Изменить стиль страницы

В питомнике возле озера работой руководит ученый-зоолог Владимир Александрович Шило — брат того Шило, что создал зоопарк в городе. Братья часто встречаются, обсуждают стратегию размножения птиц в питомнике, анализируют удачи и неудачи. И есть тут «няня» для дикуш и всех обитателей птичника — Светлана Климова. Ее дело — вовремя всех накормить, обеспечить покой, запасти летом на корм разных ягод и душистых венчиков разнообразных трав и хвою. Начинала Светлана ухаживать за животными в Новосибирском зоопарке, и особенно нужной ее заботливость оказалась в этом питомнике.

Со Светланой и Владимиром Александровичем мы обходили убежище, где живут и гнездятся редкие птицы. Светлана поправляла ширмы из камыша, чтобы «женихи» не ярились, видя по соседству соперников. Светлана разносила и клала в клюв каждой птицы «витаминный пирожок на ночь». «Уход за ними нужен как за детьми — тогда и получишь нужные результаты», — объяснял мне за чаем младший из братьев Шило.

Полное собрание сочинений. Том 23. Лесные жители _79.jpg

У входа в питомник.

Фото автора. 15, 22 мая 2008 г.

Болотный король

(Окно в природу)

«Сапожник напивается в стельку, печник — в дымину, плотник — в доску, железнодорожник — в дрезину», — веселил меня по дороге в городок Кимры Валентин Николаевич Шуваев — охотовед окраины тверских земель. «А вот еще говорят: напился в дупель… С чем это связано?»

Охотовед задумался: «Возможно, замешана тут охота. Есть птица дупель, немцы называют ее «двойной кулик» — быть может, присказка предполагает, что кто-то выпил в два раза более нормы». Так в машине возник разговор о таинственных дупелях, которых на засушливых землях Воронежской области я не видел ни разу.

«Их и на мокрых землях редко увидишь. Этот «болотный король» активен ночью».

И сразу я вспомнил апрельскую ночь вблизи Переславля-Залесского. В шалаше мы ждали появленья тетеревов. Была еще ночь. Темное небо осыпано звездами, а таинственное пространство луга одето в туман. Но воздух наполнен был множеством звуков. С трубными криками пролетели невидимые журавли, монотонно и глуховато звала кого-то неведомая птица. Но более всего волновало странное мелодичное стрекотание в темноте. Звуки похожи были на треск капелек масла, падавших на множество раскаленных сковородок. «Что это?» — толкнул я лежавшего на еловом лапнике егеря. «Дупеля. Дупеля токуют», — ответил он шепотом. С того раза я часто вспоминал дупелей. Помечал карандашом строчки в книгах, где о них что-нибудь говорилось, расспрашивал охотников. И постепенно болотный кулик вырос для меня в загадочное существо, увидеть которое не удавалось.

Среди пернатой дичи особо ценится четверка похожих друг на друга куликов: дупель, бекас, гаршнеп и вальдшнеп. Поэтична охота на длинноклювых этого семейства, и отменно вкусна эта «красная дичь». Добыча невелика — без перьев она с кулак, маленький гаршнеп даже с детский кулак. Было этой дичи когда-то поразительно много. И главная часть ареала замечательных куликов приходилась на пространства России. Но все на земле убывает. Во всех странах охоту на дупелей запретили. У нас на токах она тоже запрещена. Можно лишь осенью, в пору бабьего лета, добыть несколько дупелей, охотясь с собакой. И есть охотники, предпочитающие эту «мелкую дичь» гусям или утке.

В старину мужик-охотник на дупеля патрон жалел, но помещики ценили охоту на болотную дичь выше всякой другой. Упоминание дупелей мы находим у Тургенева, Аксакова, Пришвина. А Некрасов писал: «Вчера, утомленный ходьбой по болоту, забрел я в сарай и заснул глубоко».

Почти всех куликов отличает тонкий и длинный клюв. Это значит, что птица свой корм добывает, как шилом, в земле, причем податливой, мягкой — на болотистых островках, на заливных лугах возле речек. Собирают кулики на поверхности всякую мелочь — слизняков, насекомых, но девяносто процентов их пищи составляют земляные черви, которых они не только мастерски извлекают, но и хорошо чувствуют близость их длинным своим «пинцетом».

И самих куликов охотник ищет там, где добыча их кормится и гнездится. Обычно это болото и заливные луга. (Лишь вальдшнеп живет в древесных зарослях, за что и зовется лесным куликом.) Повадки у родни, названной «красной дичью», разнятся. Вальдшнеп токует, когда снег еще местами белеет и лес еще не покрылся зеленым дымом ранней листвы. Ток вальдшнепов называют тягой — брачный полет кулика (тяга) проходит опушкою леса, руслом ручья, просекой, цепочкой кустов. Тут с замиранием сердца охотник слушает «хорканье» и «цырканье» длинноносого летуна, зовущего самку. Когда она, подскочив кверху, отзывается на призыв, вальдшнеп немедленно к ней пикирует. На этих пролетах и ждет знаменитого кулика выстрел. Добыча для охотника не бывает богатой, но парочка птиц, не сумевшая уклониться от дроби, наполняет радостью сердце стрелка. Бекасы токуют днем над болотом у всех на виду. Но тут стрелок чаще всего «дупеляет» (мажет) — полет у бекаса скорый и верткий. Пикируя сверху вниз, он «блеет барашком» — звук издают упругие перья хвоста. Пребывающим на болоте даже и без ружья токованье бекаса дарит много счастливых минут. А охотнику, подстрелившему птицу, друзья разрешают на шляпе носить перышко кулика и называться снайпером, то есть метким стрелком. («Снайп» по-английски — «бекас».)

Дупеля же токуют ночью. Не в одиночку, а подобно тетеревам собираются иногда немалым числом в строго определенном месте. И, начав игрище в сумерках, ведут его до рассвета. Привязанность дупелей к своим токовищам поразительна. Они находят их после прилетов с зимовки в Африке (шесть тысяч километров пути!) и не меняют по многу лет. Известен случай, когда дупеля пятьдесят весен подряд слетались на ток, представлявший собой пятачок земли на болоте. (Подобную привязанность к месту весенних игрищ наблюдают также у глухарей.)

Ночное поведение дупелей на току беспечно. Они близко могут подпустить к себе человека, а взлетев, скоро опять возвращаются. Тетеревов может напугать неожиданное появление на току шалаша, дупелей же засидка охотника не пугает, вот почему стрельба на дупелиных токах всюду запрещена. И всегда тока берегли, старались места их не разглашать. Писатель Соколов-Микитов пишет, как отцу его, управляющему лесным имением купца, владелец его наказывал: «Делай в лесу что хочешь. Однако настрого запрещаю: не смей охотиться на дупелином току и никого на ток не пускай. Если нарушишь наказ, не обижайся — немедленно прогоню». Долго терпел запрет добросовестный управляющий. Но в каком-то году интереса ради сходил на ток и парочку птиц подстрелил. Об этом хозяину кто-то сразу донес. И немедля был нарушитель наказан — получил письмо хозяина с уведомленьем, что не находит возможным держать управляющего на службе.

«Тока с сотней птиц сегодня можно увидеть разве что где-нибудь в вологодских или архангельских землях. Но кое-что осталось и у нас на тверских…» — просвещал меня Валентин Николаевич, двигая свой вездеход по бывшему пастбищу у болотца. Скрадок из воткнутых в землю прутьев и накрытых маскировочным полотном мы поставили в нужном месте за десять минут, уселись в нем и стали ждать. Когда закатное красное солнце коснулось лесного зубчатого горизонта, я вдруг услышал знакомый мелодичный треск дупеля. Ему откликнулся другой в стороне. А когда солнце скрылось и стало смеркаться, на травяную площадку перед скрадком словно кто бы камни стал швырять — со всех сторон, сверкая белой каемкой хвостов, высадился целый десант дупелей. Их было более двух десятков. Птицы резво перебегали, как бы охотясь друг за другом, и довольно громко потрескивали.

Таинство тока открылось, когда на светлевшей плешине луга можно было разглядеть лишь темные силуэты птиц. Они носились туда и сюда скачками, а «сковородный треск масла» заполнил пространство метров на двести вокруг.