дачном поселке и он, мужик, естественно пошел на помощь. Но так никого и не нашел, хотя и проискал всю ночь.
Денис, бросивший с тех пор пить, вздохнул с облегчением, выразив вслух надежду, что теперь-то уж перестанут сниться ужасные сны с чертями. А на вопрос, что же сам мужик делал в зимнее время на даче, без удивления услышал историю о пьянстве мужика, за что и был изгнан родственниками с благоустроенной квартиры, недаром не только истории, но и голоса их оказались так похожи…
* * *
Кристина Шмелева, тридцати лет роду, мать-одиночка, заболела. С вечера она почувствовала себя плохо и решила повременить с переездом. Вздохнув о несговорчивой, злобной и алчной квартирной хозяйке, Кристина слегла.
Решение с переездом в деревню, в глушь далось нелегко, но имея на руках десятилетнего сына, не больно-то порассуждаешь, либо плати за съемную квартиру, либо катись на улицу. Никто не заплачет, всем глубоко и тщательно по фигу. Родственники налетели бы, будь она успешна и богата, но Кристина нуждалась в помощи, нуждалась в деньгах, кому она такая была нужна?
Сама виновата, злопыхала мать и поджимала губы, запираясь в своей квартире от родной дочери и внука, сиротливо приютившихся на ступеньках лестницы в холодном подъезде.
Мы сами едва живы, докладывала старшая сестра Кристины, поспешно дожевывая крупный кусок буженины и не пуская младшую сестру с племянником дальше порога своей навороченной богатой хаты.
Ты меня обокрала и я тебе ничего не должен, наскакивал на Кристину бывший муж и хватался за бутылку с вином, как за спасение, прячась от осуждающего взгляда сына.
И вот, Кристина слегла. В деревне их ждала четвертинка столетнего, заросшего мхом, бревенчатого дома. На большее, чем четвертинка, Кристина заработать не смогла. И то крутилась, вертелась, билась на трех-четырех работах три, нет, четыре года.
Сын ходил в школу, а после школы впрягался, помогал. Кристина работала круглосуточно, изредка только падая в кратковременные обмороки, схожие со смертью. Ипотека, мастерски пускаемые слухи о так называемых кредитах, все это Кристину не касалось. У нее не было стабильной и хорошо оплачиваемой работы, а были подработки. На одной работе, как правило, много не заработаешь. Ипотека, кредитование все это актуально для дружных, крепких семей, а не для матери-одиночки.
Кристина с тоской оглядывала зашарпанные стены съемного жилища и думала о воровской стране, в которой ее угораздило родиться. Будто в ужасном сне, будто в геенне огненной оказалась она, наедине со своим горем, которое должно было бы стать счастьем, маленьким сыном на руках.
Она размышляла о своей хамоватой хозяйке и вспоминала описания ужасов нищенской жизни у Достоевского.
Не стало Советов и моментом русские скатились обратно, к царизму, будто и не карабкались с советской властью к свету просвещения. Хамы комментируют в интернете, осыпая то или иное видео, фото, просто чей-то пост, матом, от которого тошнит. Хамы бродят по улицам городов, пьют, курят и вворачивают матерные словечки, считая свою речь нормальным разговорным языком. Ненормативная лексика звучит с экранов телевизоров, только в последнее время что-то государи-императоры спохватились, сделали вид чрезвычайно озабоченный воспитанием молодежи и велели перекрывать, во всяком случае, на телевидении, мат характерным пиканьем. Но остались книги, правда, не книги, так, книжонки, где герои, совершая подвиги обязательно матюкаются. Вот и хозяйка квартиры – та еще хамка.
Кристина не знала, как договориться с наглой бабой. Денег доплатить уже не было, все ушло на покупку части дома, и с трудом приподняв голову от подушки, она поглядела на бабу, разозлившуюся на больную квартирантку:
– Чего разлеглась? Вали отсюдова! – заорала хозяйка с порога. – Завтра у меня смотрины назначены, люди придут смотреть, а тут ты валяешься, пошла!
Завизжала она, не скрывая агрессии.
Сын Кристины бросился к маме, заплакал, обнимая ее слабые плечи.
Хозяйка ждала, невменяемая, наглая и тупая в своей алчности.
Кристина кое-как встала, оделась и, припадая, побрела с сыном к входной двери. Сын прихватил сумку с документами и, взвалив две сумки на плечи, все их добро, устремился к выходу, где привалившись к стене, еле дышала, больная мать.
Хозяйка схватилась за входные двери, но маленький Шмелев ее опередил и ловко, так что та ничего не сумела понять, ухватил ключи, запер входные двери, а ключи в карман сунул. Ключи эти были единственными, других жадная баба не сделала, вроде бы должна была сделать для себя дубликат, но не смогла преодолеть собственную алчность и потратить сколько-то рублей на еще один ключ, она надеялась, сделают квартиранты. Как всегда, в таких случаях, надеются твари и им подобные, те, кто наживается на бедах и несчастьях других людей, сдавая хламное жилье и мебель с помойки, мол, квартиранты ремонт сделают и мебель купят, глядишь, при переезде, чего оставят, а хозяйка-то и приберет, к себе на дачу, а что получше и в собственную квартиру, оставляя опять хлам уже для следующей партии квартирантов.
Кристина безразлично слушала крики бывшей хозяйки, сын не дал ей вмешаться, а повлек за собой на холодную улицу, на остановку, в автобус, где до вокзала, она поспала с часок привалившись к плечу сына, а после, едва очнувшись, оказалась в тепле зала ожидания. Сын на последние деньги купил два билета на позднюю электричку и, сбегав в аптеку, приобрел дешевого аспирина, принес бутылку простой воды, заставил Кристину выпить две таблетки.
Она выполняла все, что он требовал, послушная его действиям и приказам. Через два часа тряски в полупустой электричке, они вышли на одинокий полустанок и побрели в сторону дома.
Четвертинка дома была не обжитой, но готовой к приему долгожданных хозяев. Добротная мебель была оставлена при продаже и Шмелев младший быстренько перестелил кровать, используя собственное постельное белье, из сумки. Мать он уложил и она мгновенно уснула, едва даже понимая, где и что, она оказалась.
Мальчик затопил печь и, используя долг гостеприимства, который еще жив в наших деревнях, отправился к соседям, занимавшим большую часть дома. Соседи, большая дружная семья, узнав, в чем дело, ахнули и кинулись помогать. В некоторых ситуациях, чужие люди становятся роднее родных, так и тут произошло.