справился лишь со стенами, сложенными из огромных кам¬

ней. Но то, что было разрушено, наспех починили хорез¬

мийцы, должно быть, именно здесь располагались их вой¬

ска.

Опоры моста через Куру тоже уцелели, но на них были

настланы теперь какие-то жалкие деревянные мостки.

Весь город был похож на кладбище. Напрасно надеялся То¬

рели, что, может быть, остался целым дворец Русудан или

хотя бы его развалины.

Тоска по Цаго вспыхнула с новой силой. И было у То¬

рели такое чувство, что он не возвратился в родной и

649

любимый город, а спустился в холодное, мрачное, пустын¬

ное подземелье. Город напоминал склад гробниц, нагро¬

можденных друг на дружку беспорядочными рядами»

А сколько счастливых людей, сколько веселья и шума,

сколько торговли и ремесла, сколько вина и яств, сколько

шуток и смеха было здесь шесть лет назад.

По улице босая девочка вела слепца — седого, обо ¬

рванного, заросшего бородой человека. Слепец одной ру ¬

кой ухватился за плечо девочки, а в другой держал палку,

которой шарил и постукивал впереди себя. Торели поду¬

мал, что девочка тоже испугается его вида, как испуга¬

лись недавно мальчишки-рыболовы, и встал в укрытии в

проломе стены.

Девочка подвела слепого к тому месту, где стояли рань¬

ше палаты Русудан, и усадила его на камень. Она что-то

сказала ему, а сама повернулась и побежала вниз по

склону.

Торели вышел из своего укрытия и подошел к одиноко

сидящему на камне слепцу.

—

Не заслоняй солнца,— сказал слепец довольно грубо

и нетерпеливо махнул рукой.

Турман похолодел — это был голос Ваче. Турман ото¬

шел в сторонку, чтобы не загораживать солнце, и стал

приглядываться к слепцу. Нос горбинкой, толстая, чуть

отвисшая нижняя губа. Все точь-в-точь как у Ваче. Но

особенно руки... Большие, как бы крестьянские, но в то же

время с длинными, тонкими пальцами. Руки художника

Ваче Турман Торели мог бы узнать из тысячи других рук.

Слепец чувствовал, что кто-то стоит рядом с ним. Он

сиросил, не поворачивая головы:

—

Кто ты?

—

Это я, Торели.— Выдержки больше не хватило у

поэта, и он упал около Ваче на колени и обнял несчаст¬

ного слепца.

—

Торели, Турман, неужели ты еще жив, бедняга? Ви¬

дишь, на кого я похож! Зачем мне жить, зачем ходить по

земле, если я не различаю ни тьмы, ни света, если я не

вижу и людей. Несчастный я человек.

—

Твое счастье в том, что ты ничего не видишь, Ва¬

че! Ты не видишь нашего разорения, нашего позора, не

видишь ужасных развалин на месте прекрасного Тбилиси.

Ваче смутился и замолчал. То же самое, почти слово

в слово, сказал ему и Гочи Мухасдзе несколько лет назад.

650

Видно, и правда страшно теперь смотреть на Грузию, если

вот уже второй человек позавидовал участи слепца. В от¬

вет на мысли Ваче Турман снова горестно заговорил:

—

Хорошо, что ты не видишь опустошения, царящего

вокруг. Хоть бы и мои глаза пе глядели на все, что я вы¬

нужден видеть.

—

Ничего, Грузия вновь встанет из пепла, отстроится,

расцветет. Раны ее заживут.

—

Кто знает, придется ли увидеть даже потомкам на¬

шу страну в таком величии и блеске, как посчастливилось

нам с тобой, Ваче.

До Грузии доходили слухи один невероятнее другого.

Кто говорил, что Джелал-эд-Дин убит монголами, кто гово¬

рил, что он покончил с собой, кто утверждал, что монголы

схватили султана и теперь он у них в плену, кто доказы¬

вал, что султан бежал в Багдад и теперь вместе с халифом

они собираются поднять весь мусульманский мир на вой¬

ну с монголами. Некоторые говорили, что Джелал-эд-Дин

сидит ие то в Хлате, не то в Арзруме, что он собирает но¬

вое войско для войны с монголами, а также для нового по¬

хода на Грузию.

Слухов было много, правды не знал никто. Правдой

было пока что только то, что все хоремзийцы вдруг по¬

спешно покинули Грузию, так что на всей грузинской зем¬

ле вдруг не осталось пи одного хорезмийца. Грузинам

только этого и было нужно. Не все ли равно, где, в каком

городе или краю умрет ненавистный Джелал-эд-Дин?

Страна освободилась от нашествия, страна вздохнет те¬

перь полной грудью, снова наладится мирная жизнь.

Так думали все грузины. Плохо то, что так думали и

те, кому полагалось бы думать о будущем страны, о ее

спасении, о ее защите от нового, еще более страшного

врага. Только самые дальнозоркие и умудренные из них

понимали, что, как ни странно, уход с исторической сцены

Джелал-эд-Дина не на руку Грузии. Следом за Джелал-

эд-Дином шли монголы. И какие бы несчастья ни нес Гру¬

зии султан, все же для нее было бы лучше, чтобы он как

можно дольше сопротивлялся монголам, обескровливая их

и сам истекая кровью.

Так думал и Торели, хотя он видел своими глазами

ночное бегство Джелал-эд-Дина и сомневался, что султа¬

651

ну удалось спастись. Нот кто его знает, та судьба, которая

вырвала его из рук врагов на берегу бушующего Инда,

может быть, помогла ему и на этот раз.

В Грузии между тем быстро налаживалась мирная

жизнь. Повсюду распахивали поля, сажали виноградные

лозы, строили мосты, расчищали площадки, чтобы закла¬

дывать новые дома.

Каменщиков и плотников не хватало — они были на¬

расхват. Впрочем, каждый становился плохим ли, хоро¬

шим ли каменщиком и плотником, чтобы скорее воз¬

вести стены, устроить кровлю над головой, развести очаг.

По Грузии вновь потянулись караваны со всех концов

света. Почти сразу же появились разнообразные товары, но

стоило пока все очень дорого. Караванщикам приходилось

путешествовать большими партиями и нанимать много¬

численную вооруженную охрану. Да и не решались они

заезжать слишком далеко.

Один караванщик, только что прибывший из Арзрума,

нашел Торели и, уединившись с ним, тайно передал ему

письмо от Мохаммеда Несеви.

«Когда ты получишь это письмо,— писал бывший на¬

чальник канцелярии н летописец Джелал-эд-Дина,— тво¬

его покровителя и друга Мохаммеда скорее всего не будет

в живых. Как мне горько, что великий аллах не услышал

моей молитвы и не пресек мой жизненный путь раньше,

как просил я его об этом. И вот я сделался очевидцем

ужасных событий, о которых тебе пишу. Кроме того, за

мои тяжкие грехи аллах не дал мне возможности продол¬

жить летопись великого и доблестного Джелал-эд-Дина.

Помнишь, в час нашего расставания, когда моя жизнь

висела на волоске, я вручил тебе один список моей книги,

дабы мои труды дошли до потомства. Но колесо судьбы по¬

вернулось иначе. Сам я пока что жив, тогда как возвышен¬

нейшего и благороднейшего среди всех людей, избранного

богом человека, по сравнению с которым я и все мы> остав¬

шиеся в живых, лишь дорожный прах, этого человека не

пощадила злая судьба. Аллах, без ведома которого не

падает и волос с головы человека, лишил жизни того, кто

был смыслом моего жалкого и недостойного существова¬

ния, всех моих бессонных трудав. Лишив жизни Джелал-

эд-Дина, аллах тем самым поставил предел и моей летопи¬

си. Хотя более справедливо было бы лишить жизни меня,

устроив так, чтобы султан продолжал жить на земле, а

652

кто-нибудь другой продолжал бы за меня описание его

трудов и подвигов.

Но мы, бедные, смертные люди, не можем проникнуть

в сокровенный смысл воли аллаха. Я не знаю, зачем он

оставил меня в живых, но я должен, покорный его воле,

Елачить свое существование на земле до последнего вздоха