нежели делать. Об одном только прошу, святой отец, бу¬

дешь писать, гляди на все мои дела и свершения, помня,

что и я старался быть бескорыстным и честным».

Несчастный замолчал. После полудня ему стало еще

хуже. Ни лекари, ни лекарства ему уже не могли помочь.

Мы его соборовали, и при заходе солнца он скончался.

—

В чужом бою каждый мудр,— как эхо повторил То¬

рели народную мудрость, когда Павлиа кончил рассказы¬

вать про Мхаргрдзели,— так он и сказал?

—

Да, так и сказал. И, признаться тебе, дорогой Тур¬

ман, после разговора с Мхаргрдзели охладел я к своей ле¬

тописи, не лежит душа и не поднимается рука. Только по¬

думай: великаны с львиными сердцами кидают друг на

друга несметные полчища. Побеждает то один, то другой.

Иные рассеиваются в прах, иные торжествуют победу.

А какой-нибудь калека, ничтожный калека, вроде меня, ни

разу в жизни не державший меча, не познавший его остро¬

ты и тяжести, берется судить об их делах. В тишине мо¬

настырской кельи он разбирает, кто прав, кто виноват, и

выносит им приговор. Бумажный червь судит львов, орлов,

тигров, богатырей. Разве не смешно, если я буду копаться

во всем, что сделали Мхаргрдзели и Ахалцихели, и вынесу

их деяния на суд потомков уже со своим приговором, в

который потомки, безусловно, поверят.

—

Всегда было так. Одни писали историю своей стра¬

ны боевой саблей, другие пером. Потомки по достоинству

оценят и того и другого. Горе таким, как я, кто не сумел

послужить отчизне ни пером и ни саблей.

—

Ты не можешь этого сказать про себя, дорогой Тур¬

ман. Ты как раз владел и тем и другим.

г— А что толку! Где плоды моей службы? Разоренная

страна, утраченное могущество, ослабленная власть царя.

—

Это не только твоя вина. Виновато целое поколепие.

Что мог поделать ты один, Турман Торели.

—

В том-то и дело, что я принадлежу к поколению,

которое будет проклято потомками в бесчисленных коленах

наших родов. Ярмо, приготовленное дедами, всегда нами¬

нает шею внукам.

646

Наступило печальное молчание. Оба собеседника были

согласны с тем, что говорилось о судьбе Грузии. Наконец

Торели спросил:

—

Мхаргрдзели умер, кто же теперь амирспасалар?

—

Аваг Мхаргрдзели наследовал должность отца.

—

Как?! Аваг Мхаргрдзели — амирспасалар? Этого не

может быть, он мой друг, я его хорошо знаю. Правда, он

честен, но беззаботен и беспечен. Он изнежен, он любит

развлеченья. Не этими качествами подобает обладать амир-

спасалару. Аваг совсем не подходит к этой роли.

—

Увы. Царица назначила его амирспасаларом как

прямого наследника Иванэ.

—

Наследовать могут одни цари. По наследству могут

передаваться казна, драгоценные камни, но для верховного

командования всеми войсками Грузии требуются качества,

которые никому нельзя передать по наследству. Поэтиче¬

ский дар не переходит от отца к сыну. Точно так же и та¬

лант полководца. Разве нельзя было пожаловать осиротев ¬

шего Авага какой-нибудь иной должностью при дворе,

если уж царице хотелось оказать ему милость. Разве мало

военачальников, достойных получить амирспасаларство?

Тут ведь судьба страны.

—

Он сам умолял царицу.

—

Мало что умолял. Давид Строитель, царь царей,

учил, что выбирать визирей государь должен по уму, по

мужеству, по опыту. Если царь не может назначить себе

визиря и передает эту должность по наследству, значит,

он сам не уверен в своей силе. Захария и Иванэ Мхаргр ¬

дзели были крупными деятелями Грузии, но в то время,

как они воевали, проливая кровь, их сынки Шамше и Аваг

развлекались, охотились, пировали, нежились в объятиях

красавиц. Разве могут сыновья, привыкшие к беспечности,

взвалить себе на плечи бремя, которое несли их отцы,

разве они могут понести его дальше? Нет, Павлиа, чтобы

править страной, нужна разумная, трезвая голова, нужна

железная рука, иначе все рассыплется, как игрушечный

домик из дощечек.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Чем ближе подъезжал Торели к Тбилиси, тем сильнее

он волновался. Торели заранее знал, что он увидит на мес¬

те Тбилиси, той прекрасной грузинской столицы, которую

ему пришлось покинуть семь лет назад.

Канцелярия Несеви всегда передвигалась по следам

Джелал-эд-Дина и его войска. Поэтому Торели представ¬

лял себе, что такое разрушения, произведенные хорезмий¬

цами.

Он вспоминал все любимые уголки Тбилиси, воображе¬

ние рисовало ему их лежащими в руинах, в золе и пепле,

и сердце поэта сжималось о г тоски и боли. Он знал из

расспросов очевидцев, что нет больше плавающего дворца

Лаши в Ортачале, нет новых палат царицы Русудан, нет

нового моста через Куру, который был украшенршм города.

Все-таки теплилась надежда, что, может быть, хоть что-

нибудь уцелело, пусть ие столь величественное и знамени¬

тое, как царские дворцы и палаты, но близкое и дорогое

его сердцу. Но и эта надежда становилась все слабее, по

мере того как сокращалось расстояние до любимого города.

В пригороде Ортачала Торели остановился у того места,

где раньше был дворец Лаши. Этот дворец был сделан из

камыша н плетеных циновок, он был построен ка плотах

и поэтому всегда покачивался, как лодка. Из дальних во¬

сточных стран выписал Лаша искусных мастеров, и они

под наблюдением самого царя пять лет сооружали этот дво¬

рец. Здесь, в своем плавучем дворце, Лаша любил отды1

хать, здесь же устраивались пиры. Торели тоже немало

дней и ночей провел в сказочном дворце Лаши, слава о

благоустройстве и роскоши которого гуляла далеко за пре¬

делами Грузии.

Когда Джелал-эд-Дин взял Тбилиси, то тбилисские

персы первым делом привели победителей к этому дворцу.

Чем можно было удивить сына хорезмшаха, владевшего

всем Востоком? Джелал-эд-Дин, повидавший множество

648

дворцов, храмов, мавзолеев в далеких и близких городах,

все-таки был поражен, когда увидел дворец Лаши. Долго

глядел он иа эту дорогую, покачивающуюся на волнах

игрушку, обошел все залы, опочивальни, подивился изо¬

бретательности строителей и утонченности вкуса заказчи¬

ка, наконец обратился к своим визирям и сказал:

—

Это не для меня. В таком дворце жить только изне¬

женным царям. Раскиньте мне мой походный шатер, и я

буду спать в нем, как подобает воину и предводителю

войск.

После Болнисской битвы разъяренный Джелал-эд-Дин

приказал сжечь дворец Лаши. И все, что так кропотливо

возводилось в течение пяти лет, сгорело чуть ли ire за одну

минуту.

Теперь на Куре по-прежнему покачивались одни толь¬

ко почерневшие плоты, на которых стояло некогда, может

быть, самое удивительное сооружение на всем свете.

При въезде в Тбилиси Торели слез с коня и теперь шел

пешком, ведя кои я иа поводу. И справа, и слева, и всюду

стояли скелеты домов с закоптелыми стенами, с пустыми

провалами окон. Караван-сараи, мастерские ремесленни¬

ков, лавки торговцев были начисто стерты с лица земли. От

берега Куры и до подножия гор ие было видно ни одного

дома, которого так или иначе не коснулись бы пожар и раз¬

рушение. Кое-где виднелись наспех отремонтированные

дома. Видимо, хорезмийцы это сделали для себя. Но теперь

и эти дома пустовали.

Увидев Метехскую скалу, Торели остолбенел. У вели¬

чественного собора был снесен купол, стены его обгорели.

Почти ничего не осталось от дворцов Георгия III, Тамар,

Лаши и Русудан. Стоял только дворец Давида Строителя.

Но и то без крыши и весь выгоревший внутри. Огонь не