Но, как назло, берега проплывали обрывистые, мрачные, неудобные для высадки. А солнце уже зашло.

В одном месте на широкой излучине реки показался крошечный песчаный островок. Мы направились к нему, думая разбить на нём палатку и переночевать.

Здесь оказалось так мелко, что лодка ткнулась в отмель, не дойдя до островка метров 12—15. Да и островок был такой махонький, что даже для палатки на нём не было места.

Тогда мы решили переночевать прямо в лодке. Для нас это было не ново. Лодка наша всегда в полной исправности, не протекает, всё в ней приспособлено для подобного случая.

Я достал корзину с продуктами, кружки и чайник, вылез из лодки и пошёл на островок, а Борис оттолкнулся и поехал к берегу набрать для костра хворосту. Наскоро покончив с едой, мы разобрали всё в лодке по своим местам и устроили на дне её отличную постель.

Чтобы лодку не снесло течением, пока мы будем спать, втащили её ещё немного на отмель и на всякий случай закрепили на якоре.

Над рекой быстро поднимался туман. Сначала он затянул берега, и сквозь него видны были только верхушки прибрежных деревьев. Но вот и они стали заметно бледнеть и наконец совсем скрылись. Небо, и земля, и вода сравнялись: всё закрылось плотной белой пеленой тумана.

Боясь намокнуть, мы накрылись сверху непромокаемой халабудой и подоткнули её по бортам, чтобы нигде не проникала сырость. Алюминиевая окраска халабуды тоже сравнялась с туманом, и теперь, лёжа в лодке, мы не видели ни одного предмета, ничто не выделялось в общей плотной массе тумана. Только у самого подбородка был виден край этой серой накидки, и казалось, что мы находимся в каком-то необычном, сказочном мире, что даже под нами нет ни воды, ни твёрдого песчаного дна и кругом только плотный, тягучий туман.

И ни одного звука, ни одного всплеска! Всё потеряло свою реальность.

Мы даже говорить стали почти шёпотом.

Заснули мы незаметно. Мне снились какие-то нелепые сны.

Проснулся я от лёгкого шума, нарушившего окружающее нас безмолвие. Сначала я слышал эти непонятные звуки сквозь сон. Они становились всё громче и громче. Но откуда они доносились, понять было невозможно. Наконец я окончательно проснулся, открыл глаза и... весь похолодел от страха: прямо надо мной были чьи-то огромные вытаращенные глаза... Я рванулся, хотел вскочить, но стукнулся лбом обо что-то мягкое и отлетел обратно на подушку.

В ту же секунду раздался дикий, истошный женский вопль, его подхватили какие-то другие голоса, что-то зашумело, зашлёпало по воде, раздался всплеск, словно что-то большое грохнулось в воду.

Борис вскочил и, уставившись на меня, только и твердил одну фразу:

— Что такое? Что такое?

Я ничего не мог ответить и только бессмысленно вертел головой, пытаясь понять, с какой стороны несутся эти вопли и откуда взялись те, с глазищами, которые стукнули меня по лбу.

Теперь шум удалялся, становился всё тише, и я понял, что это кто-то бежит по воде, а кричат какие-то люди.

Скоро крики замерли, и только издалека был слышен треск и шум, какой бывает, когда кто-то без разбора пробирается сквозь густой кустарник.

— Что с тобой? Что случилось? Чего ты кричал? — тревожно спрашивал Борис.

— Да я и сам не знаю! Проснулся я, взглянул, а надо мной чьи-то огромные глазищи. Я хотел подняться, да как стукнусь лбом, кто-то как завизжит на разные голоса!

— А чего же ты сам-то кричал?

— Да я вовсе и не кричал!

— Ну да, не кричал! Ты орал! Орал как зарезанный, как ишак!

— Это не я, это тебе спросонок показалось, что я. Орали другие. Слышал, как они убегали? Только что они здесь делали? Зачем их принесло ночью, да в такой туман, на реку? А что я спросонок немного испугался— это верно. Ты бы и сам испугался! Открываю глаза и вдруг вижу прямо над собой чьё-то лицо. Да и не лицо, а только вытаращенные огромные гляделки да вместо носа какая-то пуговка. Больше ничего и не было видно. Смотри, какой туманище! А кричать — не кричал. Это ты уж зря!

Борис долго подтрунивал надо мной, приставал с глупыми расспросами: блондинка или брюнетка была русалка, а глаза у неё были серые или зелёные, а волосы были как причёсаны — по-модному или она была с распущенными космами?

— Это она тебя утащить хотела, думала, что ты красавец писаный, а как наклонилась да увидела твою небритую физиономию — испугалась.

И всё в таком же роде. Не скоро он от меня отцепился!

Конечно, мы уже больше не могли заснуть и долго продолжали обсуждать происшествие, делать различные предположения о том, откуда взялись наши «русалки» и что они делали на реке ночью в тумане?

Когда стало всходить солнце, туман заклубился и начал понемногу рассеиваться.

Борис встал, поднялся в лодке, взглянул на меня и засмеялся.

Мы отплыли от места ночлега довольно далеко. Было уже около двух часов дня. Ловля была сегодня удачная, мы досыта наловились и теперь направили свою лодку под густую тень обрывистого берега, чтобы отдохнуть в прохладе.

Когда мы подплыли к берегу, то увидали там в кустах рыболова с поплавочной удочкой. Мы поздоровались, как водится, справились, хорошо ли клюёт, вышли на берег, ну и, конечно, разговорились. Он рассказал нам, как этой ночью шумерлинские девчата ловили на реке бреднем рыбу и наткнулись на лешего.

— Он весь как серебряный, а морда у него чёрная, страшная, вся волосами заросла. Аришка Прохорова как увидала его, так сразу и сомлела. Хотела бежать, а ноги так и отнялись. Она как закричит, а леший-то как ей стукнет чем-то по носу — у неё аж искры из глаз посыпались! Все перепугались, бросили бредень и такого дёру дали, что не помнят, как их и ноги на берег вынесли! Через кусты, без дороги до самой деревни без оглядки бежали.

КАК ПИСАТЕЛЬ СТАЛ РЫБОЛОВОМ

На заволжских озерах (сборник) _50.jpg

Как велика страсть к рыбной ловле, об этом и писалось и говорилось уже очень много. Правда, чаще всего об этой страсти говорят с улыбкой, снисходительно, и говорят не сами рыболовы, а те, кто этой страсти не подвержен. Настоящие рыболовы просто любят своё тихое, безобидное увлечение и делятся своими радостями, успехами и неудачами только с такими же одержимыми, понимающими и сочувствующими слушателями-рыболовами. А таких ведь немало, и с каждым годом «племя рыболовов» становится всё многочисленнее и многочисленнее. И, что всего удивительнее, увлечение рыбной ловлей иногда приходит совершенно внезапно, и приходит к человеку, который до этого момента был «вполне нормальным» и не раз смеялся над увлечениями рыбной ловлей.

Мне рассказал один знакомый художник-рыболов, как он вместе с таким же рыболовом уговаривал своего друга, известного писателя, поехать с ними на рыбалку. У писателя была машина, а рыболовам уж очень хотелось поехать в машине. Как только они ни уговаривали писателя, ничего не действовало! Наконец они сказали ему прямо:

— Какая тебе разница, где сидеть вечер и где проспать ночь. Мы обещаем тебе даже не разговаривать при тебе о рыбной ловле. Возьмём лодку и поедем, а ты сиди себе и пиши, гуляй, читай, спи, что хочешь делай! Никто тебе мешать не будет. А нам просто надо поехать туда на машине, понимаешь? Ну и чёрт с тобой, поедем без тебя на поезде!

Видимо, писателю не хотелось огорчать своих друзей, и он наконец согласился.

Как только они приехали на место, рыболовы взяли из машины своё снаряжение, сели в лодку и, прежде чем оттолкнуться от берега, ещё раз — ради вежливости — предложили писателю поехать с ними.

— А может быть, тебе придётся когда-нибудь писать юмористический рассказ о рыболовах. Вот живые наблюдения тебе и пригодятся.

Писатель минутку подумал и молча сел в лодку.

Когда рыболовы закинули свои удочки, они сунули одну в руку писателя. Он взял её с видом жертвы дружеского долга и нелепо, словно кнут, стал держать её. Через минуту рыболовы смотрели только на свои поплавки, а о писателе совсем забыли. Вдруг они услыхали какой-то хриплый, испуганный шёпот: