134. «Я у стола, непризнанного Богом алтаря…»
Я у стола, непризнанного Богом алтаря,
Где ум сгорал и сердце в муках задыхалось,
В бореньи изнемог… Скончалась ночь. Горит заря.
И ветр в окно летит. Метет крылом усталым.
Убить себя? Иль в лавку побежать за табаком —
Не разберу. Дышу… Дышу… И засыпаю!
Но сердце вновь: как стану жить людским, незрячим днем?..
И слышу плеск и вижу взлет воздушной стаи.
Взлететь? О, если б можно вздыбить лоно бытия
И разбросать судьбы бесчувственные звенья!
Но ты, судьба, не можешь быть иною. Ты — земля.
И в мудрости всеутишающего тленья —
И смерть и жизнь, две тени без лица, подруги две
Объемлют мир, в моей сдружились голове,
Толкаемой, как все, к суровому пределу.
И служат общему досмысленному делу.
135. «О, тишина, о, веянье миров…»
О, тишина, о, веянье миров,
Давно померкших и гонимых
Пустот зиянием. Шатание гробов
В провалах бездн неисчислимых.
Ни шороха, ни мысли, ни лица…
Круженье или тень круженья.
Безликой тьмы — без меры — без конца
Безликое предназначенье.
Но где-то там — нигде и никогда —
Сквозь мрак гробов бежит мерцанье,
Но где-то там — нигде и никогда —
Мечта влачит существованье.
И снятся ей цветущие миры,
Дневных лучей ликующее благо
И зори тихие… Извечный сон зари
Над тьмы безмерным саркофагом.
136. «Я сердце нежностью великой…»
Я сердце нежностью великой
Обременил. Закрыл глаза.
С ночного горестного лика
Скатилась черная слеза.
И вновь, и вновь дурман клубится
В моей душе, в чужой стране.
Неповторимое мне снится,
Свиваясь музыкой на дне.
И там на дне — в теплице боли, —
В плотском предчувствии глухом,
Какая глубина неволи
За неразгаданным стеклом!
Но меркнет, остывает тело.
Восходит день, и не пойму,
Чего оно во тьме хотело,
Зачем противилось уму.
137. «Черней твоих воскрылий нет…»
Черней твоих воскрылий нет.
И взгляда нет темней.
И как загадочен привет
Влюбленности твоей.
Целуешь шторы у окна.
Испепеляешь дверь.
Всегда одна… Обречена…
Всегда в кругу потерь…
И в час вечерний, час немой,
Ложишься ты у ног,
Чтоб, позабывшись над тобой,
Я встать уже не мог.
138. «Я ждал тебя. И вечер лег…»
Я ждал тебя. И вечер лег
Молчаньем у порога.
В окно дышал безликий Бог.
Цвела моя тревога.
Широкодумным взмахом крыл
Взошла душа ночная.
Я книгу мудрую открыл,
В пыли луча читая.
Мне стала явной глубина
Печали и познанья.
Любовь всегда обречена.
Любовь всегда посланье.
139. «В провале тьмы тугая огненная нить…»
В провале тьмы тугая огненная нить —
Пронзает свист ночное тело леса.
То птице велено тревогой сторожить
Всё то, чему нет имени и веса.
Как лес ночной — душа… Кто отличит волну,
Дрожащую в ущельях тьмы безликой?
Я дрожью сердца воскрешаю тишину,
Дневного шума заглушаю крики.
140. «Туда, туда, в безликий тлен…»
Туда, туда, в безликий тлен,
Избыть столикой жизни плен.
Избыть себя, свой дух, свой прах,
Свою истому, боль и страх.
Избыть обеты, робость зорь,
И маму детских лет, и корь, —
Свою болезнь за полумглой,
Свою мечту, что за стеной
Весь мир узором оплела
И кладом в тишину легла.
141. «За окном, прободая кусты…»
За окном, прободая кусты,
Незаметная вьется дорога.
Я уйду из своей пустоты,
Я уйду из звериного лога.
Это жуткое тело мое,
Плотское души одеянье,
Я оставлю… И сбудется всё,
Что не сбылось в телесном скитаньи.
142. «Великая радость во мне…»
Великая радость во мне.
Великая нежность. Без злобы
Стихаю в преддверии гроба.
Что было, всё было во сне…
Великая радость во мне.
Протянуты руки вдоль тела.
Как жертвенный плод, ты созрело
В тяжелой своей глубине —
Великая радость во мне.
О, ночь!.. Только ночь без просвета.
Не надо ни мук, ни обета,
Ни звездного чуда в окне…
Великая радость во мне.
143. «Ты вся зеленая, крепчайшая весна…»
Ты вся зеленая, крепчайшая весна,
Испившая все буести пространства.
Но сердце жжет пустынная страна
Несбывшихся и невозможных странствий.
Ты — тело юное… Горячая трава…
О чем поют два трепетных уродца?
Сокрылись глубоко и там видны едва
На дне, в окне, светлейшего колодца.
О нежности… Когда, как гимн, жестокость
И в порах тела — ливни и грома.
О вечности… День всходит быстроокий,
Мгновенный день… А вечность — смерти тьма.
Гори! Горчайшей не проси пощады!
О казнях вспоминай! О, вспомни душный крик,
Сгоравших на кострах… и ту прохладу,
Когда, теряя кровь, бледнеет гордый лик.